Доктор Березкин очень хорошо читал басни Крылова, которые, как пишет Николай Иванович, тогда были в ходу. Детей еще не заставляли их заучивать, однако мальчик по собственной инициативе со слов выучил наизусть несколько басен – «Квартет», «Демьянову уху» и «Тришкин кафтан». Тогда же он познакомился и с поэзией Жуковского. Его романтические баллады «Людмила» и «Светлана» Николай декламировал к большому удовольствию домашних слушателей, читал их с пафосом и с различными жестами.

Другим знакомым семьи Пироговых, посещавшим их дом, был старик-оспопрививатель Андрей Михайлович Клаус, который делал прививки от оспы всем членам их семьи. До Москвы Клаус жил в Уфе, был городским акушером и, между прочим, лечил мать известного русского писателя С. Т. Аксакова, автора «Семейной хроники». Андрей Михайлович рассказывал детям различные случаи из своей жизни, внушал им правила гигиены. Тогда же Николай Иванович впервые познакомился с микроскопом. Это был маленький карманный микроскоп, который доктор всегда носил с собой. Он с удовольствием показывал детям различные микроживности, которые плавали в капле воды.

Первый домашний учитель был приглашен к Николаю на девятом году жизни. Время его появления мальчику запомнилось, так как оно совпало с рождением в Москве будущего государя Александра II и связанным с этим событием посещением вместе с родителями Троице-Сергиевой лавры. Семья Пироговых была глубоко верующей, почитавшей императора, она жила по знаменитой церковной заповеди: «Бога бойтеся^[2], царя чтите». Это назидание можно было нередко видеть на стенах многих церковных храмов, которых в Москве было «сорок сороков».

Учитель, молодой красивый человек, был студентом Московского университета. С ним Николай начал изучать латинскую грамоту. Студент любил сочинять стихотворные приветствия, одно из которых, посвященное отцу, заставил Николая выучить.

Вторым учителем был низенький, невзрачного вида студент, но учился он не в университете, а в Московской медико-хирургической академии, которая была основана одновременно с Петербургской, но в 1840-х годах расформирована. Николай удивил его, как студента-медика, своим знанием латинской грамматики. Поэтому уже на другой день он принес латинскую хрестоматию Кошанского и заставил Николая делать из нее переводы. Этот второй учитель был большим любителем поэзии, и при нем Николай выучил многие стихотворения Жуковского. Больше всего он полюбил героическую поэму Жуковского «Певец во стане Русских воинов», написанную поэтом в 1812 г. Мальчика вдохновляли и захватывали дух особенно такие возвышенные строки из поэмы, как:

 
И честь вам, падшие друзья! Ликуйте в гордой сени…
«От них учитесь умирать!» – Так скажут внукам деды.
 

Из детских забав и игр у Николая Ивановича остались в памяти две главные – игра в войну (любимая забава в период его обучения в школе) и игра в лекаря, как бы предвосхитившая его будущую судьбу.

Все началось с того, что к его брату Амосу, долго болевшему ревматизмом, был приглашен профессор Ефрем Осипович Мухин. Николай Иванович вспоминал, с каким благоговением приготовлялись все домашние к визиту знаменитого московского доктора. Вся эта внешняя обстановка, царившая в доме, приготовление, ожидание, приезд кареты, запряженной четверкой лошадей, с лакеем в ливрее на запятках кареты, величественный вид знаменитой личности произвели неизгладимое впечатление на мальчика. Он внимательно смотрел на поведение доктора у постели больного. Но решающее впечатление на Николая и все семейство произвело быстрое выздоровление брата. До этого ребенка лечили пять или шесть врачей, однако болезнь прогрессировала и ежедневно были слышны стоны из комнаты больного. После посещения профессора не прошло и нескольких дней, как брат стал поправляться. Все домашние были поражены таким благоприятным исходом, который воспринимался как волшебство. В доме много толковали о чудодействии Мухина, назначившего после осмотра мальчика серные ванны с сассапарельным корнем^[3].

После счастливого излечения брата Николай однажды попросил кого-то из домашних лечь в кровать, а сам, приняв вид и осанку доктора, важно подошел к мнимобольному, пощупал пульс, посмотрел на язык, дал какой-то совет и, попрощавшись, с важным видом вышел из комнаты. После этого Николай неоднократно разыгрывал роль доктора.

Этот яркий пример – одно из тех случайных обстоятельств, которые могут уже в раннем детстве решительно повлиять на дальнейший жизненный путь человека. И, подтверждая это, Николай Иванович в своих воспоминаниях пишет: «Не знаю, получил ли бы я такую охоту играть в лекаря, если бы вместо весьма быстрого выздоровления брат мой умер. Но счастливый успех, сопровождаемый эффектной обстановкой, возбудил в ребенке глубокое уважение к искусству, и я с этим уважением именно к искусству начал впоследствии уважать и науку» [11].

Игра в лекаря так полюбилась Николаю, что он не мог с ней расстаться, даже поступив в университет. Как-то увидев на первом курсе камнесечение мочевого пузыря, он решил продемонстрировать эту операцию и повеселить знакомых молодых людей, собравшихся в гостях на святках. Для этого Николай достал где-то бычий пузырь и положил в него кусок мела. Товарища, который согласился участвовать в этом представлении, он попросил лечь на стол и поместил между бедрами этот пузырь. Затем, к всеобщему удовольствию, он быстро извлек из него кусок мела с соблюдением всех правил, предписанных Цельсом: tuto, cito et jucunde^[4].

Пройдут годы, и эту операцию Николаю Ивановичу придется продемонстрировать в Дерпте, уже на больном мальчике. Он проведет ее с блеском. С успехом будут сделаны и другие операции, которые позволят коллегам смотреть на Пирогова как на блестящего и умелого оператора.

* * *

Родители, особенно мать, пишет в воспоминаниях Николай Иванович, имели своеобразное представление о воспитании и обучении детей. Так, мать считала, что если воспитание необходимо всем, то обучение наукам необходимо только сыновьям и вредно для дочерей, полагая, что девочки не должны были по образованию стоять выше матери. Впоследствии она об этом горько сожалела.

Гимназии в Москве в то время не пользовались хорошей репутацией, и родители, желая дать мальчикам хорошее образование, не пожалели своих средств, в то время уже довольно ограниченных, и отдали детей в одно из лучших в Москве частных училищ Василия Степановича Кряжева. Оно называлось «Своекоштное отечественное училище для детей благородного звания» и находилось недалеко от дома Пироговых. Николаю к этому времени исполнилось 12 лет. В училище были талантливые преподаватели, имена которых Николай Иванович запомнил на всю жизнь. Здесь уделялось достаточное внимание языкам, истории, географии и математике. Иностранные языки преподавал сам Кряжев, знавший несколько европейских языков. Он издал учебники, по которым учились дети. Русский язык и литературу преподавал кандидат Московского университета Войцехович, который смог привить детям любовь к слову. Николай Иванович вспоминает: «Слово с самых ранних лет оказывало на меня, как и на большую часть детей, сильное влияние; я уверен даже, что сохранившимся во мне до сих пор впечатлениям я гораздо более обязан слову, чем чувствам. Поэтому немудрено, что я сохраняю почти в целости воспоминания об уроках русского языка нашего школьного учителя Войцеховича; у него я, ребенок 12 лет, занимался разбором од Державина, басен Крылова, Дмитриева, Хемницера, разных стихотворений Жуковского, Гнедича, Мерзлякова. О Пушкине в школах того времени, как видно, говорить не позволялось». Николай Иванович с гордостью вспоминает: «Я был, судя по отличным отметкам, которые он (Войцеховский. – А.К.) мне всегда ставил в классном журнале на уроке, лучшим из его учеников»[12].

Все это очень напоминает знаменитый Царскосельский лицей и свидетельствует, что близкое к нему достойное образование в России давалось и в других учебных заведениях.

Во время двухлетнего школьного учения (которое должно было продолжаться шесть лет) в семействе Пироговых стряслось несколько бед.

Сначала умерла после родов старшая замужняя сестра, через год скончался от кори брат Амос, с которым Николай обучался в училище Кряжева. Другой старший брат – Петр, проиграв в карты все свои сбережения, запустил службу и должен был уволиться. Одновременно он, как вспоминал Николай Иванович, женился на какой-то невзрачной особе без позволения отца. Кутежи, мотовство и растрата казенных денег старшим братом стоили отцу немалых средств и забот. И в это же самое время случилась еще одна беда, вконец разорившая их дом и приведшая отца в могилу. Одним словом, как говорится в известной русской поговорке, – «пришла беда, отворяй ворота».

Одному из комиссионеров, подчиненному отца, он, по приказу свыше, выдал тридцать тысяч рублей для срочной отправки на Кавказ. Однако комиссионер отправился не на Кавказ, а в «бега». Розыски его ни к чему не привели. Деньги были выданы Иваном Ивановичем как ответственным казначеем, и поэтому вся ответственность была возложена на него, тем более что при выдаче денег не были соблюдены какие-то формальности. Иван Иванович, сбережениям которого накануне нанес удар старший сын, должен был возместить утраченную сумму. Для этого пришлось описывать все имение и все наличное в казну, включая дом, мебель, платье. Николай Иванович на склоне лет не забыл, как мать и сестры плакали, укладывая в сундуки разный скарб. Он пишет, что после этой катастрофы отец вышел в отставку, занялся исключительно частными делами, но прежняя энергия уже не возвращалась; пришлось войти в долги, и в перспективе открывалась бедность; средств на его образование хватало с трудом.

В семье вводится строгая экономия, начинают считаться копейки, продаются оставшиеся неописанными вещи. Как ни любила семья Николая, но из-за отсутствия денег его после двухлетнего обучения забирают из пансиона Кряжева.

Переживая за дальнейшую судьбу сына, который имел очень хорошие отзывы от учителей пансиона, отец решил обратиться за советом к упоминавшемуся выше профессору Московского университета Ефрему Осиповичу Мухину – «уже поставившему одного сына на ноги, авось поможет и другому».

«Непременно предопределено было Е. О. Мухину повлиять очень рано на мою судьбу. В глазах моей семьи он был посланником неба; в глазах десятилетнего ребенка, каким я был в 20-х годах нашего века, он был благодетельным волшебником, чудесно исцелившим лютые муки брата. Родилось желание подражать; надивившись на доктора Мухина, начал играть в лекаря; когда же мне минуло 14 лет, Мухин, профессор, советует отцу послать меня прямо в университет, покровительствует на испытании» [13].

Ефрем Осипович принял Ивана Ивановича очень радушно, внимательно выслушал и настоятельно рекомендовал готовить способного мальчика к поступлению в университет, несмотря на его 14-летний возраст. В то время в университет принимали с 16 лет, но Мухин обещал свое покровительство.

Иван Иванович упросил священника, и тот за определенную мзду изменил возраст, в котором крестился его сын, добился через церковную канцелярию, чтобы в формулярном списке Ивана Пирогова «значился в числе прочих его детей, законно прижитых в обер-офицерском звании, сын Николай, имеющий ныне от роду шестнадцать лет». Далее по совету секретаря правления университета для приготовления сына к поступлению в университет наняли студента медицинского факультета Филимонова, кончавшего курс. Занятия со студентом, поселившимся у них в доме, ограничивались в основном латинской грамматикой и переводами с латинского.