Жуй перестал слушать своего гитариста. Тут все ясно, Коромысло не совсем тот человек с которым надо было делиться ночными кошмарами. Его более занимает посадка мангового деревца, чем какие-то бредовые ведения своего друга. В данном случае – профессиональный психиатр был более подходящей кандидатурой на откровения, а Юра Коромыслин, оказывается, к таким вещам относиться катастрофически небрежно. Его вообще не впечатлило появление незваных чудовищ с красными глазищами, он воспринимает это не в серьез, как обыкновенный ночной кошмар. И не более того. А может быть Коромысло прав и этот и был просто сон? Сон-то, может и сон, да вот Андрею не давало покоя уверенность, что это был не просто кошмар. Огненные взгляды непрошенных чудищ так и остались на сетчатки глаз лидера группы «Толпе».

Он встал с диванчика и что-бы скрыть внутреннее раздражение, подошел к этажерке и взял в руки очки. Тяжелые с толстыми линзами для чтения. Этот акссесуар не мог принадлежать ни одному члену группы. Жуй поинтересовался откуда они и кто их оставил? Пошутил – не Нахимовна-ли?

– А! Так ты не знаешь? – ухмыльнулся Коромысло. – Прямо перед отъездом в Карелию тут кое-что случилось. Сейчас расскажу – обоссышься! Тебя не было, а мы с Пистоном и Таймом решили здесь зависнуть, кое-что поиграть и винца дернуть. И тут стучатся! Таймураз открыл дверь и вламываются прямо сюда… знаешь кто?

– Кто?

– Бабки! Бабуськи! Старушенции! Целых четыре тети! И начинают воду мутить, кричать, слюнями брызгать, палочками своими размахивать.

– Неужели? Любопытно узнать причину сего вторжения? – Жуй водрузил очки на нос, похлопал глазами и снял их. – Предполагаю, они не были нашими фанатками?

– Четыре старых калоши! От них воняло кислятиной! – ухмылялся Коромысло. – Стали пугать нас божьей карой! Гореть, говорят, вам в аду, нехристи! И батюшку хотели позвать, чтобы очистил это помещение. Прикинь! Мы говорим – че за фигня, бабули? Что вы себе позволяете? Мы платим аренду и вас не знаем! Покиньте помещение! А они ни в какую! Ругаются, даже матом! Прикинь, Андрюх! И говорят, что раньше еще до коммунистов тут в этом здании была церковь. Церковь, прикинь! До двадцать девятого года прошлого века это была церковь Пресвятой Богородицы. – Долговязый гитарист окинул репетиционное помещение без окон красноречивым взглядом. – Социалисты не стали сравнивать ее с землей как со многими другими церквями, а сняв купола, перестроили в коровник, потом в тюрьму для врагов народа, потом в склад и пошло-поехало… Разумеется, социалисты постарались убрать все религиозные атрибуты – иконы сожгли, золото переплавили, священнослужителей разогнали или расстреляли, фасад перекрасили. А в церкви было много настенных росписей, которые просто-напросто заштукатурили. Так говорили бабульки. Заштукатурили, говорят, прекрасные росписи на стенах. И показывают, где росписи были…

– А они что, еще с тех пор живут, эти бабки? – с сомнением спросил Жуй.

– Фотографии сохранились. Они их распечатали и под нос нам с пацанами сували. Вот, дескать, смотрите, молодежь, какие росписи прекрасные были на стенах. А теперь осквернена церковь и надо бы ее заново освятить и так далее… А вы, молодежь, богохульники, безбожники и грешники. Бабулек мы кое-как отправили восвояси, но одна из них свои очелы уронила.

– И что, правда тут росписи были, – Жуй почувствовал холод во всем теле. – Прямо здесь? На этих стенах?

– Вот тут, – Коромысло указал длинным пальцем на одну из стен справа от Жуя. – Вот прямо тут. Я видел распечатки старой фотографии. Тут была келья или что-то еще, не знаю.

Андрюша Жуй попросил у Коромысла сигаретку и опять закурил, хотя поклялся прекратить эту вредную привычку. Он смотрел на то место куда указал перст долговязого гитариста. Ему вдруг стало нехорошо, его что-то стало угнетать. Да-да, давление на мозги становилось столь отчетливое, что его затошнило. Телу стало холодно, озноб пробежал по спине и Жуй решил, что заболел. Неужели иммунитет не справился с пойманным вирусом и началась инфекция? Очень может быть. Эта теория вполне подходила под психофизическое состояние лидера группы «Толпе», но Жуй, почему-то не верил в вирус. Тут что-то иное и причина его внезапного ухудшения здоровья находилась прямо напротив его взгляда, там куда паказывал палец Юрки Коромысла, а до того показывали непрошенные бабульки, а еще раньше фотографировал неизвестный фотограф.

