Фотограф Анна Шепелёва

Фото на обложке Алексей Шепелёв

© Алексей А. Шепелёв, 2023

© Анна Шепелёва, фотографии, 2023

ISBN 978-5-4474-0828-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Книга эта, по сути, настоящий нон-фикшн, поскольку всё в ней описанное, не плод вымысла. Провинциал в столице, покорение Москвы – вечная тема…

Первоначально я хотел написать серию очерков или репортажей, с идеей максимально просто зарисовать и изложить то, что, переехав в мегаполис, видел и испытал сам. Эксперимент in vivo – на собственной шкуре, «включённое наблюдение» вынужденного антрополога. Но в процессе работы писательская привычка к оптике романиста тоже пригодилась, а местами даже и возобладала, хотя для меня самого получившееся произведение всё же мемуары, записки «с натуры», а не роман. Занимательность и ирония пробились, как мне кажется, вездесущими ростками даже чрез железобетон и такого материала, хотя повествовать пришлось, сказать честно, порой из самых глубин отчаяния.

У меня также не было желания, подражая авторам поднаторевшим, всяким блогерам, выдать, как сейчас это называют, книжку актуальную. К выборам столичного мэра или сразу после событий в Западном Бирюлёве, пред- или постковидную – с досужей критикой всего и вся… вроде того же, допустим, пресловутого Навального! Не правдорубы это «за народ», а игроки в напёрстки, пустозвонство. «Протесты», «пандемия», «транспортная проблема», «реновация», «модернизация», «оптимизация» – сколько слов «хороших»… Как художника меня всегда привлекало измерение психологическое, метафизическое, а злободневность и политика интересовали мало. Однако книга, которую вы держите в руках, создавалась в едином порыве «не могу молчать!», когда сама жизнь, что называется, заставила обратиться к насущно социальному.

Для большинства жителей необъятных просторов нашей страны столица – нечто далёкое и баснословное, многие ещё помнят её советский полумифический облик. Сегодня мы видим образ столицы лишь в кривом зеркале СМИ. Многие из описанных в книге проблем, мне кажется, попросту замалчиваются; нет описания – нет проблемы. То, что по телевизору или в блогерских отчётах кажется очевидным и подчас грандиозным, в реальности не так гладко, а то и вообще – пшик.

Вот одна из столичных картинок. Льёт дождь, мы с женой, промокшие, голодные, спешим в супермаркет. А около него навалено какого-то чернозёма, и всё это так и размывает… Наконец-то, прямо пред выборами, на месте отвратительной плешки в центре района спешно решились устроить парк – понавтыкав засохших ёлочек, а половину территории сдав под автостоянку! И вот тут – брезентовая палаточка и в микрофон распинается… Навальный! В переходе суют листовки: «будущий мэр», «большая поддержка избирателей», «наша альтернатива». Но на самом деле прохожих москвичей всё это почему-то интересует мало – человек сорок толкутся с зонтиками, да и те лишь видимость, как пузыри на лужах: на пару минут остановились поглазеть на телеперсонажа и надо дальше мчаться…

Интересует же их то, что происходит у них под окнами. Кто тут стоит с метлой и что делает, кто и что – у метро, в метро, в магазинах, на рынках, в парках и т. д. Как найти работу, какую, и как на ней потом ещё работать… Интересует это и «понаехавших», людей не праздных и с глазом незамыленным.

Идут годы, бегут прохожие, события приобретают выпуклость, иной масштаб, а воз и ныне там… Несмотря на буйный цвет блогов и соцсетей, обычный человек по-прежнему по-пушкински безмолвствует. Работяга, живущий в пятиэтажке под снос в спальной окраине, вряд ли возьмётся за перо, а если даже что-то и напишет, «нечто полуграмотное в своих «Одноклассниках», его вряд ли услышат, в блогосфере офисного планктона и «представителей креативных профессий» затеряются его нехитрые излияния. Если он, к примеру, и прорвётся «с наболевшим» на телеэфир, то не дадут ему связать двух слов, высказать, выкрикнуть – тут же заглушат профессиональной трескотнёй хорошо оплачиваемые спикеры.

