Потом Том увидел человека, который, будто сомнамбула, шел по коньку крыши трехэтажного дома. Он шел спокойно и уверенно, словно по вымощенной дороге. Взгляд его был устремлен не под ноги, а вдаль, как будто он знал, что там находится конец радуги, у которого Лепрекон зарыл свой горшок золота. Руки его были засунуты в карманы длинного черного плаща, плотно запахнутого и подвязанного поясом. Из-под плаща виднелись голые, босые ноги, худые, как палки, и белые, как бумага. До конца крыши ему оставалось пройти не более пяти шагов.
Том решил, что, дойдя до конца крыши, человек повернет назад. Потому что так поступил бы всякий разумный человек. И потому, что Том все равно не знал, как предотвратить несчастье, которое могло случиться. Говорят, что окликнуть сомнамбулу – это самая плохая идея из тех, что приходят в головы тем, кто пытается им помочь. А что еще мог сделать Том?
Переведя взгляд на другую сторону улицы, Том увидел невысокую, сухонькую, как корешок, старушку, выкатывающую плотно набитую сумку на колесиках из дверей продуктового магазина.
Ну вот, хотя бы один разумный человек среди поголовного безумия!
Конечно, старушка поступила очень нехорошо, если ушла из магазина, не оплатив покупки. Но даже так в действиях ее было куда больше смысла, чем в том, чем были заняты остальные.
Старушка подняла палку, на которую опиралась при ходьбе, и, скривив злобную физиономию, погрозила ею проезжающему мимо велосипедисту.
Том улыбнулся в ответ.
Старуху аж всю перекосило от злости. Она остановилась и вытащила из сумки большой блестящий револьвер.
Зажав палку под мышкой, старуха перехватила револьвер двумя руками и большими пальцами оттянула курок. Затем она чуть присела, развела колени в стороны и вытянула руки с револьвером перед собой.
Прищурив левый глаз и высунув кончик языка, она принялась ловить Тома на мушку.
Том не на шутку струхнул, увидев, с каким профессионализмом обращается с оружием старая леди. Чтобы не красоваться мишенью на мушке, Том принялся со всем усердием крутить педали.
Но далеко уехать ему не удалось.
За спиной громыхнул выстрел.
Стая ворон взлетела с крыш окрестных домов и деревьев и подняла всполошенный гвалт.
Пуля, щелкнув об асфальт, срикошетила и пробила аккуратную круглую дырку в крыле голубого «Пежо».
Том резко вывернул руль влево, спрыгнул с велосипеда и залег за машиной.
Поездка, представлявшаяся ему простой, как пятипенсовая монета, складывалась не самым лучшим образом. На этот раз его спасло только то, что револьвер оказался слишком тяжелым для старческих рук и в момент выстрела ствол ушел вниз. А опыт стрельбы у старухи, несомненно, имелся. Кто знает, может быть, в молодости она служила в SAS? Или в SBS? Или в каком-то другом подразделении, готовящем коммандос? И, может быть, именно сейчас она неслышно, как индеец, подбиралась к машине, за которой спрятался Том, чтобы одним точным выстрелом в упор прикончить придуманного врага?
Что нужно было сделать, чтобы избежать встречи с ней? Том лихорадочно соображал. Кто мог ему помочь?
Тень! Разумеется!
Солнце было скрыто облаками – значит, Тень будет совершенно незаметна!
Так.
Тень выскользнула из-за машины, готовая в любую секунду метнуться в сторону и раствориться в тусклом свете серого осеннего дня.
Но, как оказалось, инцидент был исчерпан.
Опираясь на палку, старуха ковыляла по тротуару прочь от места, где устроила стрельбу. Тяжело переваливаясь с боку на бок, она упорно волокла за собой тяжелую, туго набитую сумку, в которой поверх остальных вещей лежал большой, серебристый револьвер.
«Старуха ограбила магазин, – подумала Тень. – Что за времена? Никому нельзя доверять».
Тень наклонилась и подняла велосипед.
Том сел в седло, поставил ноги на педали и принялся крутить их что было сил.
Он больше не смотрел по сторонам и не собирался останавливаться, что бы ни произошло. А то ведь, если и дальше так пойдет, он никогда не доберется до доктора Робертса!
