Глава 4

Дача, опустевшая после отъезда полиции, словно погрузилась в гнетущую тишину. Вечер опустился над домом, наполняя его тусклым светом старинных ламп, которые лишь подчёркивали густую тень, клубящуюся в углах комнаты. В гостиной домработница Валентина накрыла ужин. Длинный деревянный стол был заставлен блюдами, но атмосфера за столом была далеко не праздничной.

Гости расселись молча, лишь редкие звуки столовых приборов нарушали тишину. Тени на лицах казались острее, чем обычно, а напряжённость, висящая в воздухе, казалась почти осязаемой.

– Это просто возмутительно, – первой нарушила молчание Ирина, её голос дрожал от негодования. Она бросила вилку на тарелку и подняла на остальных глаза, в которых горел огонь обиды. – Как они могли нас здесь оставить? Заставить сидеть на этой даче, как заключённых?

– Ирина, успокойся, – тихо произнёс Виктор, отводя взгляд. – Это временно. Они сказали, что это стандартная процедура.

– Стандартная процедура? – воскликнула Ирина, её голос срывался. – Кто-то из нас может быть убийцей, а они просто уехали! Что, если он… или она… нападёт снова? Мы сидим тут, как овцы на заклание!

Юрий поднял бровь, небрежно покручивая бокал с вином в руках.

– Не драматизируй, Ирина, – его голос был холодным, почти равнодушным. – Если кто-то и собирается убивать, то вряд ли сделает это сразу после первого убийства. Убийцы, как правило, любят скрываться, а не привлекать к себе внимание.

– Это тебе ли не знать, Юрий, – резко бросила Ирина, и комната замерла.

Юрий слегка усмехнулся, его губы дрогнули в лёгкой ухмылке.

– Ты что-то хочешь сказать? – его голос был тихим, но в нём чувствовалась скрытая угроза.

– Хватит, – вмешался Борис, его низкий голос пронзил комнату, как удар. – Вы оба только подогреваете паранойю. Никому из нас не нужно это сейчас. Мы все остались здесь не по своей воле, но истерика ничего не изменит.

– Конечно, тебе легко говорить, Борис, – Ирина повернулась к нему. – Ты всегда хранишь это… это ледяное спокойствие. Может, это ты знаешь больше, чем мы?

Борис поставил бокал с вином на стол так резко, что все взгляды обратились к нему.

– Успокойся, – сказал он коротко, глядя Ирине прямо в глаза. – Ты либо ешь ужин, либо можешь уйти из-за стола. Здесь больше никто не хочет слушать твои обвинения.

Ирина сжала губы, но промолчала, снова уткнувшись взглядом в тарелку. Аля, сидевшая в дальнем углу стола, тихо подняла глаза, но ничего не сказала. Её лицо оставалось бледным, а руки дрожали, когда она поднесла вилку ко рту.

– Аля, ты совсем ничего не ешь, – мягко заметил профессор, сидящий рядом с ней. Его голос был усталым, но заботливым.

– Я не голодна, дедушка, – тихо ответила она, не глядя на него.

– Никто из нас не голоден, – проворчал Виктор. – После всего, что произошло, это было бы странно. Но нам нужно сохранять силы.

– Силы? Для чего? – Ирина подняла глаза, её лицо было бледным, но в голосе звучал вызов. – Чтобы ждать, пока кто-то из нас решит ударить снова?

– Ты ведёшь себя как ребёнок, – холодно сказал Юрий, его взгляд был ледяным. – Если ты не можешь справиться с ситуацией, можешь забиться в угол и ждать, пока полиция вернётся.

Ирина хотела было ответить, но профессор поднял руку, призывая к тишине.

– Хватит, – произнёс он. Его голос, хоть и негромкий, звучал властно. – Мы должны соблюдать спокойствие. Мы все здесь взрослые люди. Никто из нас не хочет повторения трагедии. А до возвращения следствия у нас есть только одно средство – разум.

