Отзывы на книги автора «Алексей Макушинский»

Имя Алексея Макушинского не особо известно большинству читателей современной прозы, хотя его произведения попадали в списки "Большой книги" и они, совершенно точно, заслуживают внимания.
Потому что, по-первых, это очень хорошая проза. Сама по себе.
Во-вторых, это продолжение классических традиций. Герой - "лишний человек", звено в тянущейся с золотого века русской литературы цепочке.
В-третьих, это переосмысление опыта революции и гражданской войны. Да, еще одно. Но ведь предмет огромен, необъятен. И сколько ни вглядывайся в мглу начала двадцатого века, не надоест - она завораживает и гипнотизирует.
В-четвертых, это особенное настроение. По настроению очень похоже на книги Зебальда. Что-то такое щемящее, об ушедшем.

«Книга моя написана свободно, она не связана систематическим планом. В ней есть воспоминания, но не это самое главное. В ней память о событиях и людях чередуется с размышлением, и размышления занимают больше места» (Н.А.Бердяев, «Самопознание»)

Думаю, что никто не был бы прочь побродить по предместьям Парижа, сделать фоточки, поворошить неспешными шагами осенние листья, выпить чашечку кофе, предаваясь размышлениям, щедро пересыпая их возникающими в памяти историческими фактами и – для красоты - многочисленными цитатами. Собственно, для авторских рефлексий Н.А.Бердяев и Ж.Маритен, как, впрочем, и другие объекты мысли, явились, на мой взгляд, только поводом для эпизодов авторского самопознания. Можно согласиться с тем, что эффекта самосозерцания автор достиг, но созерцать это самосозерцание извне мне не было особенно интересно. Назвать это очень уж увлекательным чтением будет преувеличением – читается скучновато из-за авторского многословия и бесконечных ассоциативных перескакиваний с одного на другое и вязкого возвращения к оборванному смыслу. В потоке авторской эрудиции, реминисценций и неожиданно эмоциональных выпадов в сторону собственной советской юности находиться было не всегда комфортно.

Я пробовала читать эту книгу как растянутое до максимума эссе о Бердяеве (и/или о Маритене), и у меня не вышло. Пробовала - как собственный философский диалог автора с Бердяевым и Маритеном – тоже особенно не преуспела. При всей моей любви к бердяевскому «Самопознанию» мне не удавалось подключиться к его внутреннему обсуждению через предложенный автором путь, и я решила, что он подходит только ему одному. Что-то было в этом тексте глубоко эгоцентрическое. Даже там, где А. Макушинский напрямую обращается к читателю, мне совершенно не казалось, что он заинтересован в ком-то, кроме себя, будучи чрезмерно фиксированным на собственных ощущениях, с наслаждением предаваясь вербализации потока собственных мыслей, чувствований, воспоминаний и символов. Читательская же аудитория через его обращения к ней воспринимается, скорее, как зрительская, где он – выдающийся актер на сцене, снисходящий до публики, подающий ей инвокативные реплики, но остающийся бесконечно далеким от нее.

Еще одна попытка – прочитать весь текст как фиксацию авторского эстетического-философского-филологического удовольствия от приобщенности к времени-месту и желания через впитывание отзвуков парижских хронотопов пережить причастность к ним как к философам и обывателям - тем более успехом не увенчалась, хотя образ тщательно и даже щегольски одетого Бердяева с матерчатой сумкой идущего за продуктами, потом часто возникал перед глазами. Образы всех упомянутых лиц, а там их много (кроме Бердяева и Маритена, Цветаева, Рильке, Кант, Шестов, Блуа, Шопенгауэр, Ницше, Камю и др.) не пополнились у меня чем-то новым и, главное, сущностным – так, чужие, случайно навеянные впечатления. Поэтому читала как акынскую песню («что вижу, о том пою»), тем более, что не подписанные и не всегда прокомментированные по существу авторские фотографии своей случайностью и наполненностью только автору понятным смыслом (ограда, мостовая, монмартровская лестница, танцоры танго и пр.) мешали вникать в содержание – у меня зрительный и иные авторские ментальные ряды никак не хотели совмещаться: лирическое, документальное, философское или памфлетное, выносящее автора изнутри его произведения в сторону скептически и иронически ориентированного наблюдателя, каким-то красивым и, главное, значимым литературным меланжем не стали.

