Шут стоял на одной ноге, вскинув другую, согнутую в колене, в насмешливом танце. Правая рука его была заведена за спину, в левой он держал погремушку в виде насаженной на палку головы шута, в таком же, как у него, дурацком колпаке с тремя концами, к каждому из которых пришит бубенчик.
Лицо Шута было обращено в сторону Хенли-стрит.
Том же все время смотрел на него со спины.
И только сейчас, оказавшись на углу перекрестка Хенли-стрит и Шекспир-стрит, он увидел то, что находилось перед постаментом.
Это была большая черная лужа, растекшаяся по мостовой, с неровными, постоянно меняющими свои очертания краями.
Том видел нечто подобное в телепередачах, рассказывающих о Сезоне Катастроф. Черные кляксы с постоянно меняющимися, как у амебы, краями. Их называли пространственно-временными разломами. И они неизменно присутствовали в центре любой аномальной зоны.
Оставив велосипед возле умолкшего внедорожника, Том подошел к памятнику и остановился в двух шагах от разлома.
Поверхность пятна казалась маслянисто-гладкой. На ней не отражался ни единый световой блик. Падавшие на нее лучи света будто проваливались в черную бездну. И почему-то не возникало сомнений, что то же самое произойдет с любым материальным предметом. Разлом поглотит все. Такова его физическая природа.
Внешние контуры разлома медленно меняли свои очертания. Плавные изгибы плыли вдоль его краев. Как будто черное пятно пыталось ползти по мостовой, но что-то удерживало его на месте.
Том сделал шаг вперед и присел на корточки на самом краю разлома. Изогнутый край пятна то подкрадывался к носкам его мокасин, то откатывался назад. Это было похоже на движение волн на песчаном берегу во время прилива.
Том протянул руку. Ладонь его замерла в сантиметре от непроницаемо-черной поверхности. Хотя, может быть, это была вовсе и не поверхность, а дыра. Провал, уходящий в бездну пространства и времени. Упав в нее, будешь падать миллионы и миллионы лет. И так никогда и не достигнешь дна.
Падение сквозь пустоту.
Скольжение по черному боку бесконечности.
С такой безумной скоростью, что время обращается в ничто.
Том почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Он резко отдернул руку и зачем-то еще вытер ладонь о штанину.
Так, значит, Стратфорд-на-Эйвоне оказался в аномальной зоне. Именно из-за этого все сошли с ума.
Наверное, можно сказать, что им повезло.
Том внимательно следил за сообщениями о Сезоне Катастроф, о том, как аномальные зоны захватывают все новые участки Земли. В других аномальных зонах случались вещи пострашнее тотального сумасшествия. Посреди города могла образоваться трещина в земной коре, из которой начинали бить фонтаны расплавленной лавы. На жилые районы мог обрушиться смертельный холод. Или метеоритный дождь. Невесть откуда могли появиться чудовища, каких никто никогда прежде не видел. Время могло сойти с ума. Пространство оказывалось способным завязываться в узлы.
Том еще раз провел ладонью по джинсам.
Определенно, им повезло.
Конечно, могло бы и больше повезти. Если бы аномальная зона образовалась где-нибудь вдали от города. Еще лучше – где-нибудь на континенте. Например, в Сибири. Там ведь полным-полно необжитых территорий. Тайга и болота. Там бы никто и не заметил эту аномальную зону. Поскольку все местные жители – только медведи.
Интересно, а медведь может сойти с ума?
И почему он сам продолжает мыслить ясно и трезво?
Может быть, есть и другие, на кого эта аномалия не действует?
Кстати, а как она воздействует на человека?..
Стоп!
Том сжал ладонями виски.
Слишком много вопросов.
Слишком много вопросов.
Нужно успокоиться.
Слишком много вопросов.
Нужно сосредоточиться на главном.
Если город оказался в аномальной зоне, значит, скоро должны появиться спасатели.
А что, если они тоже сойдут с ума?..
Наверное, их нужно предупредить.
Но как?
Никакие средства связи в аномальных зонах не работали – об этом Том читал на сайте, посвященном Сезону Катастроф. Информация была абсолютно достоверная. Да он и сам уже успел в этом убедиться.
