– Ну правда, Хенн.

– Почему ты всегда зовёшь меня по фамилии? Ты не помнишь, как меня зовут?

– Помню, Ида. Мне так привычнее.

Хенн шмыгнула носом и замолчала. Наконец-то, подумал я.

Впереди снова затрещала сорока. Явно заметила кого-то. Дубы вокруг поредели, стали ниже, но раскидистее. Закатное солнце сквозь тучи окрасило медью полнеба.

Хенн, видимо, быстро надоело молчать, и она негромко спросила:

– А ты не боишься его? Он же жуткий тип. Я старалась не шевелиться, когда его заметила.

– Ты ещё его коня не видела, – ответил я. – Он умеет оживить лошадь, имея от неё только ноги.

Хенн резко остановилась.

– Что такое? – спросил я, глядя в её озадаченное лицо. – Что?

– Джером, – сказала Хенн. – Мне это не нравится. Он идёт в ту сторону, а у меня там два чучела, и они полностью готовы.

Меня передёрнуло. Она вдобавок и чучелами занимается, подумал я. Не хватало ещё, чтобы Шивер выпустил нам навстречу какого-нибудь волка с песчаным нутром.

– Не скажу, что рад. Это хищники?

– Всеядные, – буркнула Хенн. – Кабан, вот только закончила, и… второе…

Сорока затрещала впереди ещё раз, на таком же расстоянии. Значит, нам стоило идти быстрее. Если, конечно, птица ругалась на Шивера, а не на какое-нибудь зверьё.

– Ладно, – сказал я. – Будем надеяться, он твой шалаш не найдёт.

Мы ускорили шаг. Мне совсем не нравился такой поворот событий. Несколько потусторонняя природа происходящего, видно, не давала покоя и Хенн.

– Ты когда-нибудь пересекался с чем-то таким? Страшным? – спросила она, глядя вдаль по лесной дороге. Тихо тянущий ветер доносил до нас горький запах осенней листвы, дыма и сухой травы.

– Да, – ответил я, вспоминая.

…Это были дикие леса, где ясными ночами седые призрачные псы, видимые только в лунном свете, рыскали между замшелыми стволами, и я пробирался через эти места, ибо ничего другого мне тогда не оставалось.

Перед самым закатом я увидел девушку. Она лежала, согнув спину, на боку, на поваленном стволе. Худая и черноволосая, она то ли спала, то ли ей было плохо. Я шагнул к ней и окликнул.

Она начала оборачиваться, и прилипшие к стволу волосы потянулись клейкими нитями, а выпирающие позвонки стали раскладываться с влажными щелчками. Она оборотила ко мне длинную белую морду, высокая, безглазая, с шевелящимися отростками вместо ногтей, и я, ошпаренный ужасом, попятился и побежал…

– Да, – повторил я, и добавил, не желая вдаваться в подробности. – Но я не знаю названия той твари.

– А я однажды повстречала Долгую Ведьму, – сказала Хенн.

– Ого, – сказал я, помолчав. – И как?

– Когда смотришь на неё, она кажется небольшой, сухонькой, но ты понимаешь, что у человека не бывает таких пропорций. А когда оборачиваешься, убегая, то она огромна.

Я присвистнул.

Мы вышли из-за поворота, и увидели, что на дороге стоит кабан.

В первую секунду Хенн не испугалась, потому что по привычке увидела в нём добычу.

Потом она поняла, что это такое на самом деле.

Я рванулся влево, она вправо, выхватывая нож.

Иллюстрация Тимура Попова

Тяжёлая туша ринулась вперёд, хруст пересохших сухожилий потонул в треске ломаемого сухостоя. Он двигался так же быстро, как живой. На мгновение я ясно увидел крутой бок, покрытый тусклой безжизненной щетиной, время словно споткнулось, и тут же снова понеслось вскачь.

Хенн отскочила спиной к дубу, но забраться на него не успевала. Она присела, делая выпад ножом, кабан обогнул её по дуге и с сильным заносом обежал дерево. Я припал к земле перед прыжком вперёд.

Кабан был страшен. Застывшая в оскале огромная харя не шевелилась, и теперь казалось странным, что мы даже на мгновение могли принять его за живое существо. Он не дышал, двигая лишь ногами, и это странное зрелище, сродни механическому театру, гипнотизировало. Длинное горбатое рыло, низкий лоб, тёмная сухая пасть – это было обличье мертвеца. Когда сражаешься с животным, то сталкиваешься с его яростью, эмоциями, понимаешь его действия. Это же была просто машина, движимая какой-то потусторонней мощью, и нам оставалось только погибнуть либо уничтожить это.

