У бичей морды расцвели.
– Вы уж давайте сами тут управляйтесь, а то меня там, наверное, други мои заждались. Ну, давайте. Бывайте здоровы. Всё. Пока.
Я снял с сумки остатки «тошнотиков» и передал их бичам, а потом, уже перекинув сумку через плечо, постарался побыстрее отделаться от компании «страждущих».
Довольные мужики, вцепившись в предложенную бутылку, только доброжелательно бросили мне вслед:
– Если деньги будут, приходи, мы ещё что хочешь для тебя возьмём!
Мне тут же подумалось:
«Пока не „развезло“, надо быстренько чесать на пароход, а то я точно где-нибудь тут в этой Находке потеряюсь».
В Находке ещё была так называемая «аллея смерти», где моряков раздевали и разували. Правда, она «работала» только в ночное время. Сейчас я в неё не попадал, потому что было светлое время суток и мне не надо было сворачивать на неё, а нужно было идти на Морвокзал через виадук.
Кое-как я допёрся до Морвокзала, сел на скамеечку и стал ждать очередного катера.
Минут через двадцать я был уже на Астафьева, но за это время даже успел заснуть, присев в тёплом пассажирском салоне.
Очнулся оттого, что кто-то толкнул меня в плечо:
– Слышь ты, молодой, вставай, приехали.
Я обалдело покрутил головой и, подскочив со скамейки, на которой прикорнул, подхватил сумку. Бутылки в ней издали неповторимый перезвон ксилофона. Присутствующие в салоне катера понимающе смотрели на меня.
– Смотри, – предостерёг меня один из пассажиров. – Осторожнее, когда через проходную будешь идти. Могут не пропустить.
– А что такое? – Я всё ещё не мог понять всю серьёзность ситуации, в которую был невольно вовлечён.
Только много позднее я её осознал. Ведь охрана меня могла сдать в милицию, если бы обнаружила у меня спиртное, а та бы написала письмо в училище – и тогда… Прощай родные стены и мечты о море – и да здравствует армия! Некоторым из моих однокашников из-за таких случаев пришлось пройти по этой тропинке.
– Да ты их хоть заверни во что-нибудь, бутылки-то свои, – продолжал советовать мне кто-то из попутчиков.
На мне было две футболки. Так как утром было прохладно, то я надел их перед выходом с судна. А сейчас солнце палило и было жарко. Пришлось зайти за доски, сложенные рядом с забором, и раздеться, оставшись только в майке. Мозгов у меня хватило ещё на то, чтобы перемотать все бутылки снятыми футболками.
Вот так, со своей честной юношеской мордой, я и пролез в долгожданную дыру забора. То есть в пограничную зону и на охраняемый доблестными пограничными войсками суперважный объект. То есть порт.
Уже подходя к трапу, я почувствовал, что меня валит с ног, и, еле-еле вскарабкавшись на трап и каким-то образом спустившись с главной палубы вниз, я завалился к себе в каюту. Там никого не было, что не вызвало у меня никаких эмоций, и, аккуратно поставив сумку на диван, я упал на него, сразу провалившись в сон. Сил, чтобы взобраться на второй ярус койки, у меня уже не было.
Колян потом рассказывал:
– Захожу после вахты, смотрю, а мой студент дрыхнет. Но сумку в руках держит крепко. Попытался взять, а он за неё держится и никому не отдаёт.
Ну а когда меня растолкали, то все смеялись надо мной и над рассказом Коляна.
Вечером Вадим решил:
– Всё. Давай готовиться. Скоро приедет жена. С наливанием давай пока подождём, – охладил он наши пылкие взгляды в сторону сумки. – Мы вчера с Серёгой налепили пельменей по поводу моего дня рождения.
– Ну, хорошо, пельмени так пельмени. Сейчас и начнём их варить, – ввязался в приготовление Колян.
Башка у меня дурная, ничего не соображает. Я пошёл за ними следом в каюту Вадима.
Только пришли в каюту, как услышали крик вахтенного:
– Вадим! Иди к трапу, к тебе тут пришли!
Глава вторая
Радостный Вадим тут же выскочил из каюты. Через некоторое время он вернулся с женщиной примерно его же возраста, а может быть, чуть моложе. Красивая девица – в меру накрашена, хорошо причёсана, одета в модное платье. В руках она теребила болоньевый плащик.
– Людмила, – скромно представилась она.
Вадим, который пропустил её в каюту, втиснулся за ней следом и, показывая пальцем на каждого из нас, назвал наши имена.
Колян, который оказался самым галантным, тут же забрал у неё плащик, повесив его в шкаф.
Вадим усадил Людмилу на один из свободных стульев у стола. Ну а мы расселись уже на привычные места, готовые есть и пить всё, что сейчас появится на столе.