Пытаться выбраться из аномальной зоны, скорее всего, было бесполезно. Он находился в самом ее центре, возле разлома. Размеры зоны могли достигать сотен километров. И кто знает, что еще творилось за пределами городской черты.
Тому почему-то представлялось, что за городом все должно быть еще хуже. Хотя причин так думать у него вроде бы не было. Во всяком случае, никаких реальных причин. А игра воображения – это только игра воображения. Которому мало кто придает значение.
Разве что доктор Робертс.
Так.
Том опустил голову и положил руки на колени.
У него был план.
И нужно было придерживаться этого плана.
Он расскажет доктору Робертсу про разлом, а доктор Робертс решит, что нужно делать.
Доктор Робертс не мог сойти с ума заодно со всеми. В этом Том ни секунды не сомневался. Доктор Робертс из тех людей, что всегда ко всему готовы. Если ему дают банку консервов – он достает из кармана консервный нож. К тому же он – врач. Он знает, как работает мозг. А знание дает преимущество в любой ситуации.
Вот если бы, к примеру, Том не знал, что у постамента памятника Шуту растекся пространственно-временной разлом, он мог бы решить, что это всего лишь какое-то странное пятно. И не исключено, что ему могло бы прийти в голову наступить на него.
Вот и все.
Был Том – и нет его.
А все от незнания.
Том совсем уж было собрался вернуться к велосипеду, чтобы продолжить свой путь. Тем более что до дома доктора Робертса и ехать-то оставалось всего ничего. Как вдруг он приметил какое-то движение в палисаднике дома по четной стороне Хенли-стрит.
Или это ему померещилось?
Том замер, продолжая делать вид, что с интересом рассматривает черное пятно на мостовой. На самом же деле он краем глаза пытался рассмотреть то, что привлекло его внимание.
Определенно это была не газета, принесенная ветром, и не пустой пакет из-под чипсов, брошенный в кусты невоспитанным экскурсантом.
Это было живое существо.
Вот только человек, присевший на корточки и приникший к самой земле, или собака?..
Пожалуй, все-таки человек. Собака не стала бы так долго оставаться неподвижной. Собаки любят бегать, прыгать, вилять хвостом. Даже если бы собака хотела напасть на Тома, она давно бы это сделала.
А человек…
Том сегодня повидал уже немало странных людей.
Именно поэтому он опасался человека, прячущегося в кустах.
Зачем он, черт возьми, там прячется?
От человека, прячущегося в кустах, можно ожидать всего, что угодно!
Любое неверное движение или резкий жест может спровоцировать того, кто сидел в кустах, скорчившись как зародыш.
С головой у этого человека, скорее всего, далеко не все в порядке. Он мог видеть перед собой то, чего Том даже представить себе не мог. Значит, и реакция его могла оказаться неадекватной. То бишь неправильной, с точки зрения Тома.
Несмотря на то, что ноги у него затекли и начали ныть в коленках, Том неподвижно сидел на корточках, лишь краем глаза наблюдая за тем местом, где, как ему казалось, притаился незнакомец.
Это было похоже на странную игру, когда каждый ждет, что соперник первым пошевелится.
Если, конечно, в кустах действительно кто-то прятался.
А что, если там никого нет?
Что, если Тому все это только почудилось?
Не так давно он видел рыб, плавающих вокруг Шута.
Разумеется, это он сам их придумал.
Но ведь он их видел.
Видел, по-настоящему!
Быть может, для того, чтобы избавиться от прячущегося в кустах незнакомца, Тому нужно было лишь убедить себя в том, что никого там нет?
Все очень просто.
Как говорит доктор Робертс, жизнь – это иллюзия, которая, соприкасаясь с реальностью, обращается в кошмар.
Том, как ни старался, никак не мог понять, что это значит. Но слова ему нравились. Будь его воля, он бы сократил высказывание доктора Робертса до абсолютного максимума: жизнь – иллюзия, реальность – кошмар.
Вот такой дзен, понимаешь!
Том немного подался вверх, развернул плечи, поднял руку и помахал человеку в кустах.