Тускло блеснули стеклянные шарики, вставленные вместо глаз. Кабан рванул к Хенн, а я – к нему, оттолкнувшись ногами изо всех сил и выдирая клинок из ножен.

Я опоздал на полсекунды. Кабан пригнул голову, нырнув под нож Хенн. Она вонзила его ему в бок, не выпуская из руки, и лезвие с треском пропороло длинную борозду в шкуре. С ужасающей стремительностью кабан скользнул позади Хенн, походя разорвав ей клыком артерию под правым коленом.

Кровь хлынула багровым фонтаном, Хенн надломилась, как скошенная трава, и выпустив бесполезный нож, упала в листья.

Он развернулся ко мне в тот момент, когда я с силой опустил клинок, разрубая ему шею прямо за ухом.

Я выдернул меч из пустой раны прежде, чем он повернулся ко мне, и ударил изо всех сил, развалив рыло надвое.

Он прыгнул на меня, и я упал, пропуская его над собой. На меня падал песок. Я перебил ему ногу в прыжке, и, когда он приземлился, я перевернулся и глубоким выпадом подсёк ему заднюю.

Кабан завалился на бок – перебитые ноги просто не держали.

Он пытался подняться, молча, не издавая никакого звука, кроме шороха сминаемых листьев, и не смог. Я отрубил ему ещё одну ногу, просто так, на всякий случай, и он замер. Не умер – умер он уже давно – а просто перестал двигаться, превратившись в испорченное чучело. Мне сделалось как-то до тошноты жутко, когда я подумал, что он снова может начать шевелиться в любой момент.

Я отвернулся от него и бросился к Хенн.

Она пыталась сесть, оперевшись локтем о землю, стараясь зажать рваную рану непослушными пальцами. Кровь уже не хлестала, но продолжала обильно течь. Я бросил меч, схватил её нож и разрезал штанину, отхватив нижний кусок. Затем я перетянул её бледное, окровавленное бедро выше раны, так туго, как смог. Я ничего не смыслил в ранениях, понимал только, что ей сейчас плохо. Она вся была бледной, белизной лица почти сравнявшись с масками проклятых Ранд. Тёплый металлический запах крови стоял над поляной. Листья под Хенн покрыла глянцевая красная плёнка.

Я поднял её и прислонил спиной к стволу. Пот выступил на её висках и над верхней губой, глаза подрагивали под опущенными веками.

– Джером, – позвала она тихо.

– Что, Хенн? Сиди тихо, сейчас я…

– Джером. – Хенн подняла руку, взяла меня за затылок перепачканными пальцами, оставляя кровь на моих волосах. – У меня там чучело медведя. И если… Мы отсюда не выйдем.

– Какого медведя? – спросил я, холодея.

– Пещерного.

Я сжал зубы. Когда Шивер оживит медведя, то получит боевую машину более страшную, чем медведь живой.

Конечно, он вооружался не против меня. «Когда Данце настигнет меня, у меня будет, что ему предложить». Я просто не вовремя попал между молотом и наковальней, и теперь за меня расплачивалась Хенн.

– Возьми мою сумку. – Хенн облизнула губы, её начала колотить мелкая дрожь, щёки пошли пятнами, словно её кто-то держал за лицо безжалостными холодными пальцами.

– Хенн, мы успеем. Я подниму тебя на дере…

– Не перебивай меня, я и так плыву.

Я замолчал, слушая.

– У меня в сумке есть ламповое масло. И огниво есть. Он… Там не песок, опилки. Сожги его, Джером. Прости меня, это я виновата.

Рука её упала без сил, голова склонилась, закатились глаза, обнажив узкую полоску белка под опустившимися ресницами. Хенн потеряла сознание.

Я нашёл то, что мне было нужно, быстро, содрогаясь от каждого хруста в лесу за спиной, и, потратив минуту на поиски подходящей палки, соорудил жалкий факел из обрезков льняной штанины Хенн, пропитанных маслом. Трут, найденный в сумке вместе с огнивом, я примотал туда же, кресало и потёртый кусок кремня сунул в карман, и пошёл вперёд по дороге.

Я понимал, почему охотница тогда замяла разговор о втором чучеле. Пещерный медведь был редким зверем, из тех, что почти уже не ходят по земле, и охота на него не приветствовалась. Тем более она не хотела говорить мне. Я вспомнил, как одёрнул её, когда она заболталась, и мне стало не по себе. Теперь я не знал, услышу ли когда-нибудь ещё её голос.

