Все люди разные. Достаточно банальное заявление. Все это знают, все это понимают, все это говорят. Стóит человеку совершить поступок, который непонятен окружающим, как в толпе сразу скажут: «Все люди разные». Те, кто отличается обыкновением глубоко уходить в свои размышления, невольно придут к мысли, к которой однажды пришёл древнегреческий философ Платон. Он считал, что общество, которое является преломлённым отражением личности, скорее получится таким, каким является большинство членов, его населяющих. Если в обществе много единоличников, то это общество станет алчным, разобщённым. Коль обжорам нет числа, то болезни станут нормой и перестанут слыть недугами. С другой стороны, Платон утверждал, что не только люди наделяют государство своими личными чертами, но и само государство влияет на то, какие люди в нём живут. Двухсторонний процесс, из которого, кажется, нет выхода. Появись в благополучном обществе хоть один прохиндей – и со временем все станут прохиндеями, а государство утонет в притворстве и обмане. Таковы мысли великого философа, видевшего спасение рода человеческого в личностном росте, облагораживании себя с помощью наук, искусств и гимнастики. Так бы всё и продолжалось, если бы веками позже Исаак Ньютон не взял да и не заявил: «Действию всегда есть равное противодействие». Немецкие философы подхватили мысль великого англичанина и переложили её на общественные отношения. Тут и стало понятно, почему при появлении прохиндеев сразу же возникают благочестивые рыцари, как с засильем единоличников поднимают голову и альтруисты. Одно влияет на другое, всё взаимосвязано, переплетено и смешано неразрывно. В итоге общественные связи и отношения так усложнились, что простому человеку стало тяжко вникать в это. Так человек стал попросту довольствоваться всеобъемлющей фразой: «Люди разные».
Пока разным людям хватало еды и воды, они мало заботились о том, чтобы заниматься самосовершенствованием и читать немецких философов. Всех, кажется, устраивало положение вещей, когда у одного человека есть еда и вода, а у другого еда хорошая и вода не самая простая. Однако, когда, помимо еды и воды, у разных людей появились прочие потребности, вроде крыши над головой, приличной одежды, электричества в розетке, лекарств, образования для детей и возможности перемещаться из пункта А в пункт Б без существенных затрат, разные люди поняли, что у большинства из них есть намного меньше, чем у меньшинства. А затем разные люди стали замечать, что те, у кого есть больше, работают меньше тех, у кого есть меньше. По правде говоря, разные люди поняли, что есть прямая зависимость: чем больше ты работаешь, тем меньше у тебя есть. Тогда до людей и дошло, что они, конечно же, разные, но вот делят их всех на богатых и на бедных одинаково. А так как всё, что создавали люди, создавали именно те, кто работает и ничего не имеет, то они просто решили неработающим больше ничего не давать. К сожалению, не все разные люди поняли это, и, как результат, после небольшой неразберихи, унёсшей жизни миллионов людей, всё вернулось туда, откуда началось: кто не работает – тот ест. Правда, с тех пор фразу «Все люди разные» говорить уже побаивались и чаще говорили про «мы» и про «они», где «мы» оказывались угнетёнными, а «они» – вредоносными нахлебниками.
Как и в обществе, в личности человека заложено величайшее противоречие. С одной стороны, человек стремится к трудностям, к свету, к познанию, к звёздам. С другой – непрерывно ищет возможности лёгкого пути. Как биологические особи, мы оперируем понятием выгоды, которое определяет наши шансы на выживание. Но были бы мы людьми, а уж тем более разными людьми, если бы делали всё так, как через призму выгоды заставляет нас делать наше окружение? Что за божественная искра в нас заставляет спрашивать, выгодна ли выгода? Что дарит нам возможность усомниться в том, что нам на самом деле надо? Почему всегда то, что выгодно сию минуту, невыгодно в долгосрочной перспективе? И почему-то, что окажется выгодным впоследствии, не хочется делать именно сейчас? Всегда ли человек понимал, что отказываться от выгоды сейчас означает получить выгоду потом? Когда настал тот момент, когда перед древним человеком встал выбор: убить животное сейчас, насытиться и использовать его шкуры или же остаться голодным, приложить титанические усилия и приручить животное? Когда он понял, что, приручив животное, он обеспечит себя едой и шкурами не на один месяц и не на один сезон, а на всю жизнь до скончания времён? Когда человек понял, что планирование неизменно выгоднее сиюминутного удовлетворения?
