Мне сегодня исполнилось 13 лет. Отец купил мне мороженое. Оно едва сладкое и представляет из себя фруктовый лед. Мне хочется чего-нибудь послаще, мучного, но мать не разрешает. Она каждый день проверяет мой вес. Сейчас у нас что-то вроде каникул, но мы готовим программу в отведенные вечерние часы. Сезон начнется через несколько дней. Мы идем с папой по мосту, я не помню, как он называется. здесь очень красиво. На деревьях зреют каштаны, зеленые шарики с колючками катятся по улицам. Мы в старом городе. Высокие шпили на башнях, памятники, часы с фигурками. Живя на окраине в общежитии, мы почти не бываем в центре. Но сегодня у меня праздник. Мы проходим мимо церкви и сворачиваем в узкую улочку. Тут царит прохлада.
– Ты не скажешь маме, если я выпью пива.
– Конечно не скажу. Она ведь не будет тебя взвешивать, значит, тебе можно.
Мы заходим в забегаловку на углу и отец берет пинту лагера.
– Доводилось тебе выпить пива? – спрашивает он меня
– Никогда, – вру я.
Он протягивает мне пустой бокал и наливает немного на дно. Пиво горькое и мне не нравится. Оно мне и раньше не нравилось, и чего взрослые в нем находят хорошего. Папа отламывает мне кусочек обсыпанного крупной солью бублика. Он вкусный и я постепенно съедаю весь. Папа жалеет меня, он знает, что я постоянно чувствую голод. Мы выходим на улицу и слышим странный шум. Грохот все приближается, в нем что-то страшное. Народ разбегается с площади Отец уводит меня дальше от шума и говорит:
– Они все же напали на нас. Это война, сынок, я был на фронте и никогда бы никому не пожелал это пережить. Они нас тогда освободили, а сегодня напали. Я ничего не понимаю, и тут вижу как на улице, где мы стоим появляется танк. Настоящий огромный. Я видел их только в кино. Окна старой улицы распахиваются, в танк сверху летят кирпичи, бутылки, льются помои. Воздух наполнен ругательствами и проклятиями. Танк ничего не боится, страшная машина, раскачиваясь на брусчатке, кивает огромной пушкой и двигается к площади. Его гусеницы подминают урну у магазина детского платья и превращают ее в лист железа. За танком идут солдаты в касках. Я как завороженный стою и смотрю на их автоматы, готовые к бою, мне это точно не снится.
– Идем отсюда, – отец хватает меня за рукав.
Мы сворачиваем в какой-то переулок, шириной в полтора метра.
– Сюда, скорей, здесь мы в безопасности.
Раздаются крики на незнакомом языке и щелканье выстрелов, они эхом отдаются в старых стенах города. Мы уже бежим, сами не знаем куда, дальше от грохота и запаха гари. Мне страшно. Мы с отцом запрыгиваем в уходящий трамвай на ходу. По дороге видим, как кучками собираются люди, на лицах тревога. Магазины закрываются и опускаются жалюзи. В общежитие мама собирает вещи. Радио, которое в нашей комнате все время говорило, теперь молчит. Я кручу ручку, но ничего не слышно.
– Нет радио, нет телевидения, говорит мама, – тебе отец дал чего-нибудь поесть?
Я удивляюсь на этот вопрос и не отвечаю.
– Ну что вы стоите, как статуи? Быстро собираемся. Мы хватаем самое необходимое и запихиваем в наволочки, мешки. Все это завязываем узлами и кидаем в кузов нашего пикапа, очень быстро выясняется, что для нас самих в салоне места не осталось, потому что нас пятеро.
– Возьмите кто-нибудь, Линду на колени! – кричит на нас мать. Она велит оставить часть вещей, которые нам не понадобятся. Это, конечно, наши игрушки, радиоприемник, подушки, одеяла.
– Скорей в машину, Карл. Через час такое начнется, что и не выберемся, – нервничает отец. Вдалеке слышен грохот взрыва. Через час мы добираемся до первой импровизированной заставы. Молодой солдат с автоматом внимательно осматривает машину.
– Оружие, пропаганда, книги?