Только для того, чтобы убедиться в том, что его там нет.
В ответ незнакомец тоже приподнимается и вытягивает руку вверх.
Он не машет рукой, а держит ее прямо, как палку.
Тому становится не по себе.
А незнакомец встает в полный рост, поднимает вверх обе руки и цепляется ими за толстую ветку старой яблони. Как будто собирается на ней покачаться.
Незнакомец похож на странную помесь человека с какой-то рептилией.
Его тело как будто облито расплавленным светло-серым латексом. Который так и застыл, сплавившись с кожей. Так плотно, что можно было видеть движение каждой мышцы покрытого серой оболочкой тела. Даже черты лица не угадывались, а были ясно различимы. Как на гипсовой маске.
Если это был маскарадный костюм, то Том понятия не имел, кого он изображает.
Как человек вообще умудрился в него влезть?
Это же совершенно немыслимо!
На сером комбинезоне нет ни швов, ни застежек.
Он будто родился в этой шкуре!
Или свалился в чан с расплавленным латексом. Как какой-нибудь чокнутый супергерой. То есть свалился еще нормальным парнем, а вылез больным на всю голову супергероем. В костюме из серого латекса.
Интересно, он видит что-нибудь в этой маске? Или, может быть, он, как летучая мышь, ориентируется по звукам?..
Том снова помахал «серому».
В ответ тот выставил руку перед собой и нацелил на Тома указательный палец.
Жест не казался угрожающим. Скорее он был ненатуральный и вычурный. Так ведет себя на сцене плохой актер. Если ему нужно показать, что он страдает, он хватается за голову. А если нужно изобразить счастье – размахивает руками и растягивает рот до ушей.
Так. Все ясно.
Том поднялся на ноги.
Это кто-то из местных жителей, вообразивший себя супергероем. А может быть, чудовищем из Черной лагуны. Или человеком со звезды…
Без разницы!
Нужно убираться отсюда, пока он не вовлек Тома в свои игры.
Том беззвучно хлопнул в ладоши, развел руки в стороны, изобразил на лице сожаление и сделал шаг в сторону внедорожника.
Он только сейчас понял, насколько необдуманно поступил, оставив велосипед у машины. Если бы велосипед стоял возле постамента, Том уже запрыгнул бы в седло и нажал на педали. «Серый», даже если он каждый день пробегал для тренировки восемь километров, ни за что бы не догнал его. А через три минуты Том затормозил бы возле дома мистера Робертса. И все было бы хорошо.
Все было бы просто замечательно.
Но «серый» метнулся вдоль живой изгороди, протестующе взмахнул руками, а затем скрестил их над головой.
Том замер на месте.
Что ему нужно?
Дурацкая серая маска на лице превращала человека в живое воплощение бессмысленной бесчувственности. Он не мог внушить ни страха, ни радости, ни сочувствия.
Он был никакой.
Абсолютно никакой.
Просто «серый».
Похожий на манекен в витрине магазина.
Какие эмоции может вызвать манекен?
Ну, разве что только желание улыбнуться при взгляде на его пустое, бессмысленное, пластмассовое лицо с нарисованными глазами.
«Серый» сделал жест кистью руки, затянутой в серую перчатку.
Жест был настолько причудливый и ни на что не похожий, что у Тома даже догадки не мелькнуло, что бы он мог означать.
Хотя, конечно, жест мог и вовсе ничего не значить. Это могло быть нервное, рефлекторное движение.
– Вам нужна помощь?
«Серый» сделал отрицательный знак рукой – тут уже не могло быть никаких сомнений.
Почему он не говорит?
Маска мешает или он немой?
Может быть, это часть игры?
Кто знает, что творится сейчас у него в голове?
Что он видит вокруг?
Где он сейчас, по его мнению, находится?
– Извините, – предполагая, что «серый» лучше реагирует на жесты, чем на слова, Том провел перед собой открытой ладонью. – Я очень тороплюсь.
Он бросил взгляд на велосипед. До которого было не так уж далеко…
«Серый» вскинул руки, прося остаться.
– Я не могу, – Том с сожалением развел руки в стороны.
«Серый» ткнул в него пальцем.