– Разум? – тихо переспросила Аля, наконец поднимая глаза. Её голос дрожал, но в глазах читался страх. – Дедушка, но ведь кто-то из нас это сделал. Как мы можем спать спокойно?

Наступила тяжёлая пауза. Слова Али повисли в воздухе, как неоспоримая истина. Никто не решался ответить. Борис медленно отпил из своего бокала, не отрывая глаз от стены, а Виктор уткнулся в тарелку, словно она могла скрыть его от реальности.

– Мы не можем знать наверняка, – наконец сказал профессор, его голос был спокойным, но глаза выдавали беспокойство. – Но я уверен, что правда выйдет наружу. Варнин обещал, что он вернётся. И я верю ему.

Юрий насмешливо фыркнул.

– Правда? А что, если она окажется хуже, чем мы можем себе представить?

Комната вновь погрузилась в тишину. Тени на стенах казались живыми, как будто сама дача следила за их разговором, поглощая каждое слово.

Тусклый свет старинной настольной лампы отбрасывал причудливые тени на массивный дубовый стол и стену с книжными полками. Тени, словно живые, дрожали и изгибались, следуя за мягким треском горящего камина. Николай Васильевич сидел за столом, устало опустив плечи, его руки лежали на тёмной деревянной поверхности, а взгляд был устремлён куда-то вдаль, за окно, где ночная мгла скрывала сад.

В кресле напротив расположился Виктор. Его безукоризненно выглаженный костюм и уверенный вид контрастировали с мрачным интерьером кабинета. Он держал в руке бокал коньяка, но не пил. Взгляд его был прикован к профессору, в глазах читались напряжение и одновременно неотступная решимость.

– Николай Васильевич, – голос Виктора нарушил долгую тишину, но звучал он мягко, почти успокаивающе. – Вы не должны останавливаться. Несмотря на всё, что произошло. Несмотря на это убийство. Вы слишком близко подошли к настоящему прорыву. Нельзя позволить этому остановить вас.

Профессор медленно поднял глаза, на его лице отразилась тяжесть мыслей, которые он, казалось, не хотел делить даже с этим человеком. Он провёл рукой по волосам, пытаясь собраться.

– Виктор, ты даже не представляешь, насколько сложно нести этот груз, – проговорил он наконец, его голос был тихим, но твёрдым. – Я не знаю, как долго ещё смогу. Если со мной что-то случится… – Николай Васильевич замолчал, будто это признание давалось ему слишком тяжело. – Позаботься об Але. Она ещё слишком молода, чтобы понять, насколько опасен этот мир. Особенно теперь.

Глаза Виктора потемнели, он откинулся в кресле, положив ногу на ногу. Он внимательно смотрел на старика, его лицо оставалось невозмутимым, но руки крепче сжали бокал.

– Не говорите так, Николай Васильевич, – ответил он наконец, и в его голосе прозвучала настойчивость. – Ничего с вами не случится. Но если вдруг… – он на мгновение замолчал, подбирая слова, – если вдруг это произойдёт, я обещаю: Аля будет в безопасности. Но вы должны дать мне обещание взамен. Не бросайте свою работу. Мы зашли слишком далеко, чтобы отступить.

Профессор ничего не ответил. Он встал из-за стола, прошёл к книжному шкафу и провёл рукой по корешкам книг, будто искал в них ответы. Лёгкий треск камина подчёркивал тишину, а тени от огня на мгновение пробежали по его лицу, высвечивая усталость и нечто большее – страх.

– Виктор, ты знаешь, что прибор уже существует, – произнёс он наконец. Голос его стал тише, почти шёпот, но каждое слово звучало отчётливо. – Но знание о нём слишком опасно. Даже для нас.

Виктор медленно выпрямился в кресле. В его глазах вспыхнул интерес, но он сдерживал себя, стараясь говорить спокойно.

