Ну так-то оно так. Ожог бы в любом случае зажил, с ее помощью или нет.

– Тебе не противно?

– Работа?

– Да. Особенно дежурства. Там иногда такие изодранные попадаются… Да и работа за стеной совсем не женская.

– Семен, я младший медицинский персонал. Я не хожу за стену.

– Погоди, а как тогда? – удивился я. Я вообще, никогда особо за медиками не следил. Все раны, что получал за стеной заживали сами, да и ухода не требовали.

– Ну… пол смены я сижу и читаю книжки, а вторые пол смены, если не повезет, помогаю хирургам, да настоящим врачам.

– Не так уж и плохо…

– А ты? Я ведь так и не узнала кем ты работаешь, – девушка положила уставшую голову на ладони, пристально глядя на меня. А мне и сказать-то нечего было.

– Я работаю в цеху. Мясо разделываю. Оказался слишком туп, чтобы устроиться на работу получше.

– Или слишком умен… Избежал ответственности. Ты же вообще не паришься о своей работе!

– Ну… в принципе… да. Работа дерьмовая, но голова на ней не болит.

– Завидую…

К столу подошла официантка с подносом. – Ваш заказ!

Женщина умудрилась принести все за раз. Вот что значит – профессионал. Я порой отвар из кружки проливаю, просто перемещая его с одного стола на другой. А она…

– Спасибо, – кивнула Лиза и взяла зубастый нож.

Нож резал стейк, жадно вгрызаясь в него. Кровь растекалась по тарелке и у меня невольно начинали скапливаться во рту слюни. Я опускал взгляд на забитую до смерти и поджаренную курицу, и аппетит развеивался. Не полностью. Курица с картофелем тоже были хороши. Но стейк еще и выглядел отменно.

– Хочешь? – протянула мне насаженный на нож кусок мяса Лиза.

– Нет, что ты… У меня свое есть, – я наматывал куриные лоскуты на вилку. – Курица – отменная.

– Ну как знаешь.

Лиза не церемонилась. Ела прямо с ножа. То ли ей было не охота усердствовать с обоими приборами. То ли она не умела, что вряд ли.

Темные волосы так и норовили залезть под нож, запутаться в мясе, и девушка аккуратным движением стянула их резинкой на затылке. Волосы были короткими, с трудом дотягивались до плеч, и собрав их сзади Лиза предстала передо мной в новом облике. Странном. Смешном. Я невольно усмехнулся.

– Что? – уставилась она на меня.

– Да нет, просто забавно как ты сделала это…

– Над ушами моими смеешься?

Лиза нахмурилась, а я присмотрелся получше. Уши в вправду торчали. Я усмехнулся еще раз не в силах сдержаться. Она только покачала головой и отхлебнула из бокала вино. Жадно отхлебнула, почти половину.

Я вдруг заметил, как Лиза вином проталкивает стейк в горло, не в силах прожевать мясо полностью. Жадно терзала на куски, а после проглатывала их целиком. С этими волосами на затылке и торчащими ушами… а еще и глотает как чайка. Я тоже отхлебнул вино, пытаясь не расстраивать ее сильнее своими смешками. Уж больно необычная она была.

Она штопает людей, поднимает на ноги стариков. Такая серьезная и невозмутимая, но стоит только к ней присмотреться – по-детски смешная. С детскими комплексами, типа торчащих ушей, с этой странной манерой есть одним только ножом, и огромными кусками.

– Ты сам-то че не ешь? – Лиза отодвинула пустой бокал. – Завис что ли?

Ванька тоже меня сегодня подпинывал. И вправду висну, что ли? Устал? Да нет, вряд ли. Не должен был. Дежурство было вполне обычным. Да и выспался я хорошо. И помылся, и отдохнуть успел. Это я из-за нее что ли подвисаю? Я снова отпил вино. Вина хотелось больше, чем еды.

Я не привык на людях есть, и, глядя на Лизу, почему-то смущался. А вдруг я также глупо глотаю и проталкиваю в себя еду? Вдруг она засмеется? И я снова отпил вино, добив первый бокал.

В голове начинало мутнеть, вместе с мутью от терпкого красного вина появлялся аппетит, и вскоре я тоже начал жадно кромсать бедную курятину.

Вообще странно про курятину… Вот в голове крутятся легкие мысли. И мысли эти почему-то про курятину. Вот смотрю на нее, и такое ощущение, что курицу не просто убили и пустили на еду. Мясо…тушка… выглядели так, будто беднягу сначала пытали. Били, издевались над ней, быть может словесно унижали. Казалось, будто умерла эта кура от пыток. Не естественно. Не так, как обычно. И мне становилось ее жаль.

Бедная курица…

Вот стейк умер красиво.

