Глава 3. В преддверии лечения дочери

Оставались последние штрихи, те самые, что художник пишет на картине перед завершением шедевра. Именно такой они считали тетрадь с тем, что должна помнить их дочь после излечения – шедевр. Стояла задача поместить туда все самое важное, что не сможет всплыть в голове к восемнадцати годам. Доктор и сам не имел представления о том, что именно должно пропасть в ее маленькой голове после введения сыворотки. И что будет тогда, когда тетрадь в ее голове закончится. Были лишь догадки. Лекарство открывало просторы для изучения, давало результаты, но какие побочные эффекты? Всем, кто участвовал в этом эксперименте, только предстояло узнать. Это как нестись на космическом корабле к неизведанной планете, вот же она, ты летишь и видишь ее, она ярко отражает свет от солнца. Но что на этой планете? Будущее науки или что-то ужасное, что которая испепелит корабль, лишь только он приблизится к неизведанной планете.

Он знал, что память даст сбой и что-то девочка точно забудет, но рассчитывал, что на просторах сознания потеряются в основном негативные воспоминания. Это касалось мелких неприятностей. Тех, что не дают уснуть по ночам, заставляя обдумывать их. Те, от которых подушка по ночам становиться влажной. Что же приготовит ей память на самом деле и как на все это отреагирует ее маленький мозг, никто не мог знать. Для науки это все было в новинку. Доктор, как космонавт, высадился на новой планете, до конца не изучив ее обитателей.

Последние моменты той жизни, что должны помогать Маше, а точнее Алевтине до восемнадцати лет, составляли лишь опору. Колонны, на которых будет стоять все ее сознание и все то, что она успела накопить за шесть лет и что ей еще предстоит накопить, а дальше эти колонны рухнут сами собой. Их заменит опыт, те уроки на ошибках, что учат жить и осознавать мир таким, какой он есть. Огромный риск ради ее жизни. Пусть этот результат до конца не изведан, но в его основе все же стоит здоровый мозг родной дочери, остальное он считал подвластным науке.

Михаил Степанович с женой на кухне. На той самой, где Оля обычно готовила для их небольшой, но очень счастливой семьи. Счастливой семье до того момента, пока тишину весеннего утра не пробило: «мамочка…», рвота на полу, любимая кукла дочери на полу, лежавшая почему-то в другом конце комнаты и их дочь, маленькая и такая беззащитная, держалась за голову. С тех пор Оля каждую ночь плакала в подушку.

Виной ее слез не только болезнь Маши, но и поздние приходы мужа домой. Запах, переходящий в вонь. Женщина чувствовала, что он зайдет в спальню еще задолго до того, как он дойдет до нее, ему стоило только пошевелиться на кухне, после работы, оставив после себя грязную тарелку. Ее готовку он считал «потрясающей стряпней», но алкоголь притупляет все чувства, любимая еда становилась – «дай что-нибудь закинуть в рот перед сном…». Пару раз она решалась переночевать в комнате дочки, запах мужа не давал уснуть. В те ночи ее гостеприимно принимало небольшое кресло.

Их маленькая семья гордилась, как обставили комнату девочки, все как она любила: зеленые цветы на стенах, чего только стоило найти такие обои, и сколько было улыбок продавцов и слез Маши, когда она кричала на всю округу и протестовала, требуя именно зеленые цветы, а не красные и тем более не желтые. Для Оли и Миши совсем непонятно, откуда у девочки такая любовь к зеленым цветам. Потом Оля, как-то припомнила, что их дочь рассказывала про зеленые цветы, кажется про хризантемы. А потом вспоминались горящие глазки, когда на витрине цветочного магазина им попались зеленые розы, но мало ли, что может быть в голове у мечтающей девочки, и она не придала тогда этому значения, а зря.

А сейчас главным для всех стало пережить день лечения самого маленького члена семьи. Пережить эту ночь, а после утро. Дождаться их с Мишей домой, она уже планировала, что будет на ужин. Ужин в кругу семьи, пережившей так много.

Тетрадь наполнилась печатным текстом, состоящим из тысяч слов, и каждое слово Михаил старался обдумать. Словно заполняя очень важный документ при устройстве на работу мечты. Ошибка могла стоить неправильного восприятия девочкой всего мира, но это тоже лишь перестраховка. Доктор полностью доверился теории, и формулам, что вывел его отец. Михаил всего лишь ученик, перенявший знания через книги, пытающийся применить их на деле. Для него не было учителя умнее, чем его отец. Он как-то сказал Оле: «Будь папа жив, точно смог бы вылечить нашу дочурку». На что она только опустила голову и продолжила мыть посуду.