Судорожно дыша, Жуй дико завращал головой. Он стал ощущать себя словно в клетке, стены и потолок давили на него, угнетали его. Впервые он очень захотел выбежать от сюда. Покинуть это здание. Но понимая, что это не вполне нормально, Жуй старался сдерживать себя и успокоиться.

– Ты чего? – услышал он голос, будто из другого мира и на мгновение всплыл в реальность. Спрашивал Юрка Коромыслин.

– А что? – сигаретный пепел упал на андреевы джинсы, прожег их, прожег трусы, волосы на самом нежном месте. Жуй ничего не чувствовал.

– На тебе лица нет.

– Что?

– Ты что, привидение увидел?

– Я?

– Андрюш, ты себя нормально чувствуешь?

Что за идиотский вопрос? Нормально ли он себя чувствует? Да он себя чувствует, так будто его укусила гадюка и яд уже добирается до сердца. Да он натурально помрет, если немедленно не покинет этот гребанный подвал! Андрей вскочил с дивана, бросился к двери, но споткнулся и чуть не распластался перед барабанной установкой, уронив на пол стойку с бас-тарелками. Выпрямившись, он вытер лоб и понял, что сильно вспотел, голова была ледяной, его губы задрожали.

– Они… – выдохнул он. – Они…

– Андрюша, – не на шутку взволнованный Коромысло, отложив манговое ядро, уже подходил к Жую, но тот его оттолкнул.

– Они тут… – бормотал Андрей одними губами. – Они вокруг… Они везде…

– Ты о чем?

– Вокруг… – чувствуя чей-то угнетающий взгляд, Андрей заметался по студии, опрокидывая все, что попадалось под ноги. Он кого-то искал, пытался обнаружить источник того черного луча, который пронизывал его и прожигал. Что-то тут было страшное. Что-то страшное… Андрея трясло, зубы стучали, руки сильно дрожали…

– Опять «приход»? – спросил Коромысло, потирая ушибленное плечо. – Давай-ка, садись, я тебе кофейку сделаю.

– Они… – у Андрея была паника, он уже не контролировал себя. – Да… Я их чувствую…

– Сядь! Сейчас отпустит и пойдешь домой. Репетицию отме…

– Я чую их! Я чую их всех! Понимаешь? Да… Где, говоришь, были росписи? Тут? Вот здесь, да? – Жуй исступленно тряс указательным пальцем на одну из стен.

– Андрюха! Успокойся!

Внезапно Андрей Жуй замер в полусогнутом положении. В хищной обезьяньей позе. Взгляд его остановился на стене. Чувствуя как сердце разрывается от ударов, а в висках пульсирует кровь Андрей уже не старался сдерживать переполняющие его чувства сиьного страха. Да, страха! Сильнейшего, необъяснимого, буквально животного страха.

Стена была самая обыкновенная. В этом месте она была обита дешевой пластиковой вагонкой цвета «Фарфор». Рядом висели постеры с «Раммштайн», Егором Летовым, «ДДТ» и парой обнаженных красавиц. Но Юрка Коромысло утверждал что на старой черно-белой фотографии, принесенной четырьмя бабками на этом месте было изображение кого-то не разборчивого. Что за вагонкой, которая осталась им в наследство от букмекерской конторы, был портрет. Перестав слушать Коромысло, Андрей медленно подошел к входной двери. Не отрывая взгляда от точки на стене, он ухватился за входную дверь и просто снял ее с петель. Дверь была тяжелая, металлическая, установленная еще во времена нахождения здесь подпольного казино. Андрей держал ее в распростертых в стороны руках один, хотя она была невероятна тяжелой.

– Андрей, перестань! – крикнул ему Коромысло и уже было хотел вырвать дверь из его рук, но Жуй, с надсадным стоном разбежался и что было силы ударил дверным углом в стену. Без труда расщепил вагонку и пробил гипсокартон, за которым была шумоизоляционный материал. Во время разбега досталось и Коромыслу, тот отлетел назад и более не решался вставать на пути у взбесившегося солиста группы. Крича и рыча Андрей Жуй принялся наносить удары металлической дверью по стене. Удар за ударом, удар за ударом. Вагонка цвета «Фарфор» в этом месте разлетелась в щепы, постеры с «ДДТ» и одной голенькой брюнеточкой в розовых сапожках разорвались и слетели на пол. Дверь пробила и сантиметровый гипсокартон, его куски с белой пылью падали вниз, за ним был слой шумоизоляционного материала. С ним Андрею пришлось повозиться, дверь утопала в толстом волокнистом наполнителе, почти не причиняя повреждений. Жуй выбивался из сил, пот пропитал футболку, а взмокшие волосы торчали как у ежа. Руки уже болели. Но он не прекращал, удар шел за ударом, это было дико. Закричав во все горло, Андрей откинул дверь и принялся руками драть шумоизоляционный материал, вцепляясь в него ногтями и выдирая из стены рваными кусками.