Мать показывает цирковую программку и наши документы. Мы сидим сзади и дрожим. – Цирк? Давайте, быстро отсюда. Он улыбается нам и открывает шлагбаум. Наша старенькая машина несется в сторону западной границы мимо картофельных полей, старых церквей и полуразрушенных замков. Сегодня я вспоминаю это как страшный сон, потому, что мне страшно и сейчас. Потому, что я как и тогда, не понимаю, что на самом деле произошло. Тогда, это, конечно, часть истории ее не вырубить ничем из памяти, а сейчас? Брата нет, он у Ренаты. Мне никто не может объяснить, что произошло. Я слышу, как у соседей работает телевизор и прикладываю ухо к розетке на стене. Теперь мне слышно все, что у них говорят. Захватываю кусок новостей.
…застрелен в спину. Общая сумма похищенного более двадцати миллионов крон, на связи наш корреспондент Оки Эгнер. Далее слышен пьяный голос соседа:
– Ханна, выключи сейчас же эту хрень. Они все равно эти деньги никогда не найдут, у полиции рыло тоже в пуху. Если и найдут, то сами сопрут. Сосед заливается идиотским смехом. Слышен звук падения пустой бутылки, она катится по полу просто бесконечно. Кто застрелен в спину?! Телевизор теперь переключен на музыкальную программу, “Slade” поют про сентябрь, их сменяет “Abba”. Я забираюсь в постель и пытаюсь согреться. В квартире, наверное, градусов пятнадцать, батареи еле теплые. Надо дожить до десятого января.
– Мне нужна вся информация про этого Стига Кеплера, Нюквист, подними про него все. Если он где-то не заплатил за парковку, превысил скорость, вляпался в какое-нибудь дерьмо, женился или развелся. Я хочу знать все.
– Ты бы еще позже позвонил. Думаешь, у меня на дому картотека на всю Норвегию, Адриан? Ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Что-то ведь у тебя есть?
– Придется порыться в базе, но это завтра. Спи.
– Хорошо, – Якобсен повесил трубку. Нет, все было не хорошо. Расследование не продвигается, таблоиды раздувают шумиху вокруг убийства инкассатора и пропажи денег. По сведениям из одних источников пропало десять миллионов, из других – двадцать. Он не мог уснуть и снова начал рисовать разные варианты дела. Но ничего не клеилось. Для того, чтобы понять, как все произошло, нужно было опросить тех, кто видел перемещение инкассаторов, Стига Кеплера или кого-то еще. Были опрошены рабочие-плиточники, вахтеры охраны на служебных входах, полицейский-любитель пончиков, сам Стиг, вся смена экспедиторов. Никто не видел перемещения инкассаторских сумок, поскольку были заняты своим делом. А дел в предновогоднем магазине у персонала было по горло. Камеры слежения тоже ничего не видели. Около двух ночи Адриан сломался и заснул.
Утром он не услышал звука будильника и понял, что проспал. Некоторое время спустя ему позвонила мать и поздравила с Рождеством. Вот, теперь и Нюквист ни черта не сделает, подумал он, – сегодня же праздник. Но Нюквист все же позвонил ему через двадцать минут.
– С Рождеством, Адриан!
– Спасибо! Всей вашей семье здоровья и процветания! Ты позвонил мне, чтобы поздравить?
– И для этого тоже. Порылся я в полицейской базе. За исключением маленького инцидента с нарушением правил вождения, повлекшим за собой ДТП, на твоего героя решительно ничего нет. Собственно, и это происшествие зафиксировано без всяких подробностей. Пострадавшая сторона забрала свое заявление из участка на следующий день.
– Наезд?
– Нет, столкновение двух авто. В деле фигурирует только номер машины Кеплера.
Виновником ДТП был он.
– Время?
– Третье января 1983 года. Столкновение незначительное, повреждений автомобилей не зафиксировано. Страховые случаи не наступали, более по данному делу запросов не возникало. Ты первый, кто заинтересовался личностью Кеплера, страховщик там еще не порылся.
– Огромное спасибо, старина, надеюсь, ты распечатал мне эту информацию?
– Конечно! С тебя шампанское!