Этот день их объединил снова, как в старые добрые времена, за совместным поеданием мороженого. Бывало, их счастливая троица вешала картину, собранную из мозаики, на стену в Машиной комнате. Миша вешал, Маша прыгала и кричала, чтобы он перевесил чуть левее, а теперь выше, а Оля скромно упиралась спиной на косяк, вытирала мокрые руки кухонным полотенцем и ждала любимых на ужин, с тихой улыбкой. Это день был немного похож.

Миша записывает, только теперь Оля помогает, а не стоит в стороне. Папа еще обещал сложить маленькую картинку. Любимое занятие девочки – мозаика.

****

– Пап, вы скоро? – поинтересовалась Маша, подойдя к столу. Поняла на родителей большие, мечтающие глазки. Под мышкой у девочки спряталась любимая кукла.

Родители о чем-то спорили, выглядело это довольно странно. Нельзя сказать по ним, что они ругаются. Они сейчас похожи на двух очень влюбленных, когда на коленях сидит девушка и чему-то противостоит, а потом краснеет и сдается. Их уставшие лица одновременно повернулись к дочери. Энергии у них осталось только на улыбку.

– Да, доченька, мы уже закончили. А ты прибралась у себя в комнате? – с шутливой строгостью поинтересовался отец, – мы с мамой сейчас пойдем проверять.

Девочка кивнула и залезла к папе на колени, игнорируя его обещание проверить порядок. Кукла уже лежала на полу, словно прилегла вздремнуть после обеда. Оля сидела рядом с Мишей, ее голова опустила к нему. Тихо спустилась на грудь и коснулась макушки Маши. Отцовские руки обвили двух его любимых девочек, ощущая тепло семейного счастья. Будет ли теперь всегда так? Покажет завтрашний день. Покажет время.

А ведь случалось столько моментов, когда он мог потерять это все. Эти объятья и улыбку жены. Оля терпела, тихо плакала и терпела каждую его пьянку, и поздние возвращения домой. Что самое удивительное в этой женщине, это то, что она никогда не поднимала тему развода, даже мыслей себе об этом не допускала.

На чем строилась ее любовь, такая бескрайняя и преданная любовь? И что позволяло ей держать себя в руках? Опорой, конечно же, всегда выступала Маша. И вот сейчас эта опора дала трещину. Рухни она и что тогда? Что тогда будет с Олей? Но сейчас она старалась отпугнуть все эти мысли от себя и сильнее прижалась к мужу. Хотелось проснуться, и чтобы это оказался всего лишь сон, страшный, ужасный сон. Именно эта искренность была в ней изюминкой, что притягивала к себе Михаила. Мужчины любят искренних женщин.

Лежа головой на груди у мужа, Оля вдруг подняла взгляд. Взгляд котенка, переполненный нежностью и страхом.

– Ну, что ты, милая? Ты очень устала. Не переживай, все получится, – сказал он и поцеловал в лоб, сдвинув ее упрямую челку в сторону, – я тебе обещаю. Но говорить, все равно было тяжело. Трудно разобраться, когда утверждаешь то, что точно не можешь знать, но сказать этому верящему в чудо человеку, что чуда может и не быть, все равно, что сказать ребенку: «прости, я не знаю, будет ли в этом году твой любимый праздник, скорее всего, нет». Даже если фраза будет в позитивном ключе, настрой пропадет и пережить время до наступления момента истины, будет куда тяжелее.

Он тяжело вздохнул. Его рука поднялась с талии на голову жены, пальцы запутались в прическе. Для него перебирать волосы Ольги сплошное удовольствие.

– Мамочка, папочка, – полусонным голосом произнесла девочка, – я вас очень люблю.

– И мы тебя, очень-очень, с папой любим. – Сказала Оля. Она не могла отвести глаза от своего супруга. Глаза намокли.

Маша засыпала прямо на руках родителей. Из ее маленького носика, доносилось сладкое сопение. Для девочки завтра самый важный день в ее жизни. И в жизни ее родителей.

Миша отнес девочку в кровать, теплые губы коснулись лба. Оля видела, как сильно они любят друг друга. Папина дочка. Но и она не была обделена этими чувствами. Ее губы тоже прикоснулись ко лбу дочери – спокойной ночи. На стене, словно одинокий лесной костер, тихо-тихо озарялся ночник. А через светло-кремовые шторки пробивался полумесяц, ему хотелось заглянуть в их скромную квартиру и проведать, как семья переживает тяжелые для нее времена.

Дверь в сонное царство Маши тихонько прикрылась.