Если на личностном уровне некоторые разные люди осознали силу планирования уже давно, то общество, как единый организм, только сейчас начинает смутно догадываться о всемогуществе плана. Да и то многим до сих пор сложно поверить в то, что если планирование работает для одного человека, то оно будет работать и для человечества. Первая попытка построить плановое хозяйство общества провалилась ещё в двадцатом веке. Вторая – в двадцать первом. Третья, по-видимому, потерпит крах в ближайшем будущем. Дважды это случалось на территории Евразии, теперь эксперимент проходит в Новом Свете.
Если одна часть человека хочет жить по плану, а вторая – нет, то ничего не выйдет. Так же и с обществом – оказалось невозможным устроить это, если делать только в одной половине земного шара. К сожалению, люди оказались слишком разными, чтобы устроить всё это в одночасье, повсеместно и сообща. Многие полагали, что всё дело – в человеческой алчности и в страхе. Но были и такие, кто считал, что люди просто не могут договориться. Будто бы они, имея всю полноту знаний о языках и способах перевода с одного языка на другой, никак не могут донести друг до друга свои слова. Будто бы, несмотря на все словари и переводчики, они говорят на столь разных языках, что, даже переведя смысл слов, они не понимают друг друга. Будто бы нет у них общего языка. Такого, который сделал бы из всех разных людей одно общее человечество.
***
Встретиться условились в большом зале Международного аэропорта имени Атвакчи. Самолёт прибыл в аэропорт Амстердама без опозданий, где Кеша терпеливо ожидал своего нового коллегу. В полученном письме почти ничего не сказали о новой должности. Самой большой неожиданностью оказался оплаченный билет на самолёт до Амстердама, отправляющийся вечером того же дня. Скороспешность событий и таинственность ситуации подстегнули Кешу к решительным действиям.
Теперь он сидел на скамейке в ночном аэропорту и разглядывал массивный бронзовый барельеф. На маленького Кешу со стены глядело гигантское лицо пожилого человека в очках. Это был сам Басирий Атвакчи – изобретатель и учёный. Именно он руководил группой, которая сделала прорыв в технологии перемещения в пространстве. Под барельефом золотыми буквами сияло изречение учёного: «Интернет открыл эпоху информации. ПФС открывает эпоху истины».
Аббревиатура ПФС означала название открытой учёными технологии – перемещение по фотонному следу. Это открытие потрясло мир, подобно первому полёту человека в космос. И точно так же, как начало космической эры, стало достижением советской научной мысли, успех Атвакчи стал достижением духовного наследника СССР – тем периодом жизни человечества, который нынче презрительно называют «Системой». Конечно же, теперь открытие Басирия Атвакчи считается достижением личным, а не общественным. Большинство уверено в том, что учёный Атвакчи открыл всё сам, и во многом не благодаря той системе, в которой вырос, получил образование и работал, а вопреки системе. Вопреки «Системе». И к появлению такого мнения приложил руку сам Кеша и ему подобные, кто вынужден был ради средств к существованию поступиться принципами и лгать, лгать, лгать, клепая ежемесячные отчёты, сидя в застенках Следственного Комитета по Делам «Системы».
Кеша смотрел на лицо Атвакчи и боролся с чувством предательства, прорывавшимся из каких-то глубин естества. Это чувство казалось Кеше непонятной тёмной тварью, которая лезет из-под земли, выкапывая себя когтистыми лапами. Тварь молча царапала чёрную землю, цеплялась за корни и травяные кочки. Она дышала и всё стремилась выползти наружу из какого-то подземелья, расположенного прямо в грудной клетке. И как легко стало бы, если бы эта тварь зарычала, завыла или заорала. Но гадина оставалась нема. И лишь тяжёлое дыхание слышалось из тёмной дыры. Дыхание, живущее в унисон с его собственными вдохами и выдохами.
Странный человек приблизился к Кеше слева. В почти пустом зале в этот поздний час он оказался единственным, кто не сидел, а медленно передвигался своей странной походкой, похожей на бездумный танец африканских аборигенов. Его потрёпанные и грязные одежды контрастировали с изящными формами выверенного и эргономичного интерьера зала ожидания.
– Вы когда-нибудь меняли своё мнение, молодой господин? – обратился этот странный человек к Кеше; всё его тело двигалось как на шарнирах.
Взглянув на подошедшего, Кеша увидел морщинистое лицо человека гораздо старше себя. Бурая, потерявшая форму вязаная красная шапка венчала его узкую голову, а кисти рук, торчащие из рукавов засаленного пуховика, были обмотаны какими-то светлыми тряпками. Виднелись только кончики жёстких пальцев с глубокими зарубцевавшимися порезами.