Обнажив кусок стены, он вновь взялся за металлическую дверь и принялся наносить удары теперь уже по штукатурке. Стена задрожала, где-то что-то посыпалось. Жуй бил и бил, истекая потом. Удары разносились по всему зданию, и кто-то наверняка сейчас прибежит выяснять в чем дело и не идет ли несогласованный снос стены. Штукатурка была качественная, отходила маленькими кусками, не поддавалась даже металлической двери. Тогда Андрей, бешено заорав, собрал в себе остатки сил и стал наносить по стене поистине титанические удары. За одним слоем штукатурки оказался второй, но более старый и как будто менее качественный. Андрей понимал, что близок к цели, но сил у него уже не было. В какой-то момент он выронил дверь и упал сам. Тут же к нему подскочил Коромысло и помог встать на ноги.

Отдышавшись совсем чуть-чуть, Андрей Жуй, вновь оттолкнул долговязого гитариста. Ясно, что колотить тяжелой дверью он больше не может, сил нет. Тогда, дико рыча, он принялся прямо пальцами расковыривать старую штукатурку. Он ломал ногти, сдирал кожу на ладонях, портил пальцы, но ковырял штукатурку. Руки горели, Андрея трясло, он больше не мог, но продолжал. Кровь капала на пол, штукатурная крошка падала уже не серая, а алая. По настоящему бешеный Андрей цеплял штукатурку обломками ногтей, у него не получалось, но он не унимался. Как бы то ни было ему удавалось отковыривать куски разной величины, на обнажающей стене начинало что-то выступать.

Это было изображение.

Жуй плакал, кровь и пот орошали пол под ним. Куски штукатурки сыпались туда-же… И вот ему удалось подцепить какой-то относительно крупный кусок и отслоить его от старой стены.

Андрей Жуй замер невероятно потрясенный. Не отрывая взгляда от обнажившегося изображения, он сделал шаг назад.

Еще один…

В голове будто взорвалась бомба. Вот что убивало Андрея. Вот это… Нутро солиста группы «Толпе» вывертывалось наизнанку, его вырвало прямо на самого себя, у него начиналось что-то похожее на припадок эпилепсии… Он завыл… Он закричал, как если бы его пытали, глаза его дико вращались, в ушах пульсировало сердцебиение. Потом он заржал, но опять заревел, растирая горячие потоки слез и соплей… Снова завыл…

– Я думаю, надо позвонить ребятам, – пробормотал Коромысло, перемещая взгляд то на Андрея, то на изображение на обнажившейся стене, – сказать, что репетиция, должно быть, отменяется…

На обнаженном от двух слоев штукатурки, от шумоизоляционного материала, гипсокартона и пластиковой вагонки цвета «Фарфор» на мир глядел лик младенца.

Прекрасный, чистый и невинный лик Иисуса на руках у девы Марии.

С паническим стоном Жуй вылетел из подвала и бежал-бежал-бежал…

Глава 4

Болезнь

Санкт-Петербург.

25 июня 2017 г.

Левит, не слушая слабые протесты хозяина квартиры, распахнула окно и зафиксировала его в режиме проветривания. В комнату тут же проникли посторонние звуки уличного шума: гудение автомобильных двигателей, тарахтение какого-то бульдозера. Проспект Обуховской Обороны жил своей обычной размеренной жизнью.

Жуй поморщился и отвернулся. Он сидел в старом советском креслице с потертой обивкой и сутулился так, что вызывал ассоциации с черепахой.

– Как клешни? – спросила Олеся, разворачиваясь спиной к окну и опирая татуированную попу на широкий подоконник. – Ты должен делать перевязку, не забыл?

– Олесь, закрой окно, – попросил Жуй, – меня раздражает.

– А меня раздражает, Андрюша, что ты похож на онкологически больного нищего! – достав сигареты, Левит закурила и выпустила дым в узкий оконный проем. – Ты чувствуешь, что у тебя в квартире духан как в трусах у цыганки! Здесь давно пора было проветрить и скажи спасибо, что я поддаюсь на твои мольбы и не распахиваю шторы.

Вся квартира пребывала в полумраке, задрапированная со всех сторон ночными портьерами. Андрей пребывал тут третьи сутки, не выходя за порог даже за продуктами и только изредка включая ноутбук. Изредка он отвечал на телефонные звонки