Женщины – наше всё (лучшее)

МАТРИМОНИАЛКА: ЧТО СКРЫВАЮТ О СЕБЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ

(Из цикла “Записки путешественника”)

В сердце каждого путешественника живет страсть к приключениям, а любопытство всегда зашкаливает и манит в дебри неизведанного.

Вряд ли Миклухо-Маклай, рискнув в одиночку прожить несколько лет среди туземцев, не участвовал в их общественной жизни, благо конфликтов на его глазах происходило много. Не все они попали на страницы его дневников.

Никто не считал, сколько путешественников и миссионеров пропало в племенах и по какой причине. Известны только несколько имен, в частности, Джеймс Кук, которого, если верить, съели аборигены.

Побывав в лесах Полинезии, и в дебрях Африки, и в бассейне Амазонки, моё повествование представляет собирательный образ того, что на самом деле происходило со мной и происходит с другими путешественниками, до сих пор рискующими своими жизнями.

Итак, незабываемый остров Кали-Кали. Как и все предыдущие мной посещаемые места, он был такой же сложной, проблемной для современного человека, ставящей меня часто в тупик, в опасное положение, интересной и познавательной площадкой, тем не менее, он остался в памяти милой и забавной территорией. Тут жило племя масоку, ко всему прочему отличавшееся тем, что строило круглые хижины на сваях. Я был воодушевлен первыми результатами жизни на острове. Я парил в воздухе. Я светился, несмотря на советы, на неоднократные тактичные напоминания вождя Нь-ян-нуя (Тот, который поднимает всех с утра) о злоумышленниках, на предостережения, кого надо сторониться, кого остерегаться, чтобы я не зарывался и был осторожен, что даже он, брат по крови, не гарантирует мне полную безопасность. Он не оглашал имена, но я своих недругов уже чуял и взял на заметку. Я соглашался с вождем и давал обещания, что буду предусмотрительным.

Однажды, когда я поджаривал себе кусочки банана, подошел с обезьянкой вождь. Его длинные и густые волосы были охвачены обручем, на шее висело ожерелье из чёрных чёртовых пальцев, перемешанных с человеческими зубами. Его собственные зубы были обточены и заострены на манер леопардовых. Грудь и живот украшали два ряда шрамов, некоторые были нарисованные. Сзади шрамов не было, что говорило о вожде, как о бесстрашном воине, не подставляющем спину врагам.

– Путешественник, – сказал он, – преподношу тебе эту обезьянку на жаркое.

Я уже протянул руку, но Нь-ян-нуй взял обезьянку за ноги и ударил с размаху головой об угол хижины. Размозжив ей подобным образом череп, он положил её к моим ногам. Сделал это так мгновенно и виртуозно, что я не успел его остановить, успел только от брезгливости отвести взгляд. Опасное постоянство демонстрировать передо мной садистские наклонности, но я вежливо принял подарок.

Объяснение поступка последовало витиевато, было не очень длинным, но понятным и логичным для среднего ума:

– Мясо змеи делает глаза блестящими, мясо крокодила награждает желтыми крупными зубами, мясо пауков вынуждает женщин быть уступчивыми, мясо гусеницы располагает человека к доброте, мясо енота разгоняет кровь, а мясо обезьяны дает красоту телу, – уточнил он.

Кому не хочется быть красивым, и я сильнее поддал щепками огня. Пока шла готовка, вождь не мешал мне раздувать и ворочать угли.

Затем, заняв место напротив, он продолжил говорить нараспев:

– Путешественник, ты никогда раньше не бывал на нашем острове, и я хорошо знаю, что заставило тебя прийти к нам издалека.

– Интересно, что?

– Подарить нам, великому народу масоку, для счастья много-много подарков!

– Я желаю вам процветания на долгие годы!

– А ты догадываешься, почему мы хотим много-много подарков?

– Да.

– Потому что, кто не хочет подарков.

Туземцы, как наши чукчи, сами торопились ответить на свои же поставленные вопросы. Мне оставалось только вставлять между ними очередное утвердительное “да”. В дальнейшей жизни на острове я неоднократно пользовался этим литературным приемом и получал нужную информацию.

– Да, да, – не стал переубеждать я его, небрежно подав набор из трех иголок, шпульки ниток и нескольких пуговиц, всё на одной картонке.

Сначала старик упорно увертывался от подарка, но я видел его горящие глаза, как перед бутылкой у испытывающих глубокое похмелье алкоголиков, а также проформу отказа. И когда вождя удалось убедить взять презент, он высказал благодарность:

– Вот чему меня учили старики много лет тому назад, когда я сам был ещё юношей, – воспламенился он откровенностью. – Относись к людям хорошо и старайся сделать им добро, особенно если это чужеземец, пришедший издалека прямо с Луны, или человек покинутый и одинокий. Старики говорили мне, что если я буду так поступать, то и бог Дуссонго меня не забудет, полюбит, не бросит, поможет и вознаградит за добро, которое я сделаю.

Эти достойные каждого гражданина слова, на века заслуживающие закрепления на камне или отливки в бронзе, меня умилили до слез.

– Да, да, конечно, – повторял я и заставил принять вождя еще два набора.

Вождь положил обе руки мне на голову и несколько раз провел ими по волосам.