Кеша вытащил из кармана мгновенный переводчик и засунул его себе в ухо. Старик понял, что перед ним иностранец, и ещё раз, медленнее, обратился к Кеше.
– Меня вряд ли можно назвать господином! – ответил ему Кеша на западнофризском, в силу своих скромных возможностей в этом языке, и полез в карман за коммуникатором, давая понять незнакомцу, что очень занят и не хочет разговаривать.
– Ох, вы точно господин! Кто же ещё?! У вас хорошая одежда. Вы сидите вечером тут, в аэропорту, – улыбаясь, отвечал старик, доставая из-за пазухи свой старый потрескавшийся коммуникатор. Грязный человек промямлил что-то ещё, но мгновенный переводчик в ухе не смог распознать текста.
И всё же по виду человека Кеша понял, что происходит. Он приложил свой коммуникатор к аппарату старика. Через секунду небольшая сумма денег перешла со счёта Кеши на счёт незнакомца. Тот улыбнулся, откланялся и направился дальше, оживляя мёртвый гранит аэропорта своей танцующей походкой. Глядя вослед грязному нищему, Кеша испытал странное чувство стыда за то, что показался тому господином. Господином Кеша точно не был. Да и товарищем назвать он себя не мог. Он хотел бы, но совесть не позволяла.
– Киэй Лиуанович Карданов? – послышалось сзади. Кеша обернулся и увидел молодого человека лет двадцати пяти в хорошем пальто и шляпе с полями. В одной руке он держал портфель, а в другой – коммуникатор. Вид парня напоминал что-то американское из двадцатых годов двадцатого века. Единственное, что портило впечатление, так это опущенная голова и быстрая, почти нервозная работа пальцев рук, нажимающих на сенсорный экран коммуникатора.
– С кем имею честь? – осведомился Кеша.
– Рад за вас, – ответил молодой человек, не отрывая взгляда от коммуникатора. – Меня зовут Ати. Приятно познакомиться.
Он поставил портфель на пол и протянул Кеше руку. Но даже во время рукопожатия этот Ати не соизволил посмотреть на нового знакомого.
– Будем работать вместе. Сейчас поедем в гостиницу. Вы лингвист?
– Языковед, – хмуро ответил Кеша.
Ати замер, будто робот-помощник, который на секунду завис, обрабатывая данные. Затем он опустил коммуникатор и в первый раз посмотрел на Кешу. Скорчив одну из тех молодёжных гримас, значение которой пятидесятипятилетний Киэй не понимал, Ати бесцеремонно осмотрел нового коллегу с ног до головы.
– О-ля-ля! – вздохнул парень. – Позвольте мне ввести вас в курс дела, господин языковед.
– Господа в ресторанах сидят, – буркнул в ответ Кеша.
Ати надул щёки и протяжно выдохнул, выпучив глаза.
– Я, товарищ Карданов, прочитал ваше досьё, – заявил парень, утомлённый внезапным препирательством коллеги.
– Досьё? – переспросил Кеша, делая ударение на «ё» и явно подтрунивая над молодым человеком и его прозападной манерой выговаривать иностранные слова.
– В вашем деле, товарищ Карданов, интересными мне показались лишь пять с половиной недель в начале вашего жизненного пути, – сказал Ати и снова стал копаться в своём коммуникаторе. – Вы были маленьким мальчиком… Не расскажете мне про тот случай? Вы ведь мастер рассказывать истории.
– Не расскажу, – ответил Кеша. Затем он несколько секунд наблюдал, как этот молодой парень в шляпе с полями тыкает в экран своего коммуникатора, будто бы собеседника здесь и вовсе нет. Не выдержав, Кеша положил руку на коммуникатор Ати. Того будто бы отсоединили от канала связи с иной реальностью; взгляд молодого человека несколько мгновений напоминал взгляд внезапно проснувшегося алкоголика, не понимающего, где он находится.
– Послушайте, Ати, – начал Кеша, – в письме мне сообщили, что я встречаюсь вовсе не с Ати, а с человеком, у которого красивое старое славянское имя Атир и ещё более приятное отчество Деянович. Буду откровенен: я не питаю симпатии к людям, меняющим свои имена. Поэтому, надеюсь, наше совместное времяпровождение ограничится лишь работой. А личную жизнь каждого из нас оставим за скобками.
