НОЖ В СПИНЕ

Через месяц «Кидира» вновь стояла у причала в Конакри.

Сомнения Пашинцева, что Хасан повторит свой визит к нему, полностью подтвердились. Через пару часов после швартовки он вновь оказался на борту судна.

Когда в каюте зазвонил телефон, Пашинцев уже интуитивно знал, что вахтенный матрос скажет, что назойливый Хасан пришёл проведать его.

А Миша так и сказал:

– Дедушка, к тебе опять этот амбал припёрся с фруктами. Он тебя у трапа ждёт.

– Ладно, – тяжело вздохнув, подтвердил Пашинцев, что понял Мишину информацию, – сейчас спущусь.

Как его достали африканские «друзья», которые беззастенчиво пёрлись на судно. Ему-то ещё ничего, а вот капитану со старпомом приходилось намного труднее. Пашинцев их прекрасно понимал, когда видел их, обессиленных, в конце дня на ужине или вечернем чае.

Но надо что-то решать с этим Хасаном, решил он для себя. Надо от него как-то избавиться, и у Пашинцева наметился кое-какой план.

Спустившись к трапу, он вновь увидел сияющую от счастья, лоснящуюся физиономию своего «лепшего кореша».

– Чиф, как я долго ждал тебя! – чуть ли не кричал тот от радости. – Наконец-то вы пришли, и я имею счастье вновь видеть тебя. Прими мои подарки. – Показывая на большие корзины с фруктами, возле которых стояла пара засушенных чёрных оборванцев.

– А я-то как рад видеть тебя, Хасан. – Пашинцев изобразил на лице непомерную радость. – Что тебя вновь привело ко мне, друг мой? Неужели у ваших берегов вновь появилось очень много рыбы?

– Ты знаешь, чиф, ты угадал. – Радость с лица Хасана моментально испарилась, и на нём отобразилось непомерное горе, которое он в данный момент испытывал. – Рыбы очень много, но я без масла опять никак не могу выйти на промысел.

По удручённому виду Хасана Пашинцев понял, насколько скорбную весть тот принёс.

Но что делать дальше, Пашинцев понятия не имел, не посылать же этого пройдоху на великие три буквы, тем более рядом крутился артельщик, который с вожделением посматривал на корзины.

Поэтому Пашинцев поменял тактику в общении с местным «бизнесменом».

Старпом после последнего визита в Конакри рассказал Пашинцеву, что Хасан никакой не рыбак, а обычный пройдоха, который разводит наивных пацанов, типа Пашинцева, давя на жалость. Эти слова старпома Пашинцев хорошо запомнил и понял, что из себя представляет Хасан.

– Хасан, – с проникновенным дружеским чувством обратился он к верзиле, – я тебе очень много дал масла, а ты хоть и рыбак, но так и не принёс мне ни одной рыбки. А я так люблю свежую рыбу. – С болью вздохнул Пашинцев, жалостно посмотрев на Хасана.

Наверное, его слова проникли в сердце пройдохи, потому что он горячо начал заверять стармеха:

– Дорогой чиф, почему же ты раньше не сказал мне об этом? Я бы вместо фруктов принёс тебе много рыбы.

Тут Пашинцева почему-то обеспокоила реакция Хасана на его просьбу. Не дай бог он свалит с борта со своими фруктами, о которых сегодня боцман и артельщик делали Пашинцеву призрачные намёки, поэтому он поменял тактику.

– Нет, то, что ты принёс фрукты, это хорошо, но никогда не забывай, что я очень люблю рыбу. Но и без фруктов я жить не могу.

Слова стармеха прозвучали столь искренне, что Хасан начал горячо его заверять:

– Не волнуйся, чиф, я тебе сегодня принесу рыбу, но только ты не забывай о моей просьбе про масло, – тут же, как бы между делом, напомнил он.

Вообще-то, Пашинцев не сомневался в основной цели визита этого местного «бизнесмена», тем более что краем глаза увидел того же худенького негритёнка с пустыми канистрами на причале. Канистр стояло уже не четыре, а намного больше. Сколько – Пашинцев пока определить не смог.

– Дам я тебе масло, ты не волнуйся, – заверил стармех забеспокоившегося Хасана, – только у меня к тебе будет ещё одна просьба…

– Какая, чиф? – Хасан тут же изобразил вид полной покорности и услужливости.

– Я хочу сходить в город и купить несколько сувениров.

– Нет проблем, чиф, я тебя сегодня же свожу в город, – тут же горячо начал заверять его Хасан.