Что в итоге? Череда рафинированных философско-литературных зарисовок и авторский ассоциативный ряд к ним, вербализованные многостраничным малосистематизированным потоком. Текст точно на любителя, поэтому, весьма разочарованная, я подошла к нему аналитически - как к продукту чужого самолюбования, где этот чужой – интеллигентен, эрудирован, риторически образован, стилистически изящен, умен, в меру ироничен и приятен во всех отношениях, но при этом остается глубоко чужим. Да и ладно: автор был для меня нов, и каких-то особых ожиданий к его тексту у меня не было, так – шапочное знакомство. Познакомились – и разбежались, не особенно понравившись друг другу. И, думаю, навсегда, потому что продолжать знакомство мне совершенно расхотелось.

Начну с того, что для меня проза Алексея Макушинского обладает необыкновенным, волшебным качеством - это не просто особая галактика, куда ты попадаешь, как читатель, это параллельный, абсолютно реальный и осязаемый, трехмерный мир, где ты чувствуешь запахи, слышишь музыку, тебя пробирает озноб и ты мучаешься от духоты. Все это я впитываю и ощущаю, погружаясь в написанный текст.
Роман "Пароход в Аргентину" написан стремительно уходящим из литературы русским языком. Если вы посетите писательские курсы, то вам обязательно расскажут про короткие предложения, глаголы и существительные и опасность сложноподчиненных конструкций. Макушинский рушит напрочь все эти шаблоны. Поэтому сначала его текст читать трудно, но когда ты проникаешь в течение его прозы, то ловишь себя на том, что ты думаешь языком романа, вставляешь в свою речь французские или английские слова, да и словесные конструкции становятся поэтичнее и длиннее.
Говорить о смыслах романа стоит, но тут ты будто соприкасешься с волшебной шкатулкой - новый смысловой слой открывает следующий и так до бесконечности. Действие романа разворачивается в конце XX века в Европе: главный герой путешествует во Францию, чтобы встретиться со всемирно известным архитектором Александром Воско (Воскобойникова) — другом легендарных Миса ван дер Роэ и Жана Балладюра.Это не просто встреча двух людей на Европейской земле - это преречение времен, пространств и ментальностей. Они словно и не существуют сейчас на реальной земле, но абсолютно реальны. В романе есть важная отправная точка - пароход в Аргентину, который изменил когда-то жизнь Александра Воско и меняет жизнь лирического героя романа.
Мне очень сложно говорить о романе, потому что он не просто многослоен, он еще и мультикультурен, то есть каждый новый герой романа приносит и свою ментальность и свою культуру. А еще в романе есть отдельный герой - это архитектура, она необыкновенно живая и все время меняется, преследуя героев романа и наполняя текст своими смыслами. Вот один из важных, на мой взгляд отрывков об этом: "Мы ищем в архитектуре того же, что мы ищем, в конце концов, в жизни, - говорит он (как будто решившись...). - Мы обречены, - говорит он, - на поиски некоего смысла (a sort of sense). Вновь и вновь переживаем мы откровения смысла, проблески смысла, промельки смысла... Мы не можем его высказать, но можем его осуществить (realise)".
К этому осуществление смысла и приходит главный герой романа, которому нужно поспеть на какой-то поезд, уходящий когда-то куда-то откуда-то.