Усевшись, Людмила подозрительно посмотрела на Вадима:
– Ну что, опять начинается прежнее?
О прежнем мы ничего не знали, но Вадим развёл руками:
– Ну а что делать? Ведь день рождения же у меня.
Людмила поднялась со стула, сделала шаг в сторону Вадима, прижалась к нему и крепко поцеловала:
– Ну, вот ради него я и приехала.
Она подошла к своим сумкам, которые Вадим оставил у порога, поставила их на стол и начала вытаскивать различные пакеты.
В них оказались овощи – помидоры, огурцы, какие-то салаты в баночках и жареная курица. Курица – это было нечто! Особенно если это была домашняя курица.
Вынув курицу, Людмила посмотрела на Вадима:
– Может быть, разогреть её?
Вадим только замахал руками:
– Ни в коем случае! Не надо! Холодная она будет ещё вкуснее.
Картошка, отваренная с чесночком и свежим укропом! Вкуснотища!
Вся каюта заполнилась прелестными запахами домашней еды. Даже стало страшно, что этот чудный запах заполонит всю надстройку. К нам сбегутся матросы, и нам так ничего и не останется от этих прелестей.
Ну а пельмени, которые скромно лежали на нескольких досочках, надо было срочно варить, а то они могли прилипнуть к ним и тогда из них уже получилось бы только тесто с мясом.
Колян притащил плитку, и на неё была поставлена огромная кастрюля. В неё набрали воды и стали ждать, когда она там закипит.
Пока вода закипала, Вадим налил всем по стопке. Потом покосился в мою сторону:
– Студенту не наливать, он пельмени будет есть. Сегодня он уже выпил свою дозу.
На такую наглость у меня едва хватило сил возразить:
– Да вы что? В самом деле издеваетесь? Хоть чуть-чуть-то можно? Я же ходил за ней, за этой водкой, – в отчаянии смотрел на окружающие меня смеющиеся морды.
– Ладно, – смилостивился Вадим. – Хорошо. Но только пять капель, – и налил мне грамм пятьдесят.
Гранёные стаканы в ознаменование такого радостного события, как день рождения, были подняты, и все чокнулись «камушками». Это чтобы помполит не слышал. Хотя со вчерашнего дня его и дух простыл. Он одним из первых свалил во Владивосток, якобы на доклад в партком.
Ну а дальше стаканы поднимались один за другим. В основном за день рождения Вадима.
На судне за главных командиров остались только второй механик, старпом и второй помощник, который следил за погрузкой. Ну и матросы с мотористами, которых тоже наполовину распустили.
Мы на судне были одни – что хотим, то и творим. Проверяющие сюда не приедут. Тем более в Находку. На контейнерные каботажные причалы?! Куда тут переться?! Только по специальному заданию кто-то из пароходства мог появиться с проверкой. Да даже если бы и приехал кто-то, то нас бы об этом уже известили за три дня до подхода в порт. Этому же проверяльщику надо было выписать командировочные, а в бухгалтерии у капитана работала жена, которая всё и обо всех знала. Так что маловероятно, что кто-нибудь неожиданно появится с проверкой. Находка – это же другой край света! Это же другая страна! Мы этим и пользовались.
Тут закипели пельмени. За их варкой строго следил Колян.
Люда стала хозяйкой кастрюли, достала шумовку и всем стала раскладывать на тарелки горячие, аппетитные пельмени.
Вадим с Серёгой и Коляном взяли и жахнули ещё по стопочке. Считай, по полстакана они уже выпили, и разговор у них стал добросердечный и доверительный. Ну просто замечательный. Они начинали всё больше и больше любить друг друга.
Места за столом было мало, а сидели мы так: Люда на диване около стола, рядом с ней Вадим, мы с Коляном и с Серёгой с другой стороны стола. Посредине стола стояла кастрюля с пельменями. Около неё бутылки водки, курица и всё остальное. Стол же был не банкетный, и места на этом столе было мало даже для стаканов. Их нам приходилось всё время держать в руках
И тут Вадим широким жестом приказывает Серёге:
– Дай-ка мне уксус. Я хочу пельмени с уксусом!
Серёга протянул руку к шкафчику над столом и, открыв его, достал бутылочку с уксусной эссенцией, а затем широким жестом протянул её Вадиму.
– На тебе твой уксус. – Язык у него начал заплетается, а движения рук стали размашистыми. – Вот этот уксус я сейчас и налью тебе в тарелочку.
Серёга открыл пробку на бутылочке с уксусной эссенцией. Рука у него немножко съехала с предполагаемой траектории к тарелке, а тарелку Вадим держал в руке в районе живота.
И вот этой эссенцией Серёга обильно принялся поливать тарелочку с пельменями. Эх, лучше бы это сделал я, самый трезвый из этой компании! Но у Серёги получилось всё совсем по-другому.