А курица…

Какая-то странная слеза затесалась в уголок глаза. Ближе к переносице. Я ее увидел и быстро смахнул тыльной стороной ладони.

– Эй! Ты чего? – вскрикнула Лиза.

– Курицу жалко… – не задумываясь ответил я и Лиза рассмеялась, вновь разбудив сонную официантку.

– Точно… Ну помолись за нее что ли! Или как это у вас, служителей, принято?

– Да не служитель я! Просто верю, – всхлипнул я машинально. – Я за всех молюсь, особенно за тех, кто в дежурство идет. Тех что со мной…

– И как, – Лиза взяла второй бокал, с усилием жуя кусок стейка. – Помогает?

– Ага.

– Вот прям помогает?

– Ага…

– Сколько напарников ты потерял?

– За десять лет? – успокоился я.

– Ну давай хотя бы за год, – увлеченно придвинулась ко мне девушка.

– Ни одного.

– А за десять?

– Тоже. Ни одного.

Лиза откинулась на спинку стула. – Да ты гонишь. Я каждое дежурство соскребаю мясо, что осталось после вас, бедолаг. А ты ни одного напарника не потерял!

– Угу, – протяжно выдавил я, попивая вино из второго бокала.

– Да это охренеть же можно! – она вдруг начала мыслить вслух. – Так вот почему мы с тобой не виделись там, у ворот. Ты же всегда целенький уходил.

– Ага. Я поэтому про медиков-то особо и не знал ничего.

– Слушай, если это правда, то у тебя дар! Ну прям, внатуре – дар! – рассмеялась она, допивая второй бокал вина.

Я лишь хмыкнул.

– Не, – вдруг отрезала Лиза, попивая мой отвар, которым она размачивала бурый рис, прежде чем проглотить. – Я бы не поверила. Но… Ты же и вправду не попадался мне на глаза. А уж за десять лет то… Ну нет, хотя бы за мои пять…

– Поготь. А сколько тебе лет? – вдруг перебил ее я. Уж больно интересно стало пьяной голове.

– Ну и вопросы у тебя. Не скажу!

– Ну Лиза… – начал я канючить, двигая бокал вина от края стола до другого края.

– Да черт с тобой. Двадцать девять мне. Доволен?

– Хе, – ухмылка поползла по моему лицу. Это казалось забавным. Я хотел было сказать что-то про тридцатилетие, но вовремя себя остановил. Волосы еще ладно, но с возрастом ничего не сделать. Сочувственно покивал головой.

– Ты что? Охренел что ли? Это, блядь, че еще за сочувственные кивки, а? – распалилась она. Я испугался и поспешил извиниться. Но она и слушать не хотела. – Счет!

Официантка юркнула к нам со списком съеденного и сканером для штрихкодов.

Вам вместе или отдельно? – вежливо поинтересовалась она, глядя на поплывшие красные лица.

– Отдельно!

– Вместе! – перебил я Лизу и положил на стол свой штрих код.

Официантка молодец. Даже не озвучила счет. Щелкнула лазером, пикнула прибором и удалилась.

Лиза подскочила и поспешила выйти. Даже спасибо не сказала. Взбалмошная какая. Какая пьяная…

Вышла и достала сигарету.

– Дай зажигалку!

А зажигалки-то и нет. Я прыгнул обратно в ресторан и хватанул со стойки спички. С благодарностью кивнул и вышел.

Пламя разгорелось, стоило только чиркнуть чернеющей головкой об каменную стену. Спичка вспыхнула, и Лиза жадно втянула пламя через длинную белую папиросу.

– Так! – вдруг собралась с мыслями девушка. – Проштрафился. Несешь меня до дома!

Ее пьяный голос был такой легкий, он то поднимался куда-то вверх, то парил вместе с выдыхаемым дымом.

– Как нести то? – согласился я, даже не сопротивляясь.

– Да хрен знает. Давай как раненного бойца. Будто выносишь меня из тоннеля, – усмехнулась она. – Всегда было интересно, каково это.

Я размял шею, плечи и выхватил у Лизы сигарету. Крепко сжал зубами мягкий фильтр и пригнулся.

Надо было резко. Прям чтоб с ветерком. Левая рука скользнула Лизе под колено, а правая рука схватилась за ее запястье. Я одним движением подкинул легкую девушку и положил животом себе на плечи.

Она лишь успела буркнуть. – Блядь.

Видимо еда в животе придавилась ее весом. Главное про это невольно не пошутить. Уж как-то неуклюже у меня выходит.

Левое предплечье подтянуло Лизину ногу к груди, и я смог перехватить ее руку. Теперь держал я девушку одной лишь рукой, водрузив на себя как большой воротник.

– Блядь! Держи двумя! – с трудом произносила она слова, растекаясь по моим плечам.

– Нет. Правая всегда держит винтовку.

– Ух бля, какой правильный. Не урони только.