Том лишь краем глаза взглянул на пятерых мужчин, дерущихся у дверей небольшого ресторанчика. Причина драки была ему неизвестна, и он не собирался ее выяснять. И все же ему показалось немного странным, что мужчины махали кулаками как-то очень уж вяло. Как будто эта драка продолжалась ужасно долго и всем уже успела до смерти надоесть. Однако остановиться дерущиеся не могли. Это было свыше их сил!
Почему?
Да кто ж их разберет!
Чуть дальше на глаза Тому попался человек, что лежал, свернувшись как пес, под красным почтовым ящиком с гербом Королевской почтовой службы. Но и тут Том не стал останавливаться. Человек мог просто так прилечь на мостовую. По нынешним временам в этом не было ничего необычного. Он мог считать себя собакой. И Тому вряд ли удалось бы его переубедить. Потому что собаки не понимают человеческую речь. А может быть, человек был мертв. Такое тоже вполне могло случиться. Люди порой умирают. И с этим, увы, ничего невозможно поделать. Если бы кто-то нашел средство, дарующее вечную жизнь, то тем самым он лишил бы человечество одного из двух основных литературных сюжетов. Шекспир после этого стал бы мало кому интересен. А слова «Горацио, я гибну!» сделались бы пустыми, как брошенная в урну пивная банка.
Том притормозил только возле площади Шута.
В топографическом плане никакой площади не существовало. Было лишь место, где пешеходная Хенли-стрит встречалась с проезжей Виндзор-стрит. Площадью называли это место туристы, неизменно назначавшие местом сбора после прогулок по городу памятник Шуту, стоящий в самом начале Хенли-стрит, в девяти шагах от дома Шекспира. Дом именовался Нью-Плейс и некогда был второй по величине дом в Стратфорде-на-Эйвоне. В доме по сей день стояла та самая знаменитая «вторая по качеству кровать со всеми принадлежностями», которую Великий Бард завещал жене.
За пересечением двух улиц находилась автобусная остановка. В которую въехал большой, черный, блестящий черным лаком и серебристыми вставками внедорожник. Именно он издавал режущие слух отрывистые, гавкающие звуки, которые были слышны на другом конце улицы.
Этот мерзкий вой уже изрядно надоел Тому. Поэтому, прежде чем двигаться дальше, он решил отключить автомобильную сирену.
Том полагал, что сделать это будет не слишком сложно. Главное, чтобы никто не помешал.
С того места, где Том остановился, не было видно ни одной живой души. И все же на всякий случай, чтобы зря не рисковать, он решил снова послать вперед свою Тень.
Тень поставила велосипед у фонарного столба и незаметно скользнула вперед.
Быстро добравшись до постамента памятника, она замерла и огляделась.
Все было тихо.
Так можно было сказать, если забыть о надрывающемся внедорожнике.
Другими словами, никого поблизости не было.
Так же быстро и незаметно Тень вернулась назад.
Том взял велосипед за руль, поставил одну ногу на педаль и, отталкиваясь другой, не спеша покатил вперед.
Возле памятника он притормозил. Ему показалось, что он заметил какое-то движение в окне дома на другой стороне улицы.
В окне второго этажа стоял человек.
Блики на оконном стекле не позволяли рассмотреть его как следует.
Том не мог даже с уверенностью сказать, был ли это мужчина или женщина.
Человек в окне активно жестикулировал. Как будто хотел привлечь к себе внимание.
Хотя не исключено, что он просто делал гимнастику.
А может быть, танцевал. Танцы ведь бывают разные.
Или от нечего делать размахивал руками.
С некоторых пор стало трудно находить простые и однозначные объяснения тому, что происходило вокруг. Все представлялось не таким, каким являлось на самом деле. Самые простые вещи могли вдруг оказаться загадочными и необъяснимыми. И наоборот, то, что казалось сложным, на самом деле не стоило внимания.
Том поднял руку и помахал человеку в окне.
Так, на всякий случай.
Тот либо не заметил его, либо не придал его жесту никакого значения.