****

Руки Михаила скользили по очертаниям груди. Поднимались вверх, а потом спускались, медленно, огибая каждое очертание Оли. Казалось, ладони горели огнем, а пальцы касались ее каждой чувствительной клеточки на коже. Она издала неуправляемый с ноткой благодарности стон, а после удовольствие сосредоточилось в твердых, как камушки сосках. И вдохновленные звуками руки проскользнули по изящным очертаниям обнаженного таза молодой женщины и с отчаянной смелостью спустились в нежное, влажное тепло. Женщина прильнула к мужу, сопровождая его прикосновения сердцебиением загнанного кролика и глубокого дыхания, что щекочет ухо, разгоняя по телу армии мурашек. Миллионы мурашек. Ее тело выгнулось, словно волна, посередине с гибкостью и легкостью кошки, оставшийся край одеяла соскользнул, оголяя упругую грудь. И она попала в плен теплых и сильных мужских рук – сопротивление бесполезно, ты его добыча и пока дело не будет кончено, он тебя не отпустит…

Глава 4. Другие участники

Спустя две недели после операции с Кариной, так же как и в случае с Гришей, прибежал все тот же прыщавый медбрат со снимками и улыбался так же глупо, все получилось. Через час явился Сергей с чемоданом денег и пожеланиями в процветании.

Доктор спланировал все это на восемь утра, а в десять он принимал уже трех новых взрослых клиентов. С ними он должен был составить тетради под номерами «03», «04», «05». Тетрадь дочери он назвал, как и сам проект – «14-01(95)», а сам проект в честь дочери 14 – Мария, 01 – Алевтина, хотя первоначально означало «01 – первый ребенок в эксперименте» – совпадение, а 95 – год ее рождения.

На этот раз при составлении тетрадей ему помогал Антон, он уже успел почувствовать себя на скамейке запасных и даже держал обиду на Михаила Степановича. Доктор доверял ему только тесты с пациентами, а к тетрадям на метр не разрешал приближаться.

Сами операции планировались на четверг, пятницу и субботу, после чего он планировал насладиться отпуском. И дальнейшие больные после этих троих, могли пройти подобный курс лечения лишь через месяц.

Время шло, казалось, все позади. Болезнь, переживания и слезы жены. Для Михаила Степановича закончилось худшее время в его жизни.

Все тесты с участниками проходили на пять с плюсом, казалось, все идеально и результаты превзошли все ожидания. Каждый из них приобрел новую жизнь благодаря голубоватой жидкости и стараниям доктора. Для участников он стал кем-то вроде второго отца, спасителя, что вытянул из трясины под названием смерть. Подал руку.

Участников того коварного эксперимента было шесть: Григорий Бычков («Григорий-01») – был самым первым в этом эксперименте и самым первым покинул этот мир спустя три месяца, дочь спонсора – девочка шести лет с простым именем Карина, а второе имя, которое она получила после операции, доктор держал в тайне, с яркими, как жемчужины глазами.

После Маша – Алевтина – девочка, получившая два имени – дочь главного в этом эксперименте. Четвертой в этом списке была Анастасия Андреева – мать двоих детей и жена успешного бизнесмена. По иронии или под воздействием лекарства она влюбилась в «Григорий-01». После лечения для Михаила Степановича они не имели имен, только «…01», «…02», «…03» и так далее, кроме своей дочери, даже Карина не была для него Кариной, хоть ее мать влезла в его жизнь полноценно и была Дианой.

«Григорий-01» и «Анастасия-03» влюбились. Доктор считал это забавным – имена уже не имеют значения. Удивительно то, что и смерть их настигла в один день. Как в клятве о вечной любви…

А замыкали список два чудака, не сказать, что они были глупы или не могли сказать, сколько будет дважды два, возможно именно так действует препарат на интеллектуалов: Артем Артемович или «Артем-04» – пожилой мужчина, любитель костюмов прошлого века, лысеющую голову которого покрывала шляпа. «Профессор в шляпе» – по-доброму смеялись другие участники по-доброму.

До болезни он возглавлял кафедру в университете (так он указал в анкете, не уточняя, что именно он преподавал). Судя по его постоянным вычислениям и дискуссиям с «Леонидом-05» о судьбе отечественной точной науки, он преподавал физику и математику. Он искренне не верил в возможное излечение, считая его чудом. «Я ученый и в чудеса не верю, но готов рискнуть, другого выхода нет», – сказал он, протягивая руку Михаилу Степановичу.

Вскоре между «…04» и «…05» образовалась какая-то связь, Антон даже пытался шутить: «Прям, как у Насти с Гришей», только Артем Артемович и Леонид не умерли спустя три месяца, а продолжают жить, их дружба только крепче, как связь между нейронами. Точно, как два нейрона, они взаимодействуют друг с другом.

Как распорядилась судьба с Кариной и Машей – Алевтиной знал отец, пока они не отметили свой восемнадцатый день рождения. Михаил Степанович даже поздравил одну из них, ставшую для него родной. После этого Карина отправилась в свой путь, не писанный доктором и ее родительницей в подвале (в тетради с надписью «Карина 02»).