Пока он выписывал траектории с бутылкой эссенции в попытке налить её в тарелочку Вадима, рука его промахнулась, и белая прозрачная жидкость попала Вадиму на живот.
Уксусная эссенция стала стекать у него в промежность. Вот тут-то нас потряс невообразимый вопль:
– Ой-ой, ты что творишь?! Паскуда ты замазученная!
От таких криков мы все застыли, а Серёга, глядя на свою руку, так и продолжал выливать из небольшой бутылочки её содержимое на живот Вадима.
Тут вскакивает Люда. И все начинают носиться по маленькой каюте. Один Вадим сидит, ноги раздвинуты, ему в промежности всё печёт, а он только и орёт:
– Что вы сделали со мной, суки?! Что делать? Ой, падлы, поубиваю всех!
Серёга, образумившись от содеянного, во всю глотку кричит:
– Воду, воду давай!
Я подскочил с дивана. В руках был стакан с водкой. Я быстро опрокинул его содержимое в себя (не пропадать же добру) и подставил стакан под кран умывальника, а когда стакан наполнился, плеснул воду Вадиму на живот. Вода с эссенцией затекла ему ещё глубже. У него от этой дозы воды ещё больше запекло, и Вадим ещё сильнее заорал, посылая все известные ему матюги уже в мой адрес.
Тут вмешалась в кавардак, стоящий в каюте, Люда. Она спокойным голосом возвестила:
– Ну-ка, все отвернулись!
Мы отвернулись, а она – бац! – снимает с Вадима трусы и тут же льёт ему на яйца водой, которая стояла рядом в банке, приготовленная для следующей варки пельменей.
– Так! Балбесы! Заткнулись! – властно прекратила она вопли в каюте и спокойно приказала мне: – Неси сюда соду, да побыстрее.
Я тут же побежал на камбуз, зная, где она там лежит, и, схватив пачку, прибежал в каюту.
Вадим уже лежал на диване с распростёртыми ногами. Да… Причинное место у него было такое, что на него бы собралось посмотреть (ну, может быть, и не только посмотреть) уж очень много любопытных женщин. Оно бы стало шедевром в любом из музеев мужской красоты. Одной из ценителей этой красоты и была Людмила. Она постоянно лила воду на эту неописуемую красоту.
Увидев соду в моих руках, она выхватила у меня из рук пачку и принялось обильно посыпать то, что ей принадлежало по праву.
– Ой-ой! – орал и стонал Вадим. – Всё сожглось! Не могу больше! Ой-ой-ой. Печёт!
Мы от его воплей только покатывались со смеху. Это же надо! Вадим представлял, что у них с Людой будет такая бурная ночь… Он даже как-то говорил об этом с Серёгой:
– Вот приедет Людка – ой, не слезу с неё вообще. Буду всю ночь её мучить. Спать не дам ни минуты. Ты только утром меня не буди. Понял?
Серёга, как всегда, мирно кивал головой:
– Да ладно, ладно. Что ты переживаешь? Сделаю как ты хочешь.
А теперь мы стоим – Серёга, я и Колян, и смех нас душит при виде страданий Вадима.
Тот, видя наши ехидные пересмешки, аж взбеленился:
– Вы чего, сволочи, смеётесь? Что? Поиздеваться надо мной решили, – и попытался встать.
Но Серёга, как всегда, как будто ничего не произошло, успокоил его:
– Ну всё, Вадик, не будет у тебя ночной работы, – и попытался уложить Вадима на диван. – Побереги себя.
Но тот орал в прежнем экстазе:
– Да пошёл ты! – изрыгая ругательства и мат на Вадима. Видать, от боли он и сказать-то толком больше ничего не мог.
Какой уж тут день рождения праздновать?! Вадима оставили с Людой лечить раны на причинном месте.
Уж не знаю, какими методами происходило это дальнейшее лечение, а мы пошли к нам с Коляном в каюту. Конечно, перед этим захватив бутылку водки с половиной курицы и картошкой, а также не забыли и про остатки пельменей.
Сели, посмеялись и уговорили и эту бутылку. Ближе к вечеру, когда разговор пошёл на убыль и мы уже собирались мирно разбрестись по шконкам, нас поднял вахтенный матрос, с бешеными глазами забежавший в каюту:
– Спасайте Васильича! Тонет!
От такого неожиданного сообщения у нас чуть стаканы из рук не попадали.
– А ты что здесь делаешь? Что ты сам его не спасаешь?
– Да я ему уже круг кинул, и он с ним так и барахтается в мазуте. Как я его оттуда один вытащу? – орал охеревший от страха матрос.
