В целом, картина произошедшего после 18 часов 14 июня в квартире 3F получалась довольно противоречивой. Больше всего сбивало с толку то, что женщина не издала ни единого крика: полное молчание жертвы можно было объяснить только тем, что преступник затянул на её шее петлю в первые же секунды нападения. Точнее говоря, нападение началось именно с затягивания петли, удары по голове явно последовали после этого. Значительное по площади осаднение кожи могло явиться следствием сильного удара о какой-то предмет окружающей обстановки, скажем, об угол стола, однако на мебели и стенах крови не оказалось. Это заставляло думать, что по голове Анны Слесерс был нанесён ударом чем-то вроде дубинки или кастета – этот предмет преступник принёс и унёс с собою. В пользу наличия у преступника небольшой дубинки свидетельствовали и повреждения влагалища жертвы – дубинка в руках злоумышленника вполне могла стать импровизированным фаллоимитатором.

Требовало какого-то объяснения странная инсталляция со стулом перед входной дверью, устроенная неизвестным убийцей. Стул не позволял беззвучно открыть дверь и явно оказался на своём месте не случайно. Причём он мешал самому же преступнику, которому пришлось выходить, протискиваясь мимо него боком. Для чего же убийца делал то, что делал?

Полицейские так и не пришли к единому мнению на сей счёт. Скорее всего, стул был поставлен возле двери для того, чтобы звуком падения предупредить преступника о появлении в квартире постороннего человека.

Анна Эльза Лейнис Слесерс (Anna Elsa Lejins Slesers) была убита вечером 14 июня 1962 г в своей небольшой квартире на третьем этаже в доме №77 по Гейнсборо-стрит в Бостоне. Этот район считался в те годы тихим и относительно безопасным. Анна вела замкнутый образ жизни, все её развлечения сводились к посещению концертов классической музыки и церковных служб. Строгая и благочестивая женщина более полутора десятилетий не поддерживала отношений с мужчинами. Первая головоломка, с которой пришлось разбираться детективам, сводилась к вопросу: как убийца вообще узнал о существовании Анны? Или же он действовал наобум и ему всё равно было кого убивать?

Но это предположение означало, что преступник знал о скором визите Юриса.. Сам Юрис, отвечая на вопрос о выборе времени его приезда к матери, сообщил, что время это назначила сама Анна: сначала она хотела, чтобы Юрис приехал к 18 часам, и лишь накануне вечером передвинула время встречи на час позже. Юрис клялся, что никому не говорил о своих планах появиться в 7 часов вечера в квартире матери на Гейнсборо-стрит. Стало быть, если преступник и узнал о возможном приезде сына, то, скорее всего, ему об этом сказала… сама Анна Слесерс!

Предположение казалось абсурдным, но лишь на первый взгляд. Если преступник располагал ключом от двери или набором хороших отмычек, то картина преступления приобретала вид довольно логичный и почти непротиворечивый.

Итак, около 6 вечера 14 июня Анна Слесерс готовилась отправиться в церковь: она открыла воду, намереваясь принять ванну (уровень воды на момент прибытия полиции составил около 15 см), разделась, набросила на голое тело синий халат с красной подкладкой, вставные челюсти положила в стакан с водою… Женщина ходила по квартире, возможно, сидела в кресле, слушая любимую оперу Вагнера. Музыка играла негромко, во всяком случае, упоминавшийся ранее сосед снизу не жаловался на то, что музыка мешала ему спать, в отличие от странных звуков, разбудивших его в 18:10. Преступник беззвучно открыл входную дверь и, должно быть, немало удивился, столкнувшись с хозяйкой квартиры нос к носу. Вполне вероятно, что изначально в его планы входило обычное ограбление, и лишь стечение обстоятельств изменило его намерения.

