Я засунул голову в открытую горловину. Ой-ой-ой! Сколько грязи там было! Ой-ой-ой! Вид такой «красоты» напрочь отбил у меня желание посещать столь прекрасное место, а особенно с бодуна.

На разводке пришлось рассказать Ивану Степановичу о «травме», полученной вчера Вадимом. Иван Степанович был человек с понятиями, поэтому он постучался к Вадиму в каюту и в полуоткрытую дверь сказал тому, чтобы Вадим сегодня отдыхал.

Сидим, понурясь, втроём и ждём дальнейших приказаний в курилке. Лезть в ресивер неохота.

Серёга предложил:

– Что это мы тут сидим? Пошли. На палубу выйдем. Воздухом подышим. Да и прохладнее там.

Выходим на палубу. Солнышко светит. Тепло. Ни ветерка. Хорошо!

Вдруг смотрим – мама родная! На наш борт поднимаются по трапу три девушки. Брюнетка, блондинка и рыжеватенькая пампушка.

Что надо этим девчонкам у нас на судне? Мы с интересом наблюдали за ними.

Девчонки, скромно поднявшись на палубу, обратились к вахтенному матросу:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, девушки, – важно ответил вахтенный.

Нечасто это нашему Ваньке из Манзовки приходилось встречать таких прелестных созданий. Его от гордости аж раздуло.

– Чё это вы к нам пожаловали? – Важность из него так и пёрла.

– Мы бы хотели увидеть старшего механика, – скромно произнесла одна из девчонок, первой поднявшаяся на палубу.

– Но его сейчас нет на судне. Он уехал во Владивосток, – так же важно ответил Ванька.

– Тогда нам нужен тот механик, который его заменяет, – не отставали от вахтенного матроса девушки.

– Это у нас второй механик, – так же важно выдал из себя матрос. – Вот он-то сейчас здесь. – Лёха, – крикнул он в нашу сторону, увидев наши любопытные физиономии. – Отведи-ка девчонок ко второму механику!

Я тут же услужливо подскочил к визитёршам.

– Пойдёмте, девушки. Я покажу вам каюту второго механика, – предложил я, прикрывая таким вежливым обращением своё любопытство к девушкам.

Войдя в дверь надстройки, я поднялся по небольшому трапу вверх на одну палубу и прошёл к каюте второго механика. Девчонки следовали за мной, и, постучав костяшками пальцев о косяк открытой двери, я осторожно спросил:

– Иван Степанович, вот девчонки пришли к нам. И очень хотят вас видеть.

Из глубины каюты раздался удивлённый голос Ивана Степановича:

– Да? Какие такие девчонки?

Послышался звук отодвигаемого стула, и на пороге каюты появился Степаныч. Он внимательно осмотрел визитёрш, толпившихся за моей спиной.

– Ну, если пришли, то пусть тогда заходят. – И он, немного отступив вглубь каюты, пропустил их.

Иван Степанович был невысокого роста. Если у меня метр семьдесят, то он был на полголовы ниже меня. Маленький, кругленький, толстенький, лысенький, как шарик. Он «катался» по машине и всё знал про неё, родимую. До малейшего винтика. На любой вопрос, с каким бы я ни обращался к нему, он всегда давал исчерпывающие, обстоятельные ответы. Машину он знал досконально.

Своим особенным взглядом механика, которым определяют готовность механизмов к работе, он окинул девчонок:

– Ну и что это вы, девушки? Хотите поработать, что ли? Или по какому другому вопросу прибыли к нам?

Самая бойкая из них, брюнетка, пылко начала:

– Вы знаете, мы студентки кораблестроительного факультета политехнического института, который находится во Владивостоке. У нас сейчас началась практика.

Иван Степанович внимательно, не перебивая брюнетку, смотрел на девчонок, но когда заметил мою любопытную физиономию, всё ещё торчащую в проёме двери, то скомандовал:

– Лёха, ну-ка исчезни! – а потом уже вежливо продолжил девчонкам: – А вы, девушки, проходите, садитесь. Сейчас мы с вами побеседуем и решим все ваши вопросы.