Читаю часто ночами. И мир, если и не сразу останавливается, то начинает замедляться: это неторопливое, до мельчайших деталей продуманное повествование, эта способность рассказывать о прежитом или о якобы пережитом так, что становишься участником событий.  И вот читаю... отложу книгу, и думаю, думаю о прочитанном, мысленно разговариваю с героями, задаю вопросы, ищу объяснений... и опять читаю... Но "перевариваю" текст медленно, порциями! Невозможно остаться равнодушным! Порой ритм повествования успокаивает меня... как журчащий ручей. И абсолютно на волне моих личных эмоций: всё разделяю, со всем согласна. А читать непросто: на мой вкус маловато точек: предложения нескончаемые, приходится, бывает, возвращаться и перечитывать заново, а то и по несколько раз. Так много нового для меня, познавательного! Какая же должна быть у автора эрудиция, страшно просто. Хорошо, что он делится знаниями с нами, читателями! А умная, незлая, но временами кусачая ирония... случается, начинаю смеяться среди ночи! И каждый раз разбирает любопытство: что ж будет дальше с ними со всеми, или - как же они могли, или - почему же они не смогли... И как бы я поступила на их месте! Если автор всё это придумал, то я не знаю жизни: не верю! Нельзя ТАК И ТАКОЕ придумать! Мыслей  и переживаний столько... Может, напишу ещё в одной рецензии. Короче, не могу начитаться, как, если пить хочешь, никак не можешь напиться...

"Город в долине" - какое прекрасное название для романа! Сколько романтических ассоциаций, какие просторы интерпретаций! Особенно, если речь идёт о таком мастере изысканной прозы, как Алексей Макушинский. С первых же строк романа мы попадаем в чудесную компанию автора и его друга, со знакомства с которым и начинается эта книга. Наши герои молоды, образованны, находятся, конечно же, в оппозиции к Софье Власьевне. Роман написан от первого лица, самого автора, и повествует о дружбе, встречах, беседах с этим одним другом, историком, вплоть до его кончины. Жизнь сводит героев в самых разных городах, в России и Германии, Франции и Италии...Диалог не прекращается - как реальный (звонки, письма, встречи), так и внутренний, когда автор мыслями и воспоминаниями обращается к этому уникальному своему приятелю.
Что же заставило меня урывать любую минуту для чтения этой книги?
В данном случае ответ будет пространным.
Прежде всего, "Город в долине" - прекрасный роман, продолжающий великие традиции русской литературы. Он написан тем ёмким, высоким языком, с обилием сложносочинённых и -подчинённых предложений, в абзац длиной, от которого мы, в наш век мэйлов и инстаграмов, увы, стремительно отвыкаем. Плавное течение рассказа, обилие подробностей, воссоздающих для автора (и для нас, конечно) дух времени, этих 80-х, великолепно данные характеристики героев, особенно второстепенных, случайных - все это превращает чтение в огромное интеллектуальное удовольствие.
Интеллектуальное - не просто благодаря высоте стиля, но также в отношении содержания. Наши герои спорят и рассуждают об истории и философии, литературе и искусстве. Эта книга, безусловно, для читателя-интеллектуала, который не убоится Гуссерля и Канта.
Далее, сюжет в романе все же присутствует, это не просто мемуар, homage дорогому человеку. Интрига в том, что этот друг, историк, мечтает написать роман/повесть под названием..."Город в долине"; впрочем, сначала это лишь некий сон, мысль, идея, к концу жизни превратившаяся в большой труд, сотню заметок, папок, планов и зарисовок - и это составляет роман в романе, сюжет одного города в долине вторгается в канву основного рассказа автора.
Читатель найдёт в романе несметные богатства: неожиданные и малоизвестные исторические факты, рассказы об архитектуре и ряде литературных и философских идей. Информационная плотность текста - высочайшая, посему читать эту небольшую книгу придется долго, осмысляя прочитанное, как у Достоевского, Гоголя, Бунина.
Умение передать атмосферу - отдельный пункт в перечне достоинств романа, любого в общем и этого - в частности. Иными словами, художественный талант автора, в последнее время все чаще подменяемый повышением градуса стеба в письме. Мы видим, слышим, любим героев этой книги, так же, как мы смеемся и плачем, возмущаемся и влюбляемся вместе с героями любой истинно талантливой книги. Мы узнаем в героях себя или друзей, мы тоже спорили о тех же вопросах...
Эти споры героев, эта жизнь - о себе, про себя, это толстовское "тщеславие, и на краю гроба тщеславие", от которого бегут герои, постигая и выстраивая свою линию жизни, интересов, этот роман ставит перед читателем извечные вопросы.
Помимо перечисленных, объективных критериев, эта книга затронула меня лично. Рассказывая о жизни в Москве 80-х, автор живописует мое детство и студенческие годы моего брата. Восприятие в таком случае обострено, и любая фальшь режет слух. Я читала с полным погружением в то время, в ту Москву, ту напряжённо-интеллектуальную среду диссидентствующих студентов и людей искусства. Уникальная среда, в которой живут герои, цитаты, которыми они разноваривают - все это сладостными звуками отозвалось в моем сердце.
Безусловно, это книга о Москве. Больше того, это книга о Москве, написанная человеком, много лет живущим в Европе. Своеобразный путеводитель по столице (помимо всех других топосов, о которых рассказано в книге), интересный, конечно, не только москвичам, как "Повесть о любви и тьме" драгоценна для старых иерусалимцев и завораживает остальных, простых смертных.
Это книга о дружбе, о том, кого мы выбираем в наперсники, о мимолётности всего и вечности - мысли, идеи, долины, если хотите. О поиске себя и отражении в других.