В этом контексте личный опыт автора этой книги, возможно, примечателен тем, что принадлежит «персонажу» из самых, можно сказать, низов общества. Для так называемых людей деловых и успешных, созерцающих реальность из-за тонированного стекла джипа, конечно, вокруг совсем другая «дорогая моя столица». Даже знакомые писатели, как я ни прикидывал, гораздо более укоренены в бытии, чтобы их под самый корень «задолбала жизнь», вынудив написать нечто подобное!.. Пусть фактология и звучит довольно громко («работал в двух шагах от Кремля», «на одном из центральных каналов»), занятия я выбирал отъявленно «дауншифтерские», «не при галстуке»: с одной стороны, некуда было деваться, с другой же – это был сознательный эскапизм от «благородных» профессий, смежных с писательской – журналиста, пиарщика, криэйтора. И конечно, я хотел просто жить, не собирался ничего описывать.

Критиковать что-то с позиции здравого смысла, как я понял, предлагая рукопись книги журналам и издательствам, тоже занятие вызывающе неблагодарное. Если ты прямолинейно за власть или против неё, туполобо «за» приезжих или, допустим, «против» них – у тебя уже есть один сторонник… Особенно в эпоху патриотического панкреатита и глобалистской манной каши.

Посвящаю эту книгу жене Ане, разделившей со мной – иногда уже на грани всякого терпенья – все тяготы московского выживания.

Часть I. Москва и немосквичи

Глава 1. Гастарбайтер как полтергейст

Переехать в Москву нам помог некий чудесный, или чудной, случай, связанный, по словам хозяйки новой квартиры, с полтергейстом. Однако, чтобы с первых строк не настроить читателя на фривольный массово-литературный лад, опишем этот случай немного позже.

Уже в первое утро, часов в шесть, мы с женой поняли, какой истинный полтергейст отпугнул наших конкурентов, вернее, конкуренток. Прямо под окном нашего первого этажа, не намного больше, чем в метре от него, началась громкая возня: оказалось, именно здесь располагается вход в подвал, где не сказать, что живут дворники-гастарбайтеры, но держат свои инструменты, одежду и прочее.

Сначала идёт очень сильное погромыхиванее длинной железячиной, скобой с проушиной, на которой висит старинный навесной замок, сопровождаемое с утра не столь ещё оживлёнными переговорами на языке оригинала (если пришедший не один), а также почти непременными (но пока умеренными) звуками музыки из телефона – предположительно на том же языке… И дальше, после переоблачения в заветную оранжевую тужурку, начинаются длиннейшие телефонные монологи, сопровождаемые курением вонючих сигарет, а иногда и оригинальной ориентальной песенкой из второго телефона, с каждой минутой всё более оживляемые напором и каким-то весельем, и настолько, мы понимаем, увлекательные и затяжные, что абонент, судя по растрате средств, находится в соседнем подвале, судя же по интонации – в кишлаке почти на другом конце земли, причём у них явно уже полдень.

Хотя вполне может статься, что существует специальный тариф «гастарбайтерский», ведь как оказалось, наш пухлый молодой подоконный оратор не одинок, более того, кругом, буквально за каждым углом, на каждом шагу, созданы все возможные – и кажется, и невозможные – условия для подобной межконтинентальной говорильни и прочих видов необременительного труда и сопутствующего ему нехитрого отдыха.

Естественно, что поначалу и Аня, и даже я обращались к нашим говорливым, весёлым, темпераментным друзьям. Обращались чрез форточку и в очень вежливой форме. Потом в не очень… Но, наивные, мы не понимали ещё, куда мы попали, где мы сейчас живём!..