Я вышел, а девчонки, пройдя в каюту, уселись на указанный им диванчик. Каюта второго механика тоже была не ахти какая огромная. Но всё равно там можно было хоть спокойно разойтись трём человекам.

Я вышел в коридор, но из любопытства остался стоять около двери.

По морской традиции моряки двери в каюту никогда не закрывают. Ни в море, ни на стоянке, если они находятся на судне. Это потом уже стали закрываться двери, когда появились пираты, а в портах воры. А тогда, в те спокойные советские времена, двери в каютах вообще ни у кого не закрывались.

Проснулся – дверь открыл, значит, можно заходить. Если дверь закрыта – значит, спишь или на берегу – не заходи. Дверь в каюте Иван Степановича оставалась открытой. Поэтому я сделал вид, что вышел, но сам остался около двери, чтобы послушать, как будут развиваться дальнейшие события.

Одна из девушек – судя по голосу, брюнетка – продолжила свой рассказ:

– У нас сейчас началась практика.

– Ну и что же это за практика такая для девушек? – послышался вкрадчивый голосок Ивана Степановича. Как будто это кот мурлыкал после съеденной сметаны. – А бумаги об этой практике у вас есть?

– Да вот они. – Послышался шорох разворачиваемых листов бумаги. – Практика у нас на целый месяц, – продолжала брюнетка. – Вот и направили нас из пароходства к вам. Вот наши паспорта, вот документ о том, что мы направляемся из пароходства к вам на практику.

– Ну да. Да-да-да. – Послышался скрежет пальцев по коже. Иван Степанович всегда так зверски чесал лысину, когда начинал интенсивно думать о пришедшей проблеме, которую надо было срочно решить.

Он что-то мычал и ходил по каюте, а потом загадочно произнёс:

– Девушки, но вы, вообще-то, знаете, что такое море?

В каюте воцарилась небольшая пауза, которую прервал сам Степаныч:

– Ну как же вы на целый месяц пойдёте с нами в рейс? Это же будут шторма, морская болезнь, нехватка воды. Да мало ли что может произойти в море? Может быть, даже и кораблекрушение.

На такую проникновенную речь брюнеточка нежным голоском прервала Степаныча:

– А вы знаете, может быть, мы с вами как-то договоримся об этом, чтобы избежать таких приключений? Вы нам напишите, что мы эту практику тут у вас проходили, а мы тогда в рейс и не пойдём.

– Каким образом вы это себе представляете? – уже не на шутку возбуждённо переспросил её Иван Степанович. – Вы же должны отработать свою практику! – повысил он голос.

– А вы напишите нам такую бумагу, что мы прошли у вас такую практику, и печать поставьте, а потом и распишитесь, – мило упрашивала его брюнетка.

– Так я же не капитан, чтобы расписываться, – выставил контраргумент Степаныч, чтобы отвязаться от девчонок.

– Но печать-то у вас есть? – настаивала на своём брюнетка.

– Печать есть, – немного подумав, согласился с таким доводом Иван Степанович.

– А у нас в институте капитанскую подпись никто не знает. Так что какая разница, кто подписал? Лишь бы печать была, – наивно подытожила свои рассуждения собеседница Степаныча.

Опять послышался скрежет пальцев на затылке Ивана Степановича. Он долго молчал, расхаживая по каюте, отчего-то тяжело вздыхал, а потом уже решительно выдал созревшее решение:

– Так, девочки, я, вообще-то, с этим согласен, но только с одним условием.

– С каким условием? – уже дружно, в один голос, чуть ли не выкрикнули девчата.

– Вот если вы почистите ресивер главного двигателя, то я подпишу все ваши бумаги. Стоять мы здесь у причала будем ещё неделю. Может, за неделю и управитесь. Работы там много. Работа, конечно, не ахти какая сложная, но грязная, – честно сознался он. – И её надо обязательно сделать в течение стоянки, – подытожил Иван Степанович.