Погода быстро портилась, со стороны тракта накатывала влажная мгла, поглотив заходящее солнце, приближая и без того скорые сумерки.

Не знаю, как Шивер нашёл сторожку Хенн, а я отыскал её по следам мёртвого кабана. Узкое окно в ближней стене было распахнуто. Под навесом лежали дрова и стоял тяжёлый стол, на стене небольшого сарая висели какие-то сумки, в посыпанном солью буром пне косо торчал топор. Оборванная верёвка коновязи валялась на земле.

Ничего удивительного в том, что конь Хенн сорвался с привязи, я не видел. Я сам готов был бежать со всех ног.

Чучело пещерного медведя казалось огромным, как холм.

Боги были мне свидетелями, он шёл на задних лапах. И был вдвое выше меня. Гигантская, чудовищная туша с мерной походкой голема.

Хенн, конечно, оставила все клыки и когти на месте. Медведь смотрел на меня тусклыми стёклами глаз. Его огромная голова весила, наверное, больше, чем весь я.

– Шивер! – заорал я. – Шивер, прекрати!

Шивер и не подумал прекращать. Он стоял, прислонившись к сторожке рядом с дверью, и жевал травинку, скрестив руки на груди.

Медведь упал на переднюю лапу, накрест ударив меня второй, и земля содрогнулась. Он был гораздо быстрее настоящего, живого пещерного медведя, увальня, любившего ягоды и рыбу.

Каким-то чудом я успел отскочить в сторону, футовые когти вспороли землю у моей ноги, второй удар я парировал клинком. Металл скрежетнул по кости, руку отшвырнуло в сторону, и мёртвый зверь прянул вперёд, разинув пасть. Я выронил факел и сделал отчаянный выпад.

Лезвие пробило зверю нёбо, меня мотнуло, челюсть лязгнула, обрушившись на металл в дюйме от гарды. Меня спасло то, что мои пальцы не разжались, и удар не вывернул рукояти из рук. Словно рыцарь, пронзённый копьём, я повис на собственном клинке, торчащем изо рта медведя.

Он дёрнул головой, ударяя меня о землю. Меч двинулся в пробоине, и я выдернул его, потянув запястье. Мне оставалось только отступать, защищаясь.

Он ударил точно так же, как в первый раз, и я нанёс встречный удар в надежде отрубить ему когти.

Куда там! Они были едва ли не прочнее моего меча, который я еле удержал. Медведь не издавал ни звука, и мне стало страшно, как никогда раньше. Я слепо шарахнулся в сторону вдоль стены, и его пасть щёлкнула в каком-то дюйме.

Я увидел совсем близко свой факел. Наверное, в схватке кто-то из нас задел его, и он отлетел к стене. Я схватил его левой рукой и швырнул в окно, а потом сам бросился туда же.

Зашибив плечо, я прокатился по полу. Дом содрогнулся – медведь ударил в стену.

Я на коленях подполз к факелу, сунул левую руку в карман.

Новый удар сотряс сторожку, с треском и скрипом вылетела входная дверь, подались брёвна, и дом стал заваливаться. Чучело влезло в комнату, заполнив собой сразу весь её объём. Гигантская башка медленно тянулась ко мне, изо рта сыпались опилки, пока крутые бока протискивались сквозь дверной проём, раздвигая брус.

Тогда я в отчаянии ударил куском кремня по кресалу. Тонкий сноп жёлтых искр брызнул на промасленную ткань факела, и она загорелась.

Медведь не остановился. Я отшвырнул камень и схватил факел, ткнув сначала в застывшую мохнатую морду с жуткими, алыми отражениями в маленьких глазках, а затем – в законопаченную мхом стену.

Тут постройка не выдержала, низкий потолок начал оседать, привалив зверя-мертвеца, с чердака посыпалась какая-то пересохшая солома. Я поджёг и её, и она сразу занялась, давая клубы густого жёлтого дыма.

Медведь попятился, и дом осел ещё больше, просто разваливаясь на части. Я бросился к окну и буквально выпал на сухую осеннюю траву.

Он вывалился наружу в дыму. Шерсть на лапах горела, в пасти, на просыпавшихся опилках, плясало пламя. Я рванулся к нему, полоснув мечом мохнатый бок, и ткнул в сухую, полную опилок рану пылающую головню факела.

Он горел быстро, очень быстро. Передние лапы, подожжённые ещё в доме, и так уже почти перегорели. Он упал на спину и принялся кататься по земле, пытаясь загасить огонь, но только сильнее запылало брюхо.