Ладно, Том тоже решил не придавать значения тому, что происходило в доме напротив. В конце концов, он понятия не имел, что именно там происходило. Быть может, человек в окне каждый день проделывал подобные упражнения. В любом случае у Тома не было никаких оснований навязывать человеку за стеклом свое общество. Делать это не позволяли элементарные правила приличия. Даже если человек ведет себя неадекватно – это его личное дело. Воспитанный человек должен сделать вид, что не замечает ничего необычного. Этому учила Тома тетя Мэгги. А тетя Мэгги знала практически все о правилах хорошего тона. В этом Том был уверен. Поэтому он снова оттолкнулся ногой от мостовой и поехал дальше.
Колесо велосипеда ткнулось в дверцу внедорожника.
Том спрыгнул на мостовую и сделал шаг вперед.
Едва заглянув в открытое окно машины, он отшатнулся назад.
На водительском месте, сгорбившись, уткнувшись лбом в рулевое колесо, сидел человек. Из-за чего, собственно, машина и завывала с таким отчаянием, будто пыталась предупредить всех вокруг о том, что мир сошел с ума! Ну, или находился на грани нервного срыва.
Поза человека в машине была не просто неподвижной – она была абсолютно безжизненной. А потому казалась неестественной. Такую позу мог придать своему творению скульптор, заботящийся в первую очередь о композиционном решении.
Так, например, знаменитый роденовский «Мыслитель» сидит в позе, которую не в состоянии долго сохранять ни один человек. Да и просто принять ее сможет далеко не каждый. Но Родену до этого не было никакого дела – он создавал произведение искусства.
Человек за рулем был похож на манекен, который кто-то попытался усадить за руль. Но пластиковая копия человека не удержала равновесия и завалилась вперед, уткнувшись лбом в руль.
Не могло быть никаких сомнений в том, что человек за рулем мертв. И все же, собравшись с духом, Том протянул руку и прижал пальцы к его шее. Так всегда поступали полицейские в кино, когда хотели удостовериться в том, что жертва преступления мертва.
Кожа на шее водителя внедорожника была еще теплой. Ну, может, только чуть холоднее, чем следовало бы. Самую малость.
Для сравнения Том другой рукой коснулся своей шеи.
Трудно сказать, была ли какая-то разница. Но если человек умер недавно, то тело его еще не успело остыть.
Пульс Том не смог нащупать ни на шее водителя, ни у себя. Наверное, для этого требовался определенный навык.
От истошного воя, что продолжала издавать машина, у Тома уже начала кружиться голова. К тому же он не слышал, что происходило вокруг. А это значит, кто угодно мог подкрасться к нему незаметно. И если еще вчера «кто угодно» означало «один из жителей города» или «кто-то из туристов», то сегодня это означало именно «кто угодно».
Том положил руку водителю на плечо и, стиснув зубы, потянул за него.
Тело подалось на удивление легко. Оно почти упало на спинку сиденья. Голова откинулась назад так, будто шея переломилась. Челюсть отвалилась вниз. Изо рта вывалился темно-фиолетовый язык.
Том в ужасе отпрыгнул назад. Зрелище было не столько страшное, сколько омерзительное.
Зато душераздирающий машинный вой наконец-то прекратился.
Наступившая вдруг тишина показалась Тому неестественной. Как будто он оказался под водой. Или весь город ушел под воду.
Том завороженно посмотрел по сторонам.
Не хватало только рыб, медленно, будто в танце, двигающих веерами плавников и безмолвно разевающих губастые рты. Но, постаравшись, Том мог вообразить этих рыб, пялящихся на него круглыми, удивленно выпученными глазами, не понимающих, что он делает здесь, под водой. Это было совсем не трудно. Рыбы хотели бы с ним подружиться. Но им казалось немного странным то, что человек находится под водой и не испытывает при этом никаких неудобств. Том мог бы объяснить им, что происходит, но, к сожалению, он не знал языка рыб.
Очень длинная, плоская, будто сжатая с боков рыба, похожая на шарф, который можно несколько раз обмотать вокруг шеи, обернулась вокруг пояса танцующего на высоком постаменте Шута, скользнула по его левой ноге, коснулась плавниками и хвостом постамента и, извиваясь всем телом, словно парящая в воздухе лента, поплыла над асфальтом мостовой.
Проследив за ней взором, Том вдруг увидел такое, от чего на него будто мертвенным холодом пахнуло.
Рыбы разом все исчезли.
Том остался один.
В звенящей пустоте.
О проекте
О подписке