Девчонки в один голос стали заверять его:

– Да сделаем мы, сделаем эту работу.

– А если мы её сделаем, то вы потом подпишите нам бумаги? – Это опять был голос брюнетки.

– Потом всё вам подпишу, родные вы мои, – уверенно подтвердил Иван Степанович.

Неожиданно из каюты послышался хлопок ладони по столу, и Иван Степанович громко прокричал:

– Лёха, заходи! Я слышу, что ты там сопишь. Иди сюда!

Я зашёл в каюту, и Иван Степанович полез в свой заветный ящичек с ключами.

– Вот, девчонки, это моторист Лёха. Он отведёт вас в каюту. Вы там переоденетесь, а потом он вам покажет всё, что вам предстоит сделать. – Потом обратился ко мне: – Вот тебе ключ от запасной каюты. Покажи девушкам, где им раздеться и что им предстоит сделать. Дайте им робу, сапоги и всё остальное, чтобы они почистили ресивер. Вас, охломонов, на сегодня я прощаю, а вот девчонки пусть поработают. Но! – Он грозно посмотрел на меня. – Смотрите, чтобы за ними был постоянный контроль. Не дай бог, что-нибудь случиться с ними! В льялах сгною. – В этом можно было не сомневаться, если Степаныч пообещал это.

Но потом, уже более мирным тоном, он продолжил:

– Электрики пусть организуют им безопасные лампы, вы им выдайте ветошь, и пусть они всё почистят, – повторил он. – Когда после чистки вы всё проверите, то позовите меня. Вот тогда я уже сам осмотрю этот наш прекрасный ресивер.

После такой продолжительной речи, от которой у Степаныча даже пот проступил на лбу, он вновь обратился к девушкам:

– А вот уже после этого я подпишу вам всё, что вы хотите. И что вы у меня месяц отработали, и что ходили с нами в рейс. А сейчас распишитесь в журналах техники безопасности, что вы были проинструктированы при поступлении на судно и перед работой. Такой у нас порядок, – важно добавил он.

Девчонки были рады. Они, не глядя в журналы, расписались в них. Глаза у них сияли, и они восторженно смотрели на Ивана Степановича. Но тот, как бы не замечая ничего особенного, так же спокойно, как и прежде, пропыхтел:

– Ну, всё, всё. Идите уже, идите. Не мешайте мне заполнять инвентаризацию, – потом строго посмотрел на меня: – Лёха. А ты веди их в каюту. Чего пнём застыл на поляне? Пусть они там переодеваются. На камбузе скажи, чтобы повар и на них тоже готовила еду. – Он вручил мне ключ, и мы с девчонками вышли в коридор.

Спустились вниз. У всех встречных на лицах было неподдельное любопытство. Это же надо! У нас из женщин были только буфетчица, повариха да уборщица. Но всё это были тёти Моти лет сорока пяти и даже под пятьдесят, старые морячки, у которых папироса изо рта никогда не вынималась. Они могли тебя покрыть и обложить чем только хочешь и не хочешь. На пьяной козе подъехать к ним даже было страшно. А тут девчонки-одуванчики. Платьица развеваются. Юбчонки коротенькие, волосы аккуратно уложенные. У матросов челюсти отвисали. А я, гордый собой, иду впереди них и веду в каюту, всем своим видом показывая, что девчонки наши, машинные, и не вам, матросне, с ними общаться.

Подведя девчонок к запасной каюте, я открыл дверь и отступил на шаг в коридор:

– Вот, девочки, это будет ваша каюта. Сейчас вы пока тут размещайтесь, а я сбегаю за постельным бельём и скажу тёте Маше, чтобы она вам его приготовила. Нужно вам бельё? – Я с интересом рассматривал немного обалдевших девчонок, заходя за ними следом в каюту.