Откуда тащить? Как Васильич оказался в воде? На расспросы времени не было. Делать нечего, ясно только одно: надо спасать Васильича. И мы, вывалившись из каюты, бросились на палубу.
Был поздний вечер, на улице наступили сумерки, и было включено палубное освещение. Поэтому, присмотревшись, я увидел между бортом и причалом барахтающееся тело.
– Выброска у тебя где? – проорал Колян офонаревшему матросу.
– Так вот же она, – растерянно протянул её Коляну парень из Манзовки.
Колян выхватил у него выброску и, распутывая её, побежал по трапу вниз на причал. Мы с Серёгой кинулись вслед за ним.
Между бортом и причалом было месиво из мазуты, палок, щепок и различного мусора. Среди этого срача виднелся спасательный круг, и в середине него просматривалась голова человека.
– Держи кончик, – прокричал Колян голове и бросил гашу в это месиво.
Увидев, что за гашу ухватились руки утопающего, мы начали тянуть его вверх. Хоть и худой был этот Васильич, но говна в нём было приличное количество. Втроём мы еле-еле вытянули его на причал.
Когда замазученное тело выбралось на край причала, то все бросились к нему. Но не тут-то было. Тело было скользкое и мерзкое от облепившей его мазуты. Руки непроизвольно с омерзением сами отстранились от него, а осклизлое тело только и мычало:
– Бля… Суки… Вы где шляетесь? Так и сдохнуть можно. – Откуда-то из-под слоя мазуты неслись невразумительные междометия.
Тело еле-еле поднялось и, шатаясь, побрело к трапу. Мы, онемевшие от такой благодарности, только смотрели ему вслед. А оно, оставляя за собой дорожку мазута, стало карабкаться вверх по трапу.
Колян только прокричал ему вслед:
– Смотри, с трапа ещё не навернись, – но тело Васильича разразилось в ответ благим матом.
Мы ещё немного постояли на причале, очистили от мазута выброску и разошлись по каютам.
Вот так и прошёл тот знаменитый вечер, когда мы спасали третьего механика и праздновали день рождения Вадима.
После того как меня в семь часов поднял вахтенный моторист, проснулся и Колян. Он со стоном перевернулся на своей кровати:
– Ой, башка что-то болит! Просто раскалывается.
Хотя он с нуля до четырёх стоял вахту, вид у него был такой, как будто он вообще не спал.
– Не могу больше, – стонал Колян. – Башка точно лопнет! Надо что-то выпить. Иначе сдохну.
Он выбрался со стонами из кровати, вышел в коридор и постучался в соседнюю дверь, к Серёге. Вскоре послышалось, как тот вышел и недовольно пробурчал:
– Чего надо? – Чувствовалось, что Серёга очень недоволен.
– Надо вот. Голова болит, – заискивающе, с страдальческими нотками в голосе канючил Колян.
После недолгого молчания послышалось:
– Сейчас.
Дверь хлопнула, и через минуту разговор продолжился:
– Всё, иди, я тут занят. – Голос Серёги был уже добрее.
Колян ехидненько поинтересовался:
– Ну и как работалось этой ноченькой?
Серёга уже со смехом выпроваживал не в меру любопытного Коляна:
– Иди уже, иди. Я тут ещё немного поработаю и приду на разводку. Если Степаныч что-нибудь спросит, то прикроешь меня, – уже попросил он Коляна.
– Не боись! – бодро ответил тот и через секунду вернулся в каюту с початой бутылкой.
– Вставай, – толкнул он меня и гордо потряс добычей перед моим лицом.
Делать нечего. На работу всё равно бы пришлось вставать. Мы уселись за столом и посмеялись, как это Серёга умудрился «проработать» всю ночь.
Ну, ладно, не наше это дело. Разлили водку по стаканам, морщась от отвращения, выпили и закусили вчерашними остывшими пельменями. После чего я начал собираться на работу.
Иван Степанович, посмотрев на наши опухшие физиономии, сакраментально изрёк:
– Чё, уже успели нажраться? Смотрите у меня, чтобы сегодня работа была! После обеда будем начинать чистить ресивер, а пока идите и вскрывайте его! Подготовьте весь инструмент для чистки.
Вскрыть горловины не составило особого труда. На каждой горловине было по двенадцать гаек. Открутив их, мы притащили вёдра, скребки, робу и сели в ожидании Ивана Степановича, что же он нам ещё прикажет. Лезть сейчас в ресивер, или не лезть, или сделать всё это после обеда? А лезть туда страшно не хотелось.
Двигатель после закрытия на нём воды обогрева ещё полностью не остыл. Потому что обогрев двигателя был закрыт только вечером. Обычно на стоянке температура на нём поддерживалась около шестидесяти градусов, а сейчас она была ещё в пределах сорока.
О проекте
О подписке