Когда имеется вмятина на одной машине, на другой тоже обязательно останется след. А что нам это даст? Очередную пустышку или зацепку? Надо осмотреть транспортное средство Стига Кеплера, не привлекая внимания. Вызову его на допрос, а Нюквист возьмет пробу. А что это я так привязался к этому Кеплеру, может он не стоит того? Нет уж, проверять будем все. За всеми этими размышлениями Якобсен только к одиннадцати часам вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Он открыл холодильник и осмотрел его содержимое. Кроме того, что он купил позавчера, имелось филе норвежской сельди самого лучшего качества, банка зеленого горошка и два яблока. В углублении дверки холодильника притаились остатки дешевого кьянти “Аретино” и непочатая бутылка бельгийского пива. Вылив кьянти в большой бокал, Адриан нарезал хлеб и сделал два бутерброда с сыром и два с сельдью. Потом нарезал на дощечке немного зелени и посыпал бутерброды. Он полюбовался на произведение своего холостяцкого кулинарного искусства, а потом сложил все на бабушкин овальный поднос, привезенный из Драммена, и отнес на журнальный столик. Адриан включил маленький цветной телевизор. В новогодние праздники он любил смотреть программы о том, как отмечают Рождество и Новый Год в других странах. Был у него и любимый телеведущий, делавший отличные телепередачи о путешествиях в разные страны, о еде и обычаях. Вот и сейчас этот тележурналист со вкусом рассказывал о городах Испании. Праздничные костюмированные шествия в Сеговии, изысканная иллюминация главной улицы Малаги, новогоднее убранство Ла Рамблы в Барселоне. Обзорные экскурсии по городам гид закончил своим обедом в одном из кафе каталонской столицы, который состоял из паэльи с ракушками и лангустинами, осьминога по-галисийски с картофелем под острым соусом и десерта крема-каталана. Конечно, уничтожить такое количество еды одному просто не под силу, – усмехнулся про себя Адриан, и тут же почувствовал, как разыгрался у него аппетит. За время передачи он прикончил четыре маленьких бутерброда, бокал вина и яблоко. А не сходить ли мне в город, – решил он. Сегодня самое время забыть о работе и съесть что-нибудь вкусненькое в хорошем кафе. Адриан надел пальто и вышел на улицу. На Сарсгата около полудня было безлюдно, глаз радовали новогодние украшения фасадов домов, витрин магазинов. Взгляд его уперся в знакомое итальянское кафе на углу. Забегаловка называлась “Хлеб и вино”, в основном тут подавали вегетарианские салаты, пиццы и гамбургеры. Он зашел внутрь, но поняв, что все столики заняты, решил не задерживаться и двинулся дальше. Через пару кварталов он нашел кафе-бар “Океан”. Обстановка тут оказалась на редкость приятной и спокойной, так же как и цены. Адриан взял русский салат с тунцом, запеченный картофель с хорошим куском бараньей вырезки и большой бокал красного вина. Из маленьких динамиков в потолке лилась спокойная рождественская музыка, еда оказалась превосходной, но хорошее настроение не приходило к детективу. Допив вино, он долго сидел, выводя ручкой на салфетке какие-то одному ему понятные ромбики и стрелки. Все это дело с инкассаторами с самого своего начала было неправильным, от него за версту разило отсутствием логики действий возможных фигурантов. Адриан вспомнил Драммен, где все раскрытые им эпизоды были весьма простыми и прямолинейными. И развивались они по закону жанра, и логику имели простую и понятную. Грабеж магазина с убийством продавца-пакистанца вечером в воскресный день, зверское избиение жены нетрезвым мужем, после которого несчастная женщина воткнула в него все кухонные ножи, когда благоверный захрапел. Самое страшное – банда детей, вооруженных бейсбольными битами и опасными бритвами-шаветками. Ребята грабили и избивали подвыпивших граждан, а однажды забили насмерть целую семью, которая возвращалась с дачи в воскресенье вечером. Мужу удалось вцепиться в одного из подростков, и пока его молотили битами, он перегрыз пятнадцатилетнему гаденышу горло зубами. Но сам он, его тридцатилетняя супруга и семилетний ребенок погибли. Это дело оказалось тогда, как принято говорить, “резонансным” и раскрытие его принесло Адриану известность и уважение на самом высоком уровне.
О проекте
О подписке