– Конечно, нужно. И полотенчики нам нужны, вообще всё нам нужно, – уже более свободно ответили мне наши красавицы.

Я только-только собрался выходить из каюты, как в неё заглянул Серёга.

– Серёга, – не ожидав его появления, я стал оправдываться перед ним, – вот Степаныч направил этих девчонок к нам на работу, – а потом хитро посмотрел на него: – Он хочет, чтобы они почистили нам ресивер.

У Серёги округлились глаза.

– Да ладно! – удивлённо произнёс он, но потом сурово обратился к девчонкам: – Пойдёмте, девчонки, я вам покажу, что вам придётся делать.

Видя, что девчонки засобирались с Серёгой и мне не придётся вести их в машинное отделение, я успокоил их:

– Да-да. Вы идите с Серёгой, ну а я пока пойду за постельным бельём.

Поднявшись наверх, я нашёл буфетчицу, тётечку очень внушительных размеров:

– Тёть Маш. Там девчонок к нам прислали. Степаныч сказал, чтобы им постельное бельё выдали. Выделите, пожалуйста, постельное бельё для девчонок.

– Какие такие девчонки? Не те ли, что надысь к Степанычу в каюту прошли?

– Вот-вот. Именно они. Так вот Иван Степанович и сказал, чтобы вы им выдали полотенца, наволочки и простыни.

Тётя Маша что-то пробурчала и, как всегда недовольная, достала ключи и подняла своё грузное тело с кресла. Мы пошли с ней в её богадельню, где она долго копалась, но в конце концов собрала три комплекта постельного белья. После долгих и красноречивых выражений по поводу нашей кобелячьей жизни она выдала мне их на руки. В напутствие она сурово пообещала мне:

– Иди, иди. Смотри! К девкам не приставать! Я сама приду и всё проверю. А то вы там, кобели чёртовы, ещё что сотворите с ними.

Подхватив бельё в охапку, я поспешил покинуть недружелюбную буфетчицу:

– Да ну, тёть Маш! Что творить-то? Иван Степанович там всем руководит. Он уже выдал нам все инструкции, как с ними обходиться.

– Ладно уж тогда. – Голос у тёти Маши подобрел. – Тогда я пойду и скажу поварихе, чтобы она обед готовила ещё на трёх человек.

Тётя Маша пошла на камбуз к поварихе Ольге. Та была тоже красивенная, всеобъёмная и необъятная женщина. Таких женщин можно было встретить только на судах. Повар есть повар. Но в нашей Ольге души было так много и готовила она так вкусно, что все моряки в ней души не чаяли. Многие из них даже говорили, что и дома их жёны так готовить не умеют.

С кипой белья я спустился вниз. Около закрытой двери каюты, где поселились девчонки, понуро стоял Серёга.

– Что такое? Чего не заходишь? – попытался я войти в каюту.

– Девчонки сказали – не заходить, – преградил мне путь Серёга. – Я им робу дал, они её взяли и сказали, чтобы я не заходил.

Я остановился около него и, поудобнее перехватив кипу с бельём, поинтересовался:

– Но ты хоть показывал им, что делать-то надо?

– Конечно, – хмыкнул Серёга. – Я спустился с ними вниз и показал, куда им предстоит лезть и что делать, – а потом, ехидно посмотрев на меня, добавил: – А мы будем стоять у ресивера и принимать у них вёдра.

– Ну, ладно. Принимать так принимать, таскать так таскать, – сказал я примирительно и прислонился к переборке, ожидая, когда же откроется дверь.

Ждать пришлось недолго. Девчонки вышли из каюты цепочкой. Вот тут я точно чуть на жопу не сел. Они были только в трусиках и в бюстгальтерах. На голове у них были повязаны какие-то тряпки, которые мы им дали для того, чтобы они протирали ресивер после того, как он будет зачищен скребками от мазута, гудрона и всего того, что было там внутри.