Я стоял и смотрел на этот погребальный костёр, навсегда упокоивший огромное, сильное животное. Собирался дождь, и я надеялся избежать лесного пожара.

Первые капли упали передо мной, потом на мой разгорячённый лоб. Рука разжалась, изогнутый, потускневший, мой меч упал на ржавые листья. Я со стоном присел и поднял его. Он весил как целый мир.

Темнело, и я нигде не увидел Шивера. Впрочем, он уже не слишком заботил меня, мне нужно было вытаскивать Хенн. Липа оставалась на опушке, и у меня был маленький шанс добраться до неё. На то, что вернётся конь Хенн, надежды было и того меньше.

Но как только я сделал шаг к дороге, худая высокая тень отделилась от ствола ближней осины.

Усталость и злость одновременно сдавили мне горло, как проклятая верёвка.

– Шивер, – сказал я. – Уйди прочь.

– Ты гонялся за мной только для того, чтобы прогнать подальше? – Колдун положил руку на рукоять клинка, который носил у пояса, и двинулся ко мне. Я отступил на шаг, одновременно чувствуя спиной жар пламени и лицом – прохладный ветер наступающей ночи. Рыжие отсветы и синие тени делали черты его лица зыбкими и неуловимыми.

Дальше я отступать не стал.

– Там умирает Хенн. Помоги мне или дай мне пройти.

– О, её так зовут? Дурочка, думала, что я не заметил её там, на поляне. Это её кабан постарался?

– Надеюсь, Данце снесёт тебе голову, – ответил я. – А теперь уйди.

– Извини, парень, – сказал Шивер. – Я немного приврал, когда сказал про Данце.

Я закусил губу.

– Так чего ты бежал, как от огня?

– Вообще-то мне сюда и нужно было, – сказал он. – Здесь вечно бродят охотники, а, как ты знаешь, куски животных мне очень подходят. А чучельница – вообще удача.

– Заткнись, – попросил я.

– Ну почему? Вполне справедливо, – сказал Шивер радостно. – Ей, значит, можно убивать кабана, а кабану её – нет?

– Это сделал не кабан, – ответил я, чувствуя, как мой голос дрожит от негодования. – Это сделал ты.

– Вас становилось как-то слишком много.

– А зачем ты соврал мне? Про Данце?

– Чтобы ты погнался за мной, – сказал Шивер. – Тракт – место проезжее. Нужно было заманить тебя сюда.

– Зачем?

Некромант улыбнулся.

– Ты понимаешь, что магия долга – сильная вещь. А сердце должника, парень, – очень сильный ингредиент. Сердце человека, на котором лежит бремя долга, добытое в уплату другого долга – ещё более сильный. К примеру, долговая верёвка, что у тебя на шее, не могла быть сделана без его применения.

Ощущение, похожее на удар грома – только полностью безмолвное – припечатало меня, обездвижило, зажало рот невидимой ладонью. Значит, Беллатристе отправила меня к Шиверу, как ягнёнка на заклание. Сердце должника, отданное в уплату долга… Вот почему она не могла взять этот долг своими руками: убей она меня или Шивера, она разрушила бы эту ужасную магию.

Получалось, что либо я уплачу свой долг, убив Шивера, либо он свой, убив меня. Беллатристе оставалась не в накладе – видимо, свою полезность у неё на службе я исчерпал.

Но вырезать сердце у Шивера я не собирался, да я и не знал про эту магию.

Значит, Беллатристе ставила не на меня.

Тварь.

– Молись, Шивер, – сказал я. – Кажется, у меня тоже есть шанс расплатиться.

– Если я начну молиться, – сказал он, – у тебя кровь пойдёт из ушей от тех имён, которые я назову.

Я поднял меч.

Шивер вытащил оружие. Простая чаша гарды из тёмного металла казалась очень глубокой – какая-то дыра в реальности, многомильная труба, из которой торчал игольно тонкий клинок, на конце, казалось, истаивающий в туман. Я не стал присматриваться.

Он атаковал, клинок со свистом рассёк воздух. Наваждение бездны спало, хотя тонкий шлейф тумана прочертил сумрак вслед за кончиком лезвия. Я парировал удар.

И следующий, и ещё один, и ещё. Его скорость меня пугала.

Я сражался с ним с таким ожесточением, что треугольники выщербленного металла кружили в воздухе, как стальная метель. Я не жалел меча. Мышцы горели, скользящие выпады Шивера пробивали пространство влево, вправо, вверх, вниз от моего тела, но целых полминуты я отбивал его удары, не позволяя лезвию коснуться меня.