Для меня каждая новая книга Макушинского – это всегда встреча и путешествие. Ведь именно встреча (с другом, наставником, Другим) становится точкой инициации героя, возможностью посмотреть на мир и на себя с другой стороны. Это всегда точка перемены и обретение своего голоса и своего взгляда.

Новый роман Алексея Макушинского «Один человек» тоже начинается с дороги и приводит к Встрече. Герой романа собирается со своей подругой Жижи на выставку картин Ван Эйка и Рогира. Мир уже схлопывается и закрывается перед наступающей пандемией. И герой, имя которого мы узнаем лишь к концу романа путешествует не только в пространстве, но и во времени, встречаясь с самим собой и с человеком, который во многом открыл для него даже не путь в искусство, а показал запутанную тропинку к самому себе.

Одиночество мыслящего человека становится самой важной темой романа. И герой фиксирует этот опыт для самого себя: «Тот, кто не думает, живет в отрадном окружении незримых спутников, в толпе чужих мнений, заемных слов, в тепле и уюте всеобщего неразумия. Тот, кто думает, всегда один. Один человек. И ему плохо, этому одному человеку».

Роман Алексея Макушинского не просто о поиске себя и своего голоса. Это было бы слишком банально и избито. Он становится пространством диалога автора и читателя, где мы сами обретаем смыслы в поисках истины о себе и этом мире.

Раньше не интересовался дзен-буддизмом и ничего не знал о нем. Поэтому приступал со страхом к чтению этой книги. Тем более, что она толстенькая. Но раньше мне понравился "Пароход в Аргентину" и хотелось почитать. Поначалу плохо пошло, но понемногу вчитался. Нужно время, чтобы вчитаться. И оказалось, что дзен-буддизм – это страшно интересно! Я узнал очень много нового для себя. Тем более, что в конце книги есть маленький словарик (без него бы я не справился). Но дело даже в дзен-буддизме. Это прекрасная проза, Макушинский вообще – изысканный стилист. У него каждая фраза – а фразы бывают очень длинные – произведение искусства. В конце концов, роман захватывает, начинаешь интересоваться героями, Тиной, и Виктором, и рассказчиком, их "духовными поисками" (как написано на обложке). Это нелегкое чтение, но тем, кто любит серьезную, вдумчивую литературу, могу только порекомендовать.

История человека на фоне истории ХХ столетия, в которой частное оказывается важнее общего. Эмигрант первой волны, участник Гражданской войны, главный герой Александр Воскобойников вопреки страшным событиям, происходящим вокруг, осуществил свое предназначение (намерение, желание) стать архитектором (по сюжету выдающимся архитектором), чтобы воплощать истину и гармонию в творчестве. На пароходе в Аргентину он встречает друга детства, эмигранта второй волны, - и это событие оказывается важным, как и все другие случайности, происходящие с героем:

А если все-таки не считать их случайностями, если видеть в них иронический, но все же намек на какие-то скрытые связи, скрытые силы, улыбку неизбежности, усмешку, может быть, провиденья, тогда — что же? — тогда случайным, скорее, окажется почти все остальное, серая серьезность ни с чем не соотнесенных событий, ни к чему не отсылающих действий. Тогда все это как раз — случайно, а неслучайное — вот оно, вот эти совпадения, эти созвучия, золотые нити смысла, вплетенные в грубый холст бытия. Кто-то, может быть, подшучивает над нами, кто-то словно намекает нам на то, что он — есть. Несомненно для меня только одно — что эти поиски соответствий, это внимание к отзвукам, отзывам, к потаенному эху за углом ежедневности, что для Александра Николаевича Воскобойникова все это было как-то — но я не знал и не знаю как именно — связано с архитектурой, с его проектами и замыслами, стилем и духом его работ и что, назовем это так, то особенное ощущение осмысленного покоя, которое я испытывал и по-прежнему испытываю всякий раз, рассматривая фотографии построенных им зданий, или сами эти здания, во Франции, в Швеции, как-то — но я, опять же, не знаю как именно — сродни тому изумлению и тому успокоению, которое чувствуем мы, когда очередное смешное совпадение показывает нам, что все не так просто и что жизнь устроена совсем иначе, чем обычно мы думаем…

Рассказчик собирает факты биографии героя, чтобы потом написать о Воскобойникове роман, собственно роман и есть - намерение писать, изложение фактов и случайностей, встреч и разговоров, выраженное в длинных предложениях, от которых читатель ХХI века отвык.

Роман - о первой любви, о страстях и изменах, надвигающейся пандемии, изменившей мир, о поиске себя и Бога, Бога в себе и в искусстве великих творцов. О прекрасной фламандской живописи и любимых художниках автора - Рогире ван дер Вейдене и ван Эйке, о сочетании временного и вечного на их картинах. Но еще в этой книге есть неожиданный твист, драматический поворот, кардинально меняющий представление о прошлом. Очень здорово сделано! Ну я уже не говорю о том, что роман написан тем виртуозным языком, за который читатели любят Алексея Макушинского с его неподражаемой стилистикой и умением погрузить читателя в медитативное состояние и увести в иные миры, не прибегая к галлюциногенным препаратам ))
Ткань романа искусно чередует философские рассуждения с эротическими сценами, и читатель не заскучает. Персонажи, перспектива и ракурс то и дело меняются, и за ангелами, парящими в золотом средневековом небе, появляются «ночные бабочки» на уже окончательно, по словам автора, непотребной пьянке в доперестроечной Москве. 
Это - и очерк нравов советской богемы 80х, и описание Европы, оцепеневшей перед наступающей пандемией, и рассуждения об искусстве, современном и средневековом. И все это написано прекрасным языком, тонко, виртуозно, умно.

Новый роман Алексея Макушинского «Остановленный мир» сразу окрестили «буддистским», но мне показалось, что роман прежде всего - о любви и самоопределении. Книга от первого лица, но о других героях, жизни которых переплетаются в причудливый узор встреч, романов, пониманий и ссор. Собственно, эта взаимосвязь всего и всех, уже в первой главе постулируемая, и является главным буддистским мотивом романа, кмк. В книге много описаний дзенских практик, но для меня (и, мне показалось, для многих героев тоже) эти сидения, эти молчания и послушания - всего лишь путь, а не цель. Способ уловить смысл, поговорить начистоту с самим собой. Автор откровенен с нами в этом романе, великолепен в оценках героев, как главных, так и эпизодических (редкое умение, присущее действительно большим мастерам: дать героев двумя-тремя штрихами, описательной фразой, подметить характерную деталь, а не «развивать характер» на ста страницах). Особо понравилась мне структура книги: это множество маленьких глав, которые можно читать практически в любом порядке, возвращаясь назад, забегая вперёд. Мы переносимся из Петербурга во Франкфурт, из Майнца в Лиссабон, в сопровождении ироничного автора и часто - роскошной героини Тины, профессионального фотографа, женщины глубокого ума и большого таланта. Попутно читатель узнает не только о дзен-буддизме, но и знаменитых фотографах и художниках, философах и писателях...
Мне посчастливилось услышать несколько глав в авторском чтении, и я надеюсь, выйдет аудиокнига. Интонации автора неповторимы. К книге хочется возвращаться, и это, безусловно, очень буддистский вывод.