Вслух Стинов ничего не сказал, но про себя подумал, что Стоянович этих троих иксайтов, так же, как и комендантов из сектора Ломоносова, легко, особенно не задумываясь, мог списать на бешеных.

– А существуют женщины-клоны? – спросил Стинов.

– Не хватало только, чтобы клоны начали самостоятельно размножаться, – фыркнул Джана. – Клоны имеют мужские половые признаки, но, по сути, они бесполы и не способны к размножению. Поэтому и женщины им ни к чему.

– Наверное, много средств уходит на то, чтобы вырастить взрослого клона.

– Первые созданные клоны развивались так же, как и обычные люди. Но позднее в генетический код клонов были внесены существенные изменения, корректирующие работу внутренних органов и биохимических систем организма. Теперь развитие зародыша происходит в искусственной среде всего за два месяца. И примерно за три года после так называемого рождения клоны достигают требуемой для работы физической формы. Но при этом и продолжительность их жизни не превышает тридцати лет.

Действие принятого Стиновым эфимера начало ослабевать. Он почувствовал усталость и странную, беспричинную тоску. Игорь посмотрел на часы. Через пятнадцать минут можно было начинать собирать клонов с полей и отправлять в бараки, служившие им жильем, в каждый из которых загонялось по двадцать пять особей этих так похожих на людей существ. Стинову уже не хотелось продолжать разговор о клонах, но Джана пока еще не считал тему исчерпанной.

– Как-то раз мне попался в инфо-сети нелегальный файл. Его, должно быть, запустили туда иксайты. По крайней мере стиль изложения вполне им соответствовал. В нем шла речь о том, что в свое время на Земле люди отказались даже от использования труда животных, а мы, представляющие собой цвет человечества, поскольку наши предки были специально отобраны для выполнения высокой миссии, дошли до того, что выращиваем особую расу людей, предназначенных для рабского труда. Что ты об этом думаешь?

– Не знаю, – подумав, пожал плечами Стинов. – Возможно, тот, кто написал это воззвание, в чем-то и прав. Мы ведь, действительно, уже забыли о тех, кто создавал Сферу стабильности, и то, ради чего они это делали.

– Ты хотел бы вернуться на Землю? – удивленно вскинул брови Джана.

– Как я могу этого хотеть, если даже не представляю себе, что такое Земля? – вопросом на вопрос ответил Стинов. – Одни говорят, что там нас ждут не дождутся райские кущи, другие утверждают, что Земля – это радиоактивная пустыня. Кому верить?

– Я, например, не верю никому, – сказал Джана. – Просто предпочитаю не думать об этом. Для меня Земли не существует. Единственная реальность – это Сфера.

– То же самое утверждают и братья-герениты, – заметил Стинов.

– Не лови меня на слове, – улыбнувшись, нацелил на Стинова указательный палец Джана. – Они сделали из этого культ, а я – философию. К тому же я начал с вопроса не о Земле, а о твоем отношении к проблеме клонов.

– Не могу сказать на этот счет ничего определенного, – ответил Стинов. – Я работаю с клонами всего несколько дней. Ты знаешь о них гораздо больше. Может быть, мы действительно поступаем по отношению к ним негуманно?

– Негуманно? А что значит относиться гуманно к клонам? Предоставить им равные с людьми права? Зачем им это? Мы ведь не принуждаем их ни к чему противоестественному. Работа составляет для них смысл жизни.

– Конечно, – согласился Стинов, потому что спорить ему не хотелось. – Но, лишив клонов свободы и воли, мы просто не оставили им выбора.

– Ты испытываешь к ним жалость? – удивленно спросил Джана.

– Пожалуй, что нет, – подумав, ответил Стинов. – Я просто пытаюсь представить, как бы я поступил, узнай однажды, что любой из окружающих меня людей может дать команду, которая заставит меня умереть. Наверное, не дожидаясь этой команды, я сам начал бы убивать каждого, в ком мог заподозрить врага.

– Ну, знаешь… – Не находя слов, Джана развел руки в стороны. – Кончай жевать эфимер, он тебя до добра не доведет.

– Эфимер здесь ни при чем, – Стинов снова взглянул на часы. – Пора собирать клонов. Сегодня они свое отработали.

Вторую неделю Шалиев не давал о себе знать, и это начинало слегка беспокоить Стинова. Он ни на секунду не забывал о том, что Шалиев является гарантом его безопасности, а потому хотел хотя бы время от времени получать подтверждения того, что о нем не забыли. Шалиев оставил Стинову свой код вызова через инфо-сеть и предложил обращаться по любому вопросу, но пока надлежащего повода для этого не было. Позвонить же первому помощнику руководителя отдела только для того, чтобы напомнить о себе, Стинов считал неуместным.

Игорь постоянно думал над тем, как дать знать о себе первому помощнику руководителя отдела. Вряд ли Шалиев следит за его трудовыми успехами, поэтому проявлять особое служебное рвение скорее всего не имело смысла. А отличиться в чем-то другом у Стинова просто не было возможности, поскольку все свое время он проводил только на плантации и дома.

Какое-то время Стинов подумывал о том, чтобы рассказать Шалиеву о преследующем его монахе-герените. Но, тщательным образом все взвесив, решил, что подобная информация, выданная к тому же со значительным запозданием, не пойдет ему на пользу.

Если бы представилась такая возможность, Стинов готов был сам создать чрезвычайную ситуацию, которая дала бы ему возможность как-то проявить себя и снова оказаться в поле зрения Шалиева. Но спокойный, размеренный ритм работы на плантации не давал ему на это ни малейшего шанса.

Под вечер, возвращаясь с плантации домой, Стинов обычно заглядывал к Медлеву. Поскольку у обоих не было поводов вспоминать о том, что Медлев появился в секции для того, чтобы присматривать за соседом, между ними быстро установились непринужденные приятельские отношения. По крайней мере внешне все именно так и выглядело. Частенько, захватив по дороге домой пиво для себя и джин с тоником для соседа, Стинов проводил весь вечер в комнате Медлева, от которого, если только удавалось его разговорить, можно было узнать не меньше интересного, чем от Джана.

Медлев, как и обещал, никогда более не касался в разговоре тем, имеющих отношение к его нынешней работе. Но и без того им со Стиновым было о чем поговорить. То, что характеры двух молодых людей были абсолютно не схожими, только усиливало их взаимный интерес друг к другу.

Медлев принадлежал к тому, всегда удивлявшему Стинова типу людей, у которых вся жизнь была связана только с работой. Общаясь с такими, Стинов нередко задавал себе вопрос, чем они занимались, когда были детьми? Неужели даже тогда они только и думали о том, как бы сделать что-нибудь полезное и нужное обществу?

Одним из увлечений Медлева были шахматы. На протяжении нескольких лет передвигая каждый вечер фигуры на пару с компьютером, он вскоре научился угадывать каждый ход своего противника, и игра с электронным соперником потеряла для Медлева всякий интерес. Заполучив в свое распоряжение Стинова, он первым делом усадил его за нарисованную на моноэкране шахматную доску. Заверения Стинова, что все его познания в древней игре ограничиваются только тем, какая фигура как ходит, а сидел он за шахматной доской в последний раз, когда учился в общеобразовательном классе, не возымели ожидаемого действия. Медлев хотел сразиться с новым противником, и он своего добился.

Но едва только Стинов начал передвигать фигуры по клеткам, он понял, что выиграет у Медлева. И поставил ему мат на тридцать втором ходу.

– Играть, значит, не умеешь, – язвительно процедил сквозь зубы Медлев, возвращая фигуры в исходную позицию.

Изображая недоумение, Стинов опустил уголки губ и развел руками.

Они сыграли еще раз, и Стинов снова победил. Медлев откровенно расстроился, и третью партию Стинов ему сдал, хотя мог бы без труда выиграть и ее. В процессе игры ему не нужно было даже следить за развитием ситуации на шахматной доске или анализировать ходы противника. Он просто знал, куда и какую фигуру нужно было передвинуть, хотя и не всегда понимал, для чего это нужно.

Таким образом снова напомнил о себе участок сознания, скрытый в глубинах его мозга и прежде проявлявший себя только в критические моменты. Выходило, что та часть его сознания, о существовании которой Стинов до некоторых пор даже не подозревал, знакома не только с техникой рукопашного боя, но и прекрасно разбирается в тонкостях шахматной игры. Что еще? Какие еще сюрпризы способна она преподнести? И самое главное – откуда это в нем?

Никаких догадок или предположений на этот счет у Стинова не было. Если, конечно, не брать в расчет туманных слов монаха Василия о Провидении. Судя по всему, монаху действительно было что-то известно, но религиозного тумана в его голове и речах было больше, чем фактической информации на эту тему.

Каждый раз, выигрывая у Медлева партию или сдавая заведомо выигрышную позицию, Стинов испытывал будоражащее, восторженное, но одновременно и несколько жутковатое, по причине неопознанности своей природы, чувство уверенности и превосходства.

– Как дела, страдающий? – весело спросил Стинов, войдя в комнату Медлева.

– Кисну от безделья, – ответил Петр, поднимаясь с постели.

Стинов поставил на стол принесенные с собой банки с напитками и картонную коробку с сандвичами из закусочной «Зеленый Дракон».

– Ужинал? – спросил он.

– Да, выходил перекусить. Только аппетита не было.

– Что-то ты бледный сегодня.

– Будешь бледным, если целый день валяться на постели, – тоскливо вздохнул Медлев. – Зашел сегодня в тренировочный зал, так свои же ребята меня оттуда и выгнали. Сказали, что врач не велел меня туда пускать до полного выздоровления.

– Правильно сделал, – одобрил действия врача Стинов.

– Я что, похож на умирающего?

Стинов оценивающе посмотрел на приятеля.

– Нет, выглядишь ты вполне прилично. Но швы тебе пока еще не сняли.

– Много понимают эти врачи, – махнул рукой Медлев и, дернув за кольцо, распечатал банку с легкой алкогольной смесью.

Стинов открыл себе банку пива и выбрал из коробки сандвич с рыбой. В «Зеленом Драконе» ему сказали, что это филе тунца. Но откуда было взяться настоящему тунцу в Сфере? Одно название от него осталось. Впрочем, бутерброд оказался совсем недурен на вкус.

– Какие новости? – задал вопрос Стинов, перед тем как приняться за следующий сандвич.

– Канал комендантов о происшествии в секторе Ломоносова по-прежнему молчит. Что и понятно, – сказал Медлев. – Хотя они уже должны были отыскать своих покойников.

– Кстати, давно собирался спросить, а как поступили с погибшими информационниками? – отложив так и не начатый бутерброд, спросил Стинов.

– Как и со всеми мертвыми, – равнодушно пожав плечами, ответил Медлев. – Отправили в молекулярный распылитель.

– А что сказали семьям?