– Девочки! Вы что? Так собрались чистить ресивер? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Мы подумали, что мы испачкаем всю вашу робу, – попыталась объяснить свой вид брюнетка. – Поэтому мы полезем так, а потом отмоемся.

Мы с Серёгой молча смотрели на них, потеряв дар речи.

– Девочки, но вы именно так решили лезть в ресивер? – уточнил Серёга.

– А что? Мы сейчас быстренько всё сделаем. Уж полы-то мы мыть умеем. Не волнуйтесь. Всё протрём, промоем. Будет идеальная чистота, – за всех заверила его брюнетка.

«Ну-ну-ну, – подумалось мне. – Давайте, давайте, давайте. Посмотрим, что будет с вами через часик».

От этих слов Серёгу аж согнуло от смеха, который он еле-еле сдерживал. Он уже не мог от него сдержаться и отошёл за угол, где тряслись от смеха его огромные плечи.

Занеся бельё в каюту и положив его на диванчик, я вышел в коридор. Девчонки нерешительно мялись перед входом в машинное отделение. Я открыл дверь-броняшку и первым вошёл туда, знаками предлагая девчонкам следовать за мной.

Спустившись к ресиверу, я показал им на открытую горловину:

– Ну, вот, смотрите. Я буду тут, снаружи, а вы давайте лезьте туда. Начинайте чистить. Возьмите скребки, вёдра. Я их тут у вас принимать буду.

Девчонки как были в трусиках и в бюстгальтерах, так и полезли туда – в эту преисподнюю, из которой раздавался только смрад перегоревшего масла и всего того, что остаётся от сгорания топлива.

Я успел им только посоветовать:

– Слышь, девчонки. Там на коленях придётся ползать. Вы хоть возьмите ветошь да на колени намотайте. А то поранитесь – там всё-таки всякой пакости полно.

Хоть тут они меня послушались и, обмотав колени ветошью, полезли внутрь ресивера.

Я уселся около горловины, не зная, что мне делать дальше. Что я им скажу? Ничего сказать я им не мог. Сами так захотели.

Через некоторое время пришли Серёга с Коляном, который готовился заступать на вахту. С любопытством они заглянули внутрь, в ресивер.

– Ну что, чистят? – с любопытством смотрели они на меня.

– Чистят, чистят, – отмахнулся я от них.

У каждой из девчонок был отдельный фонарь, каждая из них взяла по ведру и скребку на длинной ручке. Через горловину было видно, что внутри ресивера лучи света метались из стороны в сторону. Через некоторое время мы стали забирать у них вёдра. Содержимое этих вёдер мы переливали в другие вёдра, что побольше, а маленькие опять отдавали девчонкам. Большие же вёдра таскали в бочку, стоявшую на корме.

Девчонки вообще не вылезали из ресивера на перекуры. Если бы это чистили мы, то точно раза три бы вылезли. Ох и упёртые попались девки!

В конце концов я не выдержал и прокричал им внутрь ресивера:

– Девчонки, давайте вылезайте, хоть немного передохните.

– Нет. Нам тут немного осталось, – прокричала в ответ одна из красавиц. – Вот быстренько закончим, а тогда уже и вылезем, – неслось изнутри ресивера.

А что делать? Хозяин – барин. Мы с Серёгой пошли, попили чаю, оставив Коляна обеспечивать девчонок.

Я немного задержался на палубе, но когда спустился к ресиверу, то увидел, что Серёга с Коляном умирают со смеху.

– Что ещё случилось? Что такое? – Я не мог понять причину их смеха.

А они, корчась от смеха, показывали на ресивер:

– Ты посмотри на них!

Я заглянул туда, в этот ресивер. Мама родная! Если ресивер стал внутри уже жёлтого цвета, то девчонки стали чёрного, как будто они вытирали его всеми фибрами своего тела. Хотя грязи я вынес уже вёдер пять, Серёга вынес тоже ведра три-четыре.