– Нет, Хасан, – возразил Пашинцев, – мне нужно сейчас, потому что у нас вечером будет отход.

– А как же масло? – как о чём-то вполне естественном, напомнил Хасан.

– Я тебе сейчас налью две канистры, – доверительно пообещал Пашинцев обнаглевшему бизнесмену, – а когда ты привезёшь мне рыбу, то дам ещё две. Ну а после поездки в город я тебе ещё дам несколько. Понял? – И посмотрел на вставшего в позу «старт» Хасана.

– Хорошо, – тут же радостно согласился он и сделал знак рукой негритёнку с пустыми канистрами. – А я через полчаса приеду за тобой на такси с рыбой.

– Отлично. – Пашинцеву понравилось начало сегодняшней операции под названием «Город».

Хасан чуть ли не убежал на берег, а негритёнку Пашинцев налил пару канистр масла. Сам же он пошёл к капитану и отпросился на пару часов, предложив:

– Поехали вместе прошвырнёмся, Николаич, а то что-то я засиделся тут. Хочется размяться.

– Ты что? – замахал на него обеими руками капитан. – Меня эти негры тут достали, а ты хочешь, чтобы я ещё и там с ними толкался? Ну его в баню! – Но, выплеснув эмоции, он решил: – Ты иди сам, потом расскажешь, что у них тут есть, а меня уволь. Сейчас выдалось хоть несколько свободных часиков, я лучше посплю. Да, – напомнил он Пашинцеву, – зайди к третьему и пропуск у него возьми.

– Понял, расскажу, – покорно согласился Пашинцев.

Получив разрешение капитана о посещении берега, он вернулся в каюту переодеться. Надел длинные парусиновые брюки, у которых все карманы закрывались на молнии, и рубашку с коротким рукавом и нагрудным карманом также на молнии.

Пашинцева уже предупредили, что если он захочет в Африке где-нибудь погулять, то чтобы без местного сопровождающего никуда не совался, а деньги с пропуском обязательно держал в кармане, застёгнутом на молнию. Поэтому в Гамбурге, на Рипербане, Пашинцев выбрал именно такие брюки и рубашку.

Только он переоделся, как в каюте раздался телефонный звонок. Звонил Эдик. Он, как всегда монотонно, пробубнил:

– Дед, твой корефан опять припёрся. У него для тебя есть корзина рыбы.

Пашинцева такое известие обрадовало, и он быстро спустился на главную палубу.

Там его ждал сияющий Хасан. У его ног стояла внушительная корзина с рыбой.

– Чиф, я выполнил твою просьбу, – едва увидев стармеха, радостно возвестил Хасан.

– Спасибо, дорогой друг, что ты так хорошо понимаешь меня, – поблагодарил Хасана Пашинцев, присев на корточки у корзины.

Корзина почти доверху была наполнена свежей скумбрией. Пашинцев попытался поднять корзину и ощутил, что она весила около десяти килограммов.

Повернувшись к Эдику, он обратился к нему:

– Отнеси, пожалуйста, корзинку на камбуз, – на что тот, поморщившись, пробубнил:

– А мне от трапа нельзя никуда отходить…

Пашинцев с удивлением посмотрел на заартачившегося матроса, и у него невольно вырвалось:

– Ну, тогда не проси рыбу на обед, хавай консерву, – и обернулся к Хасану.

Тот, как будто поняв, что матрос отказывается нести корзину, успокоил стармеха:

– Чиф, ты не переживай, мой человек отнесёт рыбу туда, куда ты скажешь.

– Спасибо, Хасан, – радостно произнёс Пашинцев, – ты настоящий друг.

А Хасан что-то скомандовал очередному оборванцу, толкавшемуся рядом с ним, и тот, подхватив на плечо корзину с рыбой, вопросительно посмотрел на стармеха. Махнув ему рукой, Пашинцев прошёл в надстройку, а худющий оборванец последовал за ним.

Камбуз находился на главной палубе, и повариха как раз готовила там ужин.

– Вера Ивановна, – вежливо обратился к ней Пашинцев, – тут нам рыбки принесли, возьмите её, пожалуйста.

– Опять Вы, Иваныч, таскаете всякую дрянь на камбуз, – недовольно отреагировала она на просьбу Пашинцева. – Вечно я тут ничего найти не могу после вас.

Это она до сих пор злилась на Пашинцева из-за его последней рыбалки со старпомом.

Тогда, на рейде Ноуакшота во время ночной рыбалки они со старпомом наловили огромное ведро местных карасиков. Старпом своим ключом открыл камбуз, и счастливые рыбаки занялись разделкой рыбы, чтобы её засолить.