– Если он существует, мы должны его использовать. Может, не сейчас, но вскоре. Покажите его мне, Николай Васильевич. Я должен знать, что именно вы создали.

Профессор обернулся. На его лице отразился целый спектр эмоций: усталость, страх, сомнение, но за всем этим скрывалась твёрдость.

– Пока ещё рано, – сказал он твёрдо, глядя прямо в глаза Виктору. – Этот прибор не игрушка. Это инструмент, который способен изменить само понятие времени. Если он попадёт в чужие руки… – его голос затих, он отвернулся к полкам. – Последствия будут катастрофическими.

Виктор поднялся из кресла и подошёл ближе, поставив бокал на стол. Его голос стал мягче, но настойчивее.

– Николай Васильевич, я ваш друг. И ваш партнёр. Я никогда не стану использовать это открытие против вас. Но я должен быть уверен, что оно в безопасности. Я должен знать, что оно под контролем.

Профессор долго смотрел на него, словно пытаясь оценить искренность его слов. Затем он медленно покачал головой.

– Нет, Виктор. Ещё не время. Если этот прибор увидит свет раньше, чем мы будем готовы, это уничтожит всё. Всё, что мы создали. И нас самих.

Виктор глубоко вдохнул, его лицо вновь стало сосредоточенным. Он посмотрел на старика с пониманием, но в его глазах мелькнула тень разочарования.

– Хорошо, – наконец произнёс он. – Но я надеюсь, вы доверите мне эту тайну, когда придёт время.

– Обещаю, – кивнул профессор, возвращаясь к своему столу. – Когда придёт время. Но пока всё должно оставаться здесь. В этом доме. В тайне.

Комната снова погрузилась в тишину. Тени от огня танцевали на стенах, словно высвечивая невидимые границы секретов, которые разделяли этих двух людей. Тиканье старинных часов звучало как мерное напоминание о времени, которое этот дом, возможно, уже не подчинялся.

Профессор повернулся к книжному шкафу, его пальцы скользили по корешкам книг, но мысли явно витали где-то далеко. Он стоял так несколько мгновений, прежде чем заговорить, его голос звучал тихо, но в нём чувствовалась усталость.

– Виктор, ты ведь знаешь… Ольга была для меня больше, чем просто старый друг.

Виктор медленно поставил бокал с коньяком на стол и внимательно посмотрел на профессора. Его лицо осталось серьёзным, но в глазах мелькнуло что-то вроде понимания.

– Я догадывался, – произнёс он, голос его был ровным. – Но я думал, это было давно. Когда вы были молоды.

– Это так, – профессор слегка кивнул и отвернулся к окну, за которым клубилась густая тьма ночи. – Но её влияние никогда не исчезало. Она… – он замолчал, будто выбирая слова, – она была частью моей жизни слишком долго, чтобы просто исчезнуть из неё. Даже когда наши пути разошлись, она всегда возвращалась.

Виктор опёрся локтями на стол, скрестив пальцы, и наклонился чуть вперёд.

– Она ведь была вашей любовницей, не так ли? – спросил он прямо, его голос звучал спокойно, но в нём угадывалась скрытая осторожность.

Профессор не сразу ответил. Он обернулся, его взгляд стал тяжёлым, словно эти слова, наконец произнесённые, вывели наружу что-то болезненное.

– Да, – наконец произнёс он, голос стал чуть громче, но в нём звучала горечь. – Ольга была моей любовницей. Много лет назад. И, как бы я ни пытался это исправить, её чувства к нам – ко мне – не угасли. Она всегда считала, что я ей что-то должен.

– Должны? – повторил Виктор, поднимая бровь. – Что вы имеете в виду?

– Она считала, что я предал её, – продолжил профессор. – Что я выбрал науку вместо неё. А затем… – он снова замолчал, его взгляд затуманился, будто он вспоминал что-то болезненное. – Она хотела вернуться в мою жизнь. Постоянно напоминала о том, что было. О том, что мы могли бы быть вместе.