Усталость, отвращение, страх и ярость слились в одно невыносимое ощущение. Искры летали в полумраке, скрипуче кричала проснувшаяся сова.

Но у меня почти не было сил. С ужасом я понял, что движения мои замедляются, и несколько секунд спустя он достал меня в первый раз. Я прикрылся левой рукой, и обжигающий удар рассёк мне запястье. Хлынула кровь, сразу и много.

Я отступил и пропустил укол в плечо. Мне показалось, что у меня кружится голова, но тут же я понял, что вижу какое-то движение в лесу.

Я отбил следующий удар – просто повезло – и краем глаза снова заметил тень позади него. Ни быструю ни медленную человеческую тень, приближавшуюся к нам.

Он ударил мимо моего клинка, и жгучая боль полоснула шею, с короткой вспышкой искр распалась угодившая под магический клинок долговая верёвка, кровь хлынула из раны, левая рука вдруг стала совсем горячей и неповоротливой, и я упал на колено.

Его меч взвился, норовя перебить мне горло, но тут какая-то сила рванула Шивера назад, так, что он перекатился через лопатки.

Тёмная тень, в плаще цвета сумерек, встала между мной и колдуном, в левой руке тени был зажат меч. Его лезвие метило Шиверу в шею.

Человек был высок и широкоплеч. В отсветах огня я не разглядел лица – только стальной клин маски с крестовидной прорезью. Это был охотник за головами.

– Данце? – изумлённо спросил Шивер. – Ты?..

– А что тебя удивляет? – без особого интереса спросил наёмник.

– Ты же сказал, что врёшь, – просипел я, поднимаясь на ноги. Голова кружилась, кровь текла из ран в четыре ручья.

На меня никто не обращал внимания.

– Ты сжёг весь урожай в Кимангару, шантажировал старосту Донжа, превратил стадо коз в каких-то тварей, зарубил охотника за наградой в Гелиголле, и вдобавок затеял массовую драку в Блоерде. И всё это с конца лета. Я молчу о том, что было до того. Ты в розыске с самого ледохода. Тебе странно, что я пришёл за тобой?

– А ведь логично… – сказал Шивер, поднимаясь на ноги. – Я так понимаю, меня ты не отпустишь?

– Конечно, нет. Я получил задаток.

– Тогда начали?

– Эй, – сказал я. – А как же я?

– А тебе-то что? Долга на тебе больше нет, скажи мне спасибо.

– Я бы сказал, но твой кабан ранил Хенн.

– Это её кабан. Пусть она с ним и разбирается.

Я замолчал, не зная, что ещё сказать. Перетянул кровоточащую руку бывшей долговой верёвкой, затягивая узел зубами. Ещё раз крикнула где-то сова.

Данце шагнул к некроманту, как-то легкомысленно помахивая мечом. Шивер поднял свой.

Я не успел сделать и шагу, как Данце атаковал длинным выпадом, стремительней броска змеи, и Шивер почти отбил его своим лезвием. Мечи скрестились.

Дикий, короткий скрежет на секунду перекрыл скрипящий крик совы, клинок Данце с шипением скользнул вверх и вошёл Шиверу в глазницу. Данце рванул меч на себя, правой рукой нанеся сокрушительный встречный удар Шиверу в грудь.

Колдун упал, разбрызгивая кровь, и установилась тишина. Сова умолкла, и стих в верховьях крон беспокойный ветер.

– Ну и всё, – сказал буднично Данце, вытирая меч о штаны Шивера.

– Давай отсюда выбираться, – сказал я, глядя на тело. Сердце второго должника перестало биться, но из моих рук Беллатристе его не получит, подумал я.

– Одну минутку.

Я понял, что он собирается делать – он всё-таки охотился за головами, – и отвёл глаза.

– Я пойду. Там девушка раненая.

– Да, я видел её, когда шёл сюда.

– Как она? – спросил я, нервничая.

– Да я не глянул, – ответил Данце, присев возле трупа.

– Помоги мне с ней, пожалуйста.

– Я, – сказал наёмник, не поднимая головы, – могу помочь кому-то только умереть. Тебя устроит?

Я отвернулся от него и ушёл. Дождь становился всё сильнее.

Я шагал, и тяжёлые капли тычками били в лицо. Долговая верёвка обычным жгутом перетягивала мне руку.

Путь назад занял на удивление мало времени. Я вышел на прогалину почти одновременно с тем, как с другой стороны поляны показался всадник.