По стечению обстоятельств соль в банке, в которой повариха её хранила, закончилась, и старпом, взяв пачку с какими-то арабскими иероглифами, пересыпал её содержимое в эту банку. Покончив с засолкой рыбы, они поставили ведро в артелку, сдали вахту и пошли спать. А в обед их подняли по аварийной тревоге, которую устроила повариха.

Она испекла свежий хлеб, но тот оказался весь сладкий, так как она «посолила» его из банки, куда старпом ночью ссыпал якобы соль из пакета с арабским названием продукта. Ну, а аварийную ситуацию мирно замяли совместно всем экипажем, успокаивая рыдающую Веру Ивановну и смеясь над случившимся курьёзом.

Рыбу в ведре Пашинцев сразу промыл и вновь засыпал уже солью – конечно, предварительно попробовав её.

После трёх дней маринования рыбы в ведре Пашинцев вывесил её просушиться, а в одну из суббот, когда капитан выдавал пиво, они со старпомом попробовали получившуюся рыбу. Она имела особый вкус и упругость, чем вызвала всеобщее восхищение. Поэтому после того инцидента Пашинцев всегда добавлял сахар в рыбу, когда её солил.

Но Вера Ивановна «косяка» с солью простить Пашинцеву не смогла и при всяком удобном случае напоминала ему об этом.

Вот и сейчас она изливала на Пашинцева свою застарелую боль:

– У меня тут и так работы невпроворот, а Вы всё таскаете и таскаете. – А увидев корзину с рыбой, возмутилась: – А кто мне её чистить будет? Что? Неужели Вы хотите, чтобы я этим занималась?

– Так это же скумбрия, Вера Ивановна, – как можно доброжелательнее начал Пашинцев, – её же чистить не надо, только выпотрошить.

Вера Ивановна посмотрела в корзину и уже более спокойно ответила:

– Ладно уж, пожарю я вам рыбку, – но тут же напомнила, чтобы не уронить свою значимость в глазах стармеха: – Только если старпом даст мне матроса. А то я её всю за борт выкину, – пообещала она.

Видя, что Вера Ивановна, согласилась принять в производство рыбу, Пашинцев перенёс корзину вглубь камбуза, подальше от комингса и, как можно быстрее, пока настроение Веры Ивановны не изменилось, покинул камбуз.

В мрачные обещания Веры Ивановны он не верил, не настолько уж она бессердечный человек, чтобы выполнить в горячах высказанные пожелания. Во всяком случае, кормила она экипаж на убой, а на её личные эмоции Пашинцев особого внимания никогда не обращал. Мало ли их может быть у единственной женщины на судне на уме, а особенно на четвёртом месяце рейса.

Сейчас для Пашинцева более важным являлось обещание Хасана о поездке на берег. Вывезет его Хасан на берег или нет, поэтому Пашинцев с первой космической скоростью выскочил на палубу.

Увидев Хасана, он сразу же кинулся к нему с вопросом:

– Ну что, дорогой мой друг, когда мы едем в город?

– Сейчас и едем, чиф, – уверил его Хасан и показал на раздолбанное старое «Рено», стоящее на причале у трапа, но тут же напомнил: – А масло, чиф? Ведь ты же обещал мне ещё дать две канистры.

В данный момент Пашинцев уже не помнил, что он наобещал новоявленному бизнесмену, но, услышав его просьбу, с трапа позвонил второму механику и попросил его наполнить пару канистр маслом. Тот, наверное, уже знал о всех развивающихся событиях и, спустившись к трапу, взял с собой того же худосочного негритёнка и ушёл в машину.

На судне, как на лакмусовой бумажке, тайн не бывает. Все всегда обо всём знают, поэтому второй механик лишних вопросов не задавал. Тем более, что он знал, на какие нужды пойдёт масло.

Когда второй ушёл в машину с подручным Хасана, тот вопросительно посмотрел на Пашинцева:

– Чиф, если у тебя нет больше никаких дел на судне, то мы можем ехать в город.

– Отлично, – уже спокойно вздохнул Пашинцев и, махнув рукой Хасану, пошёл вниз по трапу к стоящему внизу такси.

У проходной полицейский заглянул в машину, но Хасан что-то сказал ему и по-корефански, похлопав по плечу, а тот махнул рукой шофёру, чтобы проезжал.

Да, в порту царил беспорядок, к такому Пашинцев уже привык в африканских портах, но за его пределами он увидел в высшей степен неописуемый «бардельеро», который начался сразу же за воротами порта.