– Сын мой! – торжественно начал он, что-то новое. – Ты живешь среди нас, ты стал настоящий масоку, ты такой же сильный, как леопард, такой же неуемный и умный, как кролик, такой же красивый, как обезьяна. У нас не принято быть одному. Постель твоя пуста и холодна. Тебе подобает иметь молодую и сильную жену, которая бы наблюдала за твоим имуществом, вела хозяйство и присматривала за детьми. Ты должен иметь один с масоку общий дом…

Он долго повторялся в том же духе, и слезы иногда выкатывались из его глаз.

– О вождь! – я обратился к нему. – Смелый, хваткий, мудрый! Благословенный богами и духами, любимый народом масоку, почитаемый всеми видами животных и растений, притягивающий своей мудростью морских анемон, сколопендр, скорпионов и тарантул, располагающий к себе все мелкие и крупные твари, всех опасных насекомых, угомонивший злых духов, загнавший и закупоривший их в пещере, и прочая, прочая, прочая, не рано ли говорить об этом? – Я без колебаний отверг его просьбу.

– Послушай, упрямый человек! О тебе идет нехорошая молва. – Всё это вождь стал тянуть очень медленно, потом остановился и продолжил слова ещё тягуче, но четче: – Но ты добр, Путешественник, об этом знают все масоку. Ты давал нам много подарков, чтобы всем было хорошо. Ты справедливо обращался с нами – этого не забудут масоку. Путешественник – ты наш друг и брат! Но нам совсем не безразлично видеть, как ты выходишь к морю задумчивый, как сидишь у огня неприкаянный, как ты несчастный сохнешь без женщин, как страдаешь в тиши от одиночества… День оборачивается в вечер, вечер становится ночью, а ночь остается для тебя пустынна и тягостна и превращается в жалость к себе, а то и в бессонницу или кошмар. От тоски и грусти одна морока и напасть…

Меня постигала участь всех путешественников, оказавшихся в моём положении. Почему-то они обходят стороной эту щекотливую тему, не донося до читателей матримониальный момент в отношениях с аборигенками. Ларчик открывается просто – путешественникам было стыдно не перед читателями и телезрителями, для которых чем больше амурных, романических, сентиментальных, откровенных сцен и подробностей, тем интереснее, а перед своими женами, требующих отчета об интрижках на стороне.

Прежде всего, хочется упомянуть Миклухо-Маклая, побывавшего в Чили, Бразилии, на архипелагах Полинезии, Малайзии и в Австралии, в Новой Гвинее. Он везде заводил себе “временных жен” (это его выражение). Женами всегда были девочки от 12-14 лет, которых он, с “благословения” их родителей, получал за стеклянные бусы или прочие безделушки. Так что среди аборигенов Миклухо-Маклай всегда жил настоящей, полноценной жизнью.

– У меня там, – я поднял палец в небо, – есть жена.

– Это ничего, – успокоил Нь-ян-нуй. – Она там – ты здесь. Одно другому не мешает. Она там чувствует себя хорошо, ты здесь прекрасно тушишь огонь желания.

– Я не собираюсь жениться на туземке! – Этими решительными словами я хотел окончательно завершить разговор.

– Это правда. Ты – белый человек. И жена твоя белая, а у нас белых нет, – услышал я фразу. – Все девушки чёрные. Чем богаты, тем и рады. Они не белые, но те, которые чёрные, не подадут повода для твоего разочарования.

Вождь таинственно приложился к моему уху и произнес:

– У них масса преимуществ. Когда ночь смыкается, они делают её ещё темнее и оттого причудливей, а сон ещё нежнее и приятнее…

Я перебил:

– А белые девушки делают день ещё светлее и оттого ярче, и насыщеннее!

– Это когда и так светит солнце! – возразил старик.

– А ночь быть чёрной всегда мешает луна, как свидетель! – меня захватил спор.

– А чёрные девушки торопятся поменять день на ночь! Чёрная ночь, это, означает, сладко спать! – не успокаивался Нь-ян-нуй. – Опять-таки, чёрные девушки хороши перед белыми в том, что ночью они есть, но их словно нет. Они тенью растворяются во тьме. Скажи, почему на свете больше чёрных девушек?

Вопрос застал меня врасплох.

– Потому что… потому что… – стал тянуть я.

Нь-ян-нуй смотрел мне прямо в глаза.

– А ты попробуй убить чёрную девушку ночью копьем – не получится, промажешь, а белую – легко, не промахнешься.

Это было откровение.

– Я не буду никого убивать! – признался я.

А дальше я услышал:

– Поэтому, как видишь, кругом только чёрные девушки остались. С мужчинами та же история.

– На моей родине одни белые люди живут! – противоречием воскликнул я.

– Ой, не болтай! Не поверю! Белые девушки ночью, как слепящий свет в глазах, надо долго их протирать, чтобы избавиться от света. А это немаловажно, когда пора заснуть, а что-то мешает. Сон превыше всего! Уже за это белых девушек надо лишать жизни.

– Зато белые девушки лучше всех делают белое дело, а чёрные девушки не унимаются и продолжают совершать чёрное дело! – съязвил я.

– Чёрные девушки видны днём как на ладони, их хорошо контролировать на работе, в поле во время сбора риса… – продолжал перечислять достоинства Нь-ян-нуй.

Я же настаивал на преимуществах белых.

– А белых девушек хорошо контролировать ночью, в постели! А это существеннее всего для мужчин, – сыронизировал я.

У вождя затряслись руки.