Но не будем забегать вперёд. Скажем только, что культурный шок, который мы испытали, это не ошарашенность провинциала от мегаполиса и столицы. Переехали мы не прямиком из провинции, а пять лет прожили в Подмосковье, практически еженедельно бывая «в городе», одно время даже тут работая – здешний порядок нам знаком и привычен, хотя даже при беглом взгляде ситуация год от года всё ухудшалась…

Впрочем, на полное осознание – насколько всё тотально, запущенно и неисправимо – хватило нескольких дней, наверное, как раз одной недели. Три года добавляют к этой реальности абсурда лишь отдельные штришки и мазки, и картина, как вы уже понимаете, не «Московский дворик» вырисовывается, и не «Взятие снежного городка», а что зимой, что летом всё больше на «Последний день Помпеи» сбивается, как будто до фотографического запечатления Брюлловым идёт уже отсчёт последних наэлектризованных мгновений. Остаётся только улыбаться какой-то гоголевской улыбкой…

Чтобы не повторяться с уместным нынче разве только на театральных подмостках словом «просьба», я написал: «НЕ НАДО ГОВОРИТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ ПОД ОКНОМ!» – и, обмотав скотчем, привесил картонку на стекло. Но и «не надо…», конечно же, слишком сложно, пришлось несколько раз перефразировать… И наконец, даже продублировать идиотское запрещение на узбекском, таджикском и кыргызском языках! Что послужило лишь стимулом для лингвистических упражнений прибегающих за угол или к подвалу по зову природы.

Понятно, что первый этаж (даже квартира №1!), коему я поначалу так обрадовался («жить на земле» и всё такое), сыграл тут с нами ту ещё шутку. Конечно, где-нибудь на двадцать четвёртом поднебесном ярусе время, может, и течёт, как пишут учёные, на какие-то супермикросекунды быстрее, позволяя новоявленным москвичам больше успеть, а так называемым коренным, пенсионерам из пятиэтажек «сносимых серий», прибавляя несколько секунд бесплатного долголетия…

Довольно скоро мы заметили, что все многообразные аудиовизуальные процессы, протекающие под стенами нашего пятиэтажного терема-теремка, даже на втором этаже заметны уже гораздо меньше. Особенно если поставить пластиковые окна, закрыть их наглухо и опустить жалюзи. Только один-единственный раз мужик из не задраенного иллюминатора над нашим на очень длинную трель гастарбайтера в самый неурочный солнечно-праздничный час очень невежливо выкрикнул (но опять же, что замечательно, без какой-то неполиткорректности). При этом знакомый нам пухлый весельчак-молодчик (не что иное, как дворник нашего дома) понизил громкость воспроизведения речи (с 94 до 48, если брать аналогию с телевизором), понизил темп, – а как бы и битрейт – с 320 слов в минуту до 160, и отошёл на два с половиной шажка.

Даже если бы он переговаривался с Австралией или Антарктидой, где совсем всё не так и люди, почитай, вниз головами ходят, я всё равно не понимаю, где набраться стольких впечатлений, тем и эмоций для бесконечных россказней-рулад! Не иначе как он ведёт прямой репортаж для какого-нибудь «Аул-Радио» или передаёт подробные данные о местном житье-бытье недалёким инопланетянам с далёкой Альфы Центавра!..

Пятиэтажка наша, что и говорить, при всей типичности этого жилья оказалась примечательной. Так называемая «лагутенковская хрущёвка», построенная по проекту деда известного рок-музыканта и давно уже предназначенная под снос. В постоянных переселениях и переездах немало пришлось повидать «жилья», но тут… Жить в такой однушке, надо сказать, вполне можно – и я даже не иронизирую: живал я и в «берлагах» из горбылей, и с «картонными» перегородками, и когда постелька «из окна», ночевал в различных сторожках…

Основой, так сказать, функциональной целостности проекта – или современного его использования – является центральное отопление. Точнее, его непрерывное использование весь отведённый отопительный срок. Иными словами, независимо от погоды (то есть в диапазоне температур от —минус тридцати пяти до плюс двадцати!) батареи жарят на всю, они раскалены так, что к ним не притронуться! За счёт этого, надо отдать должное, достигается решение основной задачи, актуальной – чтобы там не пели, заплетаясь, в одних телепередачах про какую-то модернизацию, а в других про высокие технологии и «умные дома» – и для XXI века: зимой в сильные морозы тепло. И это притом, что стены толщиной в полтора кирпича (38, кажется, см! а сначала я даже думал, что в один) – несколько странное создаётся ощущение, что проживаешь почти на улице.