По-видимому, преступник был достаточно профессионален и оказался готов ко встрече с квартиранткой. Он заговорил с Анной и был достаточно убедителен, по крайней мере, поначалу. Возможно, он вручил женщине свою визитку, представившись водопроводчиком или электриком, присланным домовладельцем для срочного ремонта… Во всяком случае, предположение о том, что преступник передал будущей жертве нечто, что потом забрал, объясняло, почему мусорная корзина на кухне оказалась перевёрнутой, а мусор разложен на полу… Преступник искал некий предмет, который мог его изобличить. Как бы там ни было, злоумышленник более или менее логично объяснил своё появление в квартире, возможно, сказал, что входная дверь была не заперта, либо он открыл её ключом, полученным от домовладельца… В общем, выдумал что-то, что до поры успокоило женщину. Именно поэтому Анна и не кричала, когда имела такую возможность.

В ходе короткого разговора женщина сообщила, что ждёт скорого появления сына, именно поэтому злоумышленник опасался появления нового действующего лица. Тем не менее, его возбуждение оказалось столь велико, что он не отказался от спонтанно возникшего замысла изнасиловать и убить женщину. Стремительность и безжалостность его нападения свидетельствовали о том, что преступник изначально ставил перед собой задачу не оставлять жертву живой. Очевидно, к реализации умысла преступник приступил на кухне – там он набросил на шею женщины некую удавку, лишившую её способности кричать, бросил тело на пол и нанёс первый удар в голову дубинкой. Позже, после того, как Анна потеряла сознание, преступник волоком перетащил тело в узкий коридорчик перед ванной, снял с шеи свою удавку и набросил вместо неё поясок халата. Возможно, преступник дожидался возвращения к жертве сознания и повторял душение несколько раз. Во время своих игр с удавкой насильник мог осуществлять с женщиной половой акт, а мог заниматься онанизмом – обе эти формы сексуальной активности встречаются у «душителей» примерно с одинаковой частотой, выбор одной из них зависит сугубо от личностных предпочтений преступника. «Душители», в отличие от тех сексуальных преступников, кто пользуется ножом, имеют хорошую потенцию и вполне способны к полноценному половому акту, поэтому отсутствие на месте убийства Анны Слесерс спермы свидетельствовало скорее о причудах «сексуальной игры» преступника, нежели о его физиологической немощи. Помимо душения, преступник мог вводить во влагалище жертвы дубинку или иной предмет – эти манипуляции являлись элементом его сексуальной фантазии, которую он реализовал в процессе нападения. Описанные действия были прижизненны, что свидетельствовало о растянутом во времени процессе умерщвления жертвы.

Скорее всего, именно на этом этапе, т.е. во время «сексуальной игры», преступник и поставил перед входной дверью стул. Тем самым он устранил угрозу внезапного появления сына на месте преступления. Преступник не знал, имелся ли у сына ключ, но даже если и имелся, то беззвучно проникнуть в квартиру Юрис всё равно не смог бы…

Уже после умерщвления Анны Слесерс преступник провёл беглый осмотр её квартиры, призванный скорее замаскировать истинный мотив преступления, нежели обнаружить ценные вещи. Впрочем, по словам Юриса, пропали деньги на покупку продуктов, которые его мать обычно хранила на кухне, но сумма эта не могла быть большой – долларов 20—30, вряд ли больше. Преступник имел возможность унести из квартиры убитой женщины куда больше, но он ограничился незначительной суммой наличности.

Как видим, описанная выше последовательность событий довольно условна и грешит большим числом разного рода оговорок. Ещё раз повторим, детективы не сумели в точности восстановить картину случившегося в квартире 3F, о многих важных деталях произошедшей там драмы они могли судить лишь предположительно.