– Хорошо, – спокойно ответил Атир. – Я вас понял, товарищ Карданов. Тогда позвольте сказать и мне. Из письма вы, вероятно, поняли, что наняла вас полиция. Работа наша, как вы могли догадаться, связана с выходом из строя роботов-помощников и аппаратов искусственного интеллекта. Проблемы с техникой случаются по всему миру. Для выяснения причин решили привлечь языковеда и, следовательно, обратились к вам. Ознакомившись с вашим делом, я пришёл к выводу, что вы не лучший кандидат.
– Видимо, ваше мнение о моём назначении не учитывали, – заметил Кеша не без удовольствия.
– Выбор делала машина, – ответил Атир. – И, по моему мнению, во время этого выбора она уже была сломана.
– Сломанная машина выбирает плохого специалиста, чтобы он смог её починить…
– Если бы вы являлись хорошим языковедом, вы бы остались в профессии, а не пошли работать в СКПД – писать разоблачительные доклады про прошлый век, который уже никому не интересен.
– В таком случае вам можно только посочувствовать, – иронично ответил Кеша. – Работать с таким непрофессионалом! Какая трагедия!
– Были бы вы профессионалом – знали бы, что «лингвист» и «языковед» – одно и то же, – произнёс Атир, глядя новоиспечённому коллеге прямо в глаза.
Кеша взял свой чемодан, и они направились к выходу из аэропорта.
– Со мной всё ясно, – подытожил Кеша. – Что насчёт вас, товарищ Ати?
– Насчёт меня всё просто: можно без «товарищ» и без прочих дифирамбов, – ответил Атир, глядя в свой коммуникатор, совершенно не беспокоясь о том, куда ступает. Каким-то особым чутьём он ощущал повороты и ступеньки на своём пути, ни разу не притормозив, ни разу не споткнувшись. При этом взгляд его оставался намертво прикован к экрану коммуникатора. – Я из особого отдела полиции, – продолжал молодой парень. – Не слышали о РОВ?
– Расследования Особой Важности, – ответил Кеша. – Ещё один шаг на пути к частной полиции.
– Да, старые люди не одобряют эту практику. Но мы теперь в одной лодке, поэтому позвольте мне посвятить вас в курс дела. Мы работаем над делом корпорации «Галах». Вся эта история уже несколько дней в новостях.
– Ещё бы! – с отвращением ответил Кеша. – Пустозвонам-медийщикам только дай повод! Куда ни кинь, всюду у них теперь восстание роботов и живой искусственный интеллект, который вот-вот объявит войну человечеству.
– К сожалению, прессе свойственно раздувать из мухи слона. Нам снизу сложно судить о масштабе проблемы. Но если отбросить всю чушь, что льют в эфир, у нас останется сухой остаток, который явно не тянет на сенсацию, а более похож на ещё одну кропотливую работёнку. Роботы-помощники и модули искусственного интеллекта действительно массово выходят из строя. И никому не было бы до этого дела, если бы наша экономика клином не сходилась на этих передовых технологиях. Все наши транспортные сети и промышленные мощности начинают сильно буксовать. Большие шишки боятся за свои деньги!
– Говорят, в «Сотружестве» дела не лучше.
– Да, за океаном наши клятые друзья-социалисты с их плановым хозяйством тоже вот-вот хлебнут горя; у них интеграция искусственного интеллекта во все сферы жизни – более восьмидесяти пяти процентов. Это вам не наши шестьдесят!
– То есть мы спасаем не только репутацию корпорации «Галах»? – спросил Кеша. – Мы спасаем мир от голодной смерти?
Атир остановился и задумчиво посмотрел на Кешу.
– Интересная постановка вопроса, – сказал молодой человек, потирая лоб тыльной стороной ладони, в которой он держал коммуникатор. – Прежде всего мы делаем свою работу.
– Это понятно, но ведь работа должна иметь смысл.
– Товарищ Карданов, – громко и чётко начал Атир, – признаюсь, что в этом вопросе я с вами соглашусь. Не могу сказать почему, но я чувствую, что именно здесь кроются некие смыслы, о которых я ранее не думал. Дайте мне время, и я отвечу, в чём вижу смысл нашей деятельности. А пока смысл не найден, давайте действовать, а не рассуждать. К тому же если смысла не окажется, то хотя бы работу сделаем и зарплату получим.
– Прекрасно, – равнодушно ответил Кеша. – В таком случае давайте посмотрим, нет ли тут магазинчиков.
– Магазинчиков? – удивился Атир.
– Мне подарок надо купить дочери!
О проекте
О подписке