Я сделал пару шагов, и Лиза вновь подала голос

– И ступай мягче. А то щяс блевану.

Это в ней вино говорит. Пол часа назад она была тише воды и ниже травы. Молчала больше, чем говорила. А сейчас бормочет что-то.

Я сделал большую затяжку и в этот момент мой груз выдернул сигарету из моих зубов. Лиза жадно затянулась и свесила голову. Расслабилась.

Короткими легкими шагами я дошел до станции, вслушиваясь в кряхтения за моей спиной. Раненые обычно стонали, а не похрипывали при каждом шаге. Я встал на перроне и дождался железного червяка, что вынырнул из тоннеля.

Свободной рукой я отодвинул дверь и полубоком зашел внутрь.

Усадив своего раненного, пьяного товарища на сиденье, сел рядом.

– Я так больше не могу, – говорила она, склонив голову. – Давай по-другому, а то вся еда наружу вылезет…

По-другому, так по-другому. Я рассмеялся и достал дотлевающую сигарету, которую сжимали пухлые женские губы.

Лиза, не поднимая головы, достала из кармана пачку, и протянула мне. Я вынул новую папиросу и подкурил от уголька предыдущей, догоревшей. Дым не успевал подняться, его тут же уносил куда-то ветер, что залетал в вагон через всевозможные щели. Сизый дым вензелями вился перед моими глазами, растворяясь над моей головой, поддаваясь потоку.

Девушка недовольно буркнула, и я понял, что ей нужна новая сигарета.

Я поднес свои пальцы к ее губам, и она неаккуратно вцепилась в фильтр. Прикоснулась губами к моей руке. Внутри что-то дрогнуло.

Испытывал ли я такое? Вот прям такое! Или это во мне алкоголь говорит? В этот момент я думал, что это все Лиза. Это все ее странные чары.

Я никогда не встречал такой девушки. Такой, что сначала покажется перед тобой голой, а потом стесняется собственных торчащих ушей. Такой, что курит как паровоз и просит ее носить не на руках, а на плечах, словно раненного бойца. Это точно была Лиза. Та Лиза, которую я знаю от силы день, но которая уснула на моем плече с тлеющей сигаретой в зубах.

Я аккуратно достал папиросу и сунул себе в зубы. Лиза не проснулась.

Я сунул правую руку под ее колени, а левый локоть оттопырил так сильно, чтобы ее голова не свисла бесчувственно, как у младенца. Слабая и непослушная голова.

Я поднял девушку и ногой отодвинул дверь остановившегося вагона. Обратно задвинуть не смог, да и хрен с ним – пусть едет с открытой, там все равно накурено, в вагоне этом.

Я прошелся по коридорам и спустился по лестнице до своего тоннеля. И в голове моей заворочались ржавые шестеренки. И диалог родился сам собой.

– Домой ее? – спрашивал я.

– К кому домой? – я же и переспрашивал сам себя.

– Как к кому? К ней! – это точно была моя добрая сторона.

– Там же долбанная собака! Разбудит ведь! – или эта добрая. Я совсем запутался.

– Ну да. Точно. Ей бы выспаться…

Совместное решение было принято быстро. Я повернул ручку своей не запертой двери и потянул ее на себя. Я, как помыться пошел, так и не закрывал ничего. Я, вообще, ее почти не закрываю.

Забредя в темную комнату, я аккуратно положил Лизу на свою кровать и замер.

А дальше что?

Я швырнул окурок через приоткрытую дверь и, не включая свет, склонился над Лизой.

– Не пугайся, ты у меня. Тут тихо, так что выспись, – собрался я уходить, как Лиза вдруг обхватила мою шею и прижала к себе.

Я растаял.

Только и смог, что лечь рядом, уместившись на крошечном клочке кровати. Так тесно, что половиной тела я свис над полом.

Ее волосы пахли мылом. И немного духами. Какими-то простыми, из цветов и чего-то еще. Чего-то сладкого.

Мой острый нюх, слегка притупленный куревом, заставил меня вдохнуть ее собранные в хвостик волосы. Сердце билось. Билось часто и уверенно. В венах больше не было привычного желе. Кровь была жидкой, и я слышал, как она шуршит в моих ушах.

Уши… Я носом коснулся ее торчащего уха. И захотел большего.

Губами прикоснулся к мочке. Мягкой, раскаленной до красна. Живой.

Лиза сделала резкий вдох. Нравится? Я спустился чуть ниже и теперь прикоснулся уже к шее. Тонкой девичьей шее…

– Джееек! – резко протянула она. Не просыпаясь. Протянула и нечеловечески сильно толкнула меня с кровати. – Пшол прочь!

Как ни крути, а собака все равно испортила ей сон. Я распластался на холодном полу, прилипая ожогом к футболке. Больно.