Или как будто в каком-то аквариуме – всё кругом видно и слышно. В комнате два больших окна, одно прямо весьма большое (не то, где дворник с друзьями и музыкой), на кухне – удивительно маленькой! – тоже обычное. Таким окнам только бы радоваться!.. Если бы все они не были забраны железными прутьями: теперь в столице без этих решёток – у кого-то фигурных и крашеных, а у кого-то простых, один-в-один тюремных! – на первых, а то и на вторых жилых этажах не обойтись. Сомнительная безопасность, ради которой крайне опрометчиво для большого города нарушены правила пожарной безопасности.

Расстояние между стёклами в раме сантиметров пять! Такого я нигде не видел! Кое-что я всё-таки понимаю в кирпичах и рамах: самому приходилось участвовать в стройке в деревне. Вот, кстати, вспомним классические параметры крестьянской каменной избы, не нынешней тоже, а построенной, как, например, наша, в аккурат в то же время, что и лагутенковские коробки (ну, или у кого-то десятка на два лет раньше, традиционные пропорции не изменились). Стены, мало того, что в два кирпича, так ещё и с засыпью – засыпанным между этих двух кирпичных рядов утеплителем из сухого навоза, так что в итоге толщиною почти в метр; на зиму вставляются вторые рамы, с расстоянием от первых не менее четверти метра – за счёт воздуха, как ни странно, отличнейшие утепление и звукоизоляция, плюс окна в отличие от пластиковых всё же «дышат».

А тут, конечно, дышать-то они дышат (рамы все в каких-то болтах и железных культяпках, вывернутых и неподогнанных, замазанных закостеневшей краской, из-за чего плотно ничего не закрывается, а что надо не открывается), но при этом, как уже сказано, со всей округи «в гости будут к нам» каждое слово, каждый шаг, каждая вибрация. Квартира угловая, посему она идеально подходит для обозревания процессов, бьющих ключом не только непосредственно под окнами, но и в некоем отдалении. Плюс окна расположены поразительно низко от пола, подоконник чуть ли не на уровне колен, а пол практически совпадает с землёй на улице. По непонятным причинам пятиэтажка, в отличие от многих рядом, имеет на удивление низкий фундамент, из-за чего она сама выглядит какой-то приземистой, а уж из дома у нас вид как из подвала какого: не то, что сапожник, точая сапоги, на них же (сапоги) и смотрит, ничего вокруг за работой не видя, а модельеру или де Мольеру уж точно надоело бы на вечный маскерад и подиум пялиться!..

…И вот наш друг, прогромыхав щеколдой и замком, переодевшись и ещё раз прогромыхав, вытащил на свет божий (пока неясный и неяркий) свои инструменты: обычнейшую метлу из берёзовых прутьев (постоянно разваливающуюся и периодически чинимую) и некую тачку… вернее даже сказать, некие колёсья с некоей платформой, весьма напоминающие соответствующую колёсную основу от старого образца детской коляски, поржавевшую, без лишней амортизации и шин… На неё сверху ставится железное корыто (точнее, знакомая многим родившимся в Союзе оцинкованная ванна, тоже, можно сказать, детская); а у некоторых, вскоре мы узнали, самых продвинутых дворников-арбайтеров заменяется – в сухую погоду, по изобилующим мусором праздникам, а иногда и вовсе – огромной картонной коробкой, которую надо сначала под окном собрать…

Если метла, понятное дело, традиционное на Руси орудие данного сословия и ея, как писал тот же Гоголь, «отступить не можно», то таратайка сия, никак не удивлюсь, если является как-то официально вменённой на уровне правительства Москвы, управы, управляющей компании или ещё какого неведомого нам высокого всеуправляющего органа. Таковая, как известно наблюдательным простым гражданам (засаженным в бетонную каморку пенсионерам – прочим не до этого), имеется у каждого дворового труженика! Пройдись пешком – в каждом переулке-закоулке услышишь это средневековое дребезжание… Через какое-то время мы заметили, что у нашего появилась новая коляска – с ярко-синей крашеной рамой, с «обутыми» колёсами – словно «крутая тачка» у другой категории граждан, – но всё с тем же сказочно-археологическим корытом!

И вот он, установив ванночку или коробку от пылесоса, а в неё водрузив, что твоя ведьма в ступу, метлу, одной рукой вещая по мобильному, а другой управляя, движет всю эту систему во двор… вернее, в подведомственное ему пространство… (Пространство это, как мы поняли, с одной – фронтальной – стороны дома и площадью никак не больше футбольного поля, но дабы не пытаться объять необъятное, хозяйственная деятельность строго ограничена лишь асфальтовой его частью: сметанием пыли, мусора или снега с тротуарчика шириной не больше метра – одному человеку пройти! – и с асфальтовой дорожки к пятиэтажке – одной машине проехать!) Причём движет хозяин свой шарабан как правило не по грязи и рытвинам, вечно присутствующим у нашего живописного притягательного угла, не вдоль или поперёк бордюров бесконечно и косо нагороженных тротуарных тропок, а по каменисто-асфальтовой кромочке прямо под окнами… И сам, слоняясь туда-сюда по всеразличным своим псевдослужебным надобностям, всегда предпочитает профланировать именно тут… не прекращая при этом разговора. Поэтому в любой момент, с самого утра и до полуночи, едва подняв голову с подушки, сразу можно лицезреть (и слышать, конечно) натуральный кукольный театр бесплатный – проплывающую за окном голову, щекасто-довольную и румяно-прыщавую, в вязаной шапке, надетой, как раньше у самых отъявленно сельповатых гопников, на макушку, чтоб торчали уши (так, видимо, легче говорить по телефону). Балаган с Петрушкой в колпаке – весьма похоже! Разве что это не Петрушка, а какой-нибудь Абдуллох или Алпамыр.

Соответственно, и он может увидеть и услышать тебя. Прозрачным стенам и окнам и тюль не особо поможет – мы сами смотрели для эксперимента. Издалека ещё ничего, но он-то расхаживает в двадцати сантиметрах от окон! Зимой едва ли не в три-четыре дня уже нужно спешно задёргивать шторы – иначе наш друг (назовём его всё же так), а также и его друзья и все прочие бесконечные прохожие будут тобой любоваться как в освещённой клетке. В Европе, хвастаются, дома стеклянные строят для особо прогрессивных, кому и скрывать нечего, а у нас Лагутенко это ещё вон когда реализовал! В итоге солнечного света почитай не видишь вообще.

Другой ещё вопрос – чем дышать. Открыть рамы большого окна невозможно (да и неудобно), форточка там в самом верху размером 30х30 см и тоже наглухо забита, остаётся только слегка отворённая малая створка того самого уподвального оконца! Помимо звуков это в момент освежает табачным угаром и прочими специфическими запахами – приходится, рискуя задохнуться, каждые несколько минут то приоткрывать, то закрывать окно.

Чуть-чуть спасает приоткрытая створка на кухне. Но тот же угар сразу улавливается, если кто-то курит под этим окном (как раз около двери в подъезд) или в самом подъезде. Все приходящие и не знающие кода двери, как в деревне, долбят в любое время суток к нам в стекло. Особенно это полюбилось доблестным участковым, коих я, как примерный гражданин, неоднократно запускал.