Объективности ради следует признать, что люди лейтенанта Донована в своих попытках разобраться в произошедшем проявили немалое упорство. В течение десятка дней было допрошено более 60 человек, способных в той или иной степени пролить свет на обстоятельства жизни Анны Слесерс. Речь идёт о её близких, коллегах по работе, соседях, прихожанах церковной общины, был даже найден её бывший муж, о котором сын и дочь ничего не знали на протяжении многих лет. Разумеется, детективов интересовал ответ на вопрос о деталях интимной жизни убитой женщины, поскольку любовник или любовники автоматически попадали в число приоритетных подозреваемых. Однако никакой интриги это направление расследования не принесло: выяснилось, что никакой сексуальной жизни у Анны на протяжении многих лет не было. Вплоть до 1 июня она проживала вместе с сыном, и скрыть от него данное обстоятельство никак не смогла бы. Юрис первым заявил, что его мать жила как монашка, главными увлечениями её жизни являлись шитьё и классическая музыка. Кстати, подобное утверждение лишний раз доказывало непричастность сына к гибели матери – если бы он как-то оказался замешан в преступлении, то наверняка попытался бы создать видимость существования у Анны сексуального партнёра.

Слова Юриса получили полное подтверждение после допросов его сестры и лиц, хорошо знавших Анну.

Данный факт подводил следствие к выводу о нападении на женщину человека либо ей совершенно незнакомого, либо знакомого шапочно. В круг таковых, очевидно, попадали соседи Анны Слесерс по дому – они имели возможность её видеть, составить представление об образе жизни и познакомиться. Кроме того, живущий рядом и отчасти знакомый человек всегда имеет возможность обратиться под благовидным предлогом и даже попасть в квартиру, не вызывая особых подозрений в свой адрес. Дом №77 по Гейнсборо-стрит хотя и имел весьма респектабельный фасад из красного английского кирпича, на самом деле относился в начале 1960-х гг. к жилью нижней ценовой категории. Квартирки в нём были очень небольшими и дешёвыми, публика в них проживала соответствующая. Среди жильцов были и безработные, и бывшие тюремные сидельцы, так что к обитателям дома №77 следовало присмотреться внимательнее.

Именно эта логика привела следствие к обнаружению первого и единственного серьёзного подозреваемого, если, разумеется, не считать Юриса Слесерса. В доме проживал судимый прежде мужчина, которого в 1959 и 1961 гг. две женщины независимо друг от друга обвинили в мошенничестве. Преступления, совершенные этим человеком, оказались довольно специфичны – они относились к категории т.н. «брачных афёр». Мужчина через журнал знакомств находил одиноких женщин, заинтересованных в серьёзных продолжительных отношениях, в процессе переписки располагал их к себе и приглашал в Бостон якобы для постоянного проживания вместе. В скором времени – буквально через неделю или две после приезда дамы – он под надуманным предлогом устраивал ей сцену и заявлял о страшном разочаровании и разрыве отношений. Уже после этого женщины обнаруживали исчезновение денег и некоторых украшений. Хотя полиция знала лишь о двух случаях такого рода, мало кто сомневался в том, что аферист сумел обмануть много больше женщин. Не следует забывать о специфике тех довольно патриархальных времён, когда женщины были скованы многочисленными условностями и попросту стыдились признать себя жертвой брачного афериста.

Гипотетически можно было допустить, что мошенник попытался разыграть свой излюбленный сценарий и с Анной Слесерс, но никаких тому доказательств найти не удалось. Никто не видел подозреваемого с убитой, его отпечатков пальцев не оказалось на месте совершения преступления, сам он категорически отрицал знакомство с женщиной, и в этом ему вторил сын убитой. Прежде этот человек не совершал насильственных преступлений и хотя он являлся, безусловно, аморальным субъектом, сие не делало его виновным в жестоком убийстве.

В общем, расследование убийства в доме №77 не дало никаких видимых результатов – никто не был арестован, фамилию предполагаемого преступника правоохранительные органы назвать не сумели.

Впрочем, одно следствие данный трагический эпизод всё же имел. На следующий день после убийства Анны Слесерс – 15 июня 1962 г. – местная газета «Boston traveler» разместила небольшую заметку, посвященную преступлению. Она содержала мало фактической информации, и эту публикацию вряд ли имело бы смысл сейчас упоминать, если бы не одна любопытная деталь – это была первая из числа многих тысяч статей, посвященная криминальному феномену, получившему впоследствии условное обозначение «Бостонский Душитель».