Цитаты из книг автора «Алексей Конаков»

Теорию такой «мобилизации» предлагает в 1981 году один из самых знаменитых советских кибернетиков, академик Виктор Глушков. Согласно его объ

Целителям посвящено и одно из самых обсуждаемых произведений советской литературы первой половины восьмидесятых годов – «Предтеча» Владимира Маканина[913].

В восьмидесятые годы у акупунктуры в СССР появляются две интерпретации. Первая – грубо механистическая – принадлежит челябинскому учителю музыки Ивану Кузнецову, создавшему аппликатор – множество иголок на едином основании (позволяющих проводить не точечное, но буквально ковровое иглоукалывание); долгие годы Кузнецов будет неофициально лечить аппликаторами всех желающих, но всесоюзная слава придет к нему только во время перестройки[891]. Вторая – энергетическая – интерпретация, выработанная в парапсихологическом НИИ-андеграунде, становится широко известной благодаря кубанской целительнице Евгении Давиташвили, объясняющей собственный метод словами Адаменко и Пушкина: «Воздействую своим энергетическим полем на акупунктурные точки»[892]. Профессиональная массажистка Давиташвили, более известная как Джуна, начала лечить людей руками в самом конце семидесятых годов. В один из приездов на Кубань о Джуне узнает Наумов; он приглашает ее в Москву и вводит в круг людей, близких к Спиркину, Пушкину, Льву Колодному и проч.[893] Пушкин исследует способности Джуны в 1978 году[894], а уже в 1979-м в судьбе провинциальной целительницы происходит головокружительный поворот: с просьбой вылечить супругу к Джуне обращается сам председатель Госплана СССР Николай Байбаков[895]. Обосновавшись в столице, молодая харизматичная Джуна быстро налаживает связи с представителями культурной элиты СССР – она лечит Аркадия Райкина, Андрея Тарковско

Открытие «энергетического каркаса организма» знаменует собой окончательную перемену парадигмы в советской парапсихологии. Электромагнитные волны Карла Николаева, воспринимаемые шишковидной железой[857], уступают пальму первенства целебному «жжению», «электрическому “Душу Шарко”»[858], наводимому руками Алексея Криворотова, а общий интерес публики смещается с загадок мозга (о котором рассуждали в терминах кибернетики) к загадкам тела – оказывается, самые важные тайны сосредоточены не в голове, но в руках, пальцах и ладонях (источающих ионы, «биоплазму», «биополе» или «ауру»). И потому нет ничего удивительного в том, что к середине семидесятых годов в СССР совершенно забывают о телепатии. Само слово «телепат» вытеснено новым термином «экстрасенс»; главный объект исследований теперь – не гипотетические сигналы, посылаемые индуктором и принимаемые перципиентом, но окружающие кожу биополя, которые так удобно на

На место гордого открывателя планет, покорителя пространств, строителя коммунизма приходит испуганный обыватель, с отчаянием осознающий, что стены отдельной квартиры не способны защитить его от всепроникающих биомагнитных и электроауральных воздействий.

ских кораблей, а академические рассуждения о том, длинными или сверхдлинными волнами передаются мысли на расстояние, все чаще вызывают не восхищение, но откровенную скуку. Упорствуя, по примеру Когана, в изучении телепатии, советская парапсихология рискует тихо умереть, как умирают в семидесятые годы «космический» и «церебральный» энтузиазм. Впрочем, парапсихологический НИИ-андеграунд в целом успешно реагирует на вызовы вступившей в свои права застойной эпохи – и с конца шестидесятых до середины семидесятых в советской парапсихологии складывается совершенно новая парадигма.

Наумов прекрасно понимает, что советское общество меняется, что вера в межпланетные полеты, кибернетическую революцию и светлое коммунистическое будущее сходит в стране на нет, а пафос научного познания и преобразования мира постепенно замещается консюмеризмом и эскапизмом[806]. Мечтающих о «нормальной жизни»[807] советских людей уже не сильно волнует, каким образом генералы могли бы держать связь с экипажами подводных лодок и космиче

Наконец, еще одним источником «церебрального энтузиазма» является в СССР кибернетика. Обещающая стать метаязыком науки, устранить разрыв между техническим и гуманитарным знанием, функционирующая как политическая «машина десталинизации»[687], она стремительно набирает авторитет и популярность, и в 1961 году будет упомянута в Третьей программе партии в качестве силы, ведущей СССР к коммунизму[688]. В

По всей видимости, Полетаеву удалось напугать военное руководство страны. В том же 1960 году государство принимает решение выделить средства на изучение телепатии (в качестве перспективного метода коммуникации в условиях, когда радиосвязь невозможна), и при Физиологическом институте биологического факультета ЛГУ создается отдельная Лаборатория электромагнитных полей и аэроионов, главой которой назначен Васильев

Так, в Москве в конце пятидесятых существует целый круг лиц, увлеченных проблемами телепатии; помимо Кажинского туда входят психолог, доктор биологических наук Соломон Геллерштейн (один из основателей советской психологии труда), психиатр Дмитрий Мирза (продолжающий в НИИ «Электрон» исследования электромагнитных излучений человеческого мозга, начатые Сергеем Турлыгиным) и кандидат биологических наук Александр Пресман (поклонник идей Александра Чижевского о влиянии солнечных вспышек на человеческое здоровье)[634]. Сам Чижевский исследовал проблемы «мысленного внушения» в тридцатые годы вместе с Кажинским и Васильевым; арестованный в 1942 году, отсидевший восемь лет в лагерях, живший в Караганде, он вернулся в Москву только в 1958 году, чтобы продолжить развитие своих идей об аэроионах, – но периодически участвовал и в неофициальных обсуждениях природы телепатии[635].