Том непонимающе пожал плечами.
«Серый» нетерпеливо дернул кистью руки.
Что же он хочет?
Том озадаченно поджал губы.
Он и сам не заметил, как все же втянулся в игру, что навязал ему «серый».
А тот хлопнул в ладоши – ему не нравилась недогадливость Тома – и вновь ткнул в него вытянутым пальцем.
И тут Тома осенило!
«Серый» указывал вовсе не на него!
А на Шута, замершего в танце позади него!
Том обернулся и посмотрел на памятник.
«Серый» одобрительно кивнул.
Отлично!
Шут, как всегда, танцевал на своем пьедестале, вскинув вверх погремушку. Ну что тут скажешь? Дурак подобен солнцу, которое светит всем!
Том посмотрел на «серого», ожидая следующую подсказку.
Тот снова кивнул и ткнул пальцем в Шута.
Том сделал глубокий вдох и на выдохе надул щеки.
Может быть, «серый» хотел сказать, что он похож на дурака?
Ну ладно, и что с того?
Какой в этом смысл?
Хотя, конечно, глупо говорить о смысле в городе, где все сошли с ума.
Выходит, он все-таки дурак?
Все!
Том решительно взмахнул руками.
Пусть «серый» сам выясняет, кто здесь умный, кто шут, кто дурак!
А ему нужно ехать к доктору Робертсу!
Он и без того уже жутко опаздывал.
Тетя Мэгги и дядя Боб…
Тонюсенький лучик солнца каким-то образом сумел протиснуться сквозь затянувшую небо серую пелену. Он не коснулся даже, а слегка зацепил постамент памятника в том месте, где на него опиралась нога Шута, и тотчас же исчез, растворившись в небесной хмари. Но в тот момент, когда это произошло, на постаменте что-то блеснуло.
Том готов был поклясться, что видел это!
Постамент был каменный, и камень блестеть не мог.
Так что это было?
Может, именно то, на что указывал «серый»?
Том посмотрел на своего молчаливого партнера по непонятной игре.
Тот стоял за живой изгородью, замерев в напряженной позе, словно в ожидании чего-то очень значительного, что могло произойти в любую секунду.
Глядя на него, Том подумал, что именно так выглядят зрители на премьере фильма, жмущиеся к турникетам в ожидании появления знаменитых актеров. Они словно боятся, что не узнают своих любимчиков, увидев их не на экране, а вживую, идущих по красной ковровой дорожке, расстеленной специально для них.
Тому и самому вдруг стало чертовски интересно, что это за штука лежит у ног Шута? Как она там оказалась? И почему «серый» не может сам ее достать?
Или это тоже часть игры?
Тогда он должен был хотя бы ознакомить Тома с правилами!
Том подошел к постаменту, привстал на цыпочки и вытянул шею. Глаза его оказались вровень с плоскостью, на которой стоял Шут.
Возле ноги Шута лежал какой-то небольшой, плоский, вроде бы металлический предмет. Что именно это было, Том так и не понял.
Глядя под ноги, Том осторожно приблизился к черному пятну на мостовой. Поставив правую ногу возле края разлома, так близко, как это только позволяли соображения безопасности, Том обеими руками ухватился за верхний край постамента, а носком левой ноги уперся в выступ в нижней части вделанной в постамент таблички, примерно в тридцати сантиметрах от земли. Как следует проверив носком выступ, Том собрался с духом и, на секунду прикрыв глаза, представил, что на пальцах образовались присоски, намертво прилипшие к постаменту.
Оттолкнувшись правой ногой от мостовой, Том резко подался вверх, выбросил левую руку вперед, схватил то, что лежало на постаменте, и, оттолкнувшись левой ногой от выступа, отпрыгнул назад.
Все получилось, как надо.
Том стоял на краю разлома, живой и невредимый, держа в руке тускло поблескивающую металлическую пластину, отливающую красноватым блеском.
Квадратная пластинка с аккуратно закругленными углами была размером с ладонь. Одна ее сторона была немного выпуклая, другая абсолютно плоская. На плоской стороне были вырезаны несколько пересекающихся под разными углами линий. На выпуклой стороне была изображена голова единорога. Рисунок был выполнен очень тщательно и точно, в реалистичной манере. Изображенная в профиль голова лошади с длинным, витым рогом, растущим из центра лба, была настолько выразительна, что, глядя на нее, легко было поверить в то, что художник рисовал ее с натуры. Развевающаяся грива, раздутая ноздря, вытаращенный круглый глаз, с опаской косящий чуть в сторону, – все говорило о том, что единорог был запечатлен на бегу. Как будто это был мгновенный фотоснимок, а не рисунок, очень аккуратно, со всем вниманием к деталям вырезанный, а может быть, вытравленный на поверхности металлической пластинки.
Хотя, возможно, рисунок был нанесен не вручную. Тому доводилось читать про методику перенесения самых сложных рисунков и даже фотографий на металлические поверхности с помощью электростатических зарядов и кислоты. Сначала металлическое изделие покрывалось тонким слоем защитного вещества, не реагирующего с кислотой, затем с помощью электростатических зарядов, прожигающих защитный слой, на него копировался рисунок, ну а после этого оставалось лишь на требуемое время поместить вещицу в кислоту. В данном случае мастер, по всей видимости, скопировал рисунок лошадиной головы, а затем пририсовал к нему рог.
Хотя не исключено, что на оригинальном рисунке художник изобразил именно единорога.
Собственно, почему бы и нет? Художники любят рисовать невиданных зверей.
Наверное, несуществующие звери и диковинные чудовища вдохновляют художников.
Истинный творец лишь тот, кто может позволить себе заниматься тем, что все остальные считают чепухой.
Например, рисовать единорогов.
Разводить пауков в банках.
Считать горошины в тоненьких, заостренных на концах стручках цветного горошка.
Том обернулся и помахал «серому» зажатой в руке пластинкой.
Тот сразу же пришел в странное возбуждение. Плечи у него нервно задергались, как будто через них пропустили нешуточный разряд тока, а ноги подогнулись в коленях.
Впрочем, скоро он взял себя в руки. Причем в буквальном смысле – обхватил себя руками за плечи.
– Вам это нужно? – Том еще раз взмахнул пластинкой с головой единорога.
«Серый» утвердительно наклонил голову.
– Возьмете? – спросил Том.
«Серый» как будто пребывал в нерешительности.
Странно, что мешало ему выйти из-за кустов и забрать у Тома пластинку?
Когда не можешь найти ответы на самые простые вопросы, это настораживает.
– Я оставлю ее здесь, – Том положил пластинку на угол постамента.
«Серый» протестующе замахал руками.
Он делал это столь энергично, как будто принятое Томом решение ставило под угрозу его жизнь. А может быть, и жизнь Тома в придачу.
Тому совсем не нравилась такая ситуация.
Да и кому бы такое понравилось?
– Так что мне с ней делать?
«Серый» махнул рукой в сторону перекрестка, где Том оставил свой велосипед.
Он хотел, чтобы Том убрался?
– А что мне делать с пластинкой?
«Серый» принялся обеими руками рисовать в воздухе иероглифы.
Делал он это с такой умопомрачительной скоростью, что, даже если бы Том умел читать по-китайски, он бы все равно ничего не успел понять. Оставалось только призвать на помощь логику.
Странный чудак в сером комбинезоне не хотел, чтобы он оставлял пластинку с головой единорога на постаменте. И не желал забирать ее у Тома. При этом он предлагал Тому убраться восвояси. Получается, что Тому ничего другого не оставалось, как только забрать пластинку себе.
Собственно, Том не видел в этом ничего предосудительного – ведь это он достал пластинку с постамента. А кто и зачем ее там оставил – этого он не знал. И, может быть, «серый» здесь был совершенно ни при чем. Вся эта его странная жестикуляция наводила на мысль, что он крепко не в своем уме. Впрочем, как и все в этом городе. Так что вряд ли стоило ожидать от него какого-то более вразумительного ответа. Скорее уж Шут на постаменте заговорит и объяснит Тому, в чем тут дело.
Том посмотрел на Шута.
Тот, похоже, тоже не был расположен к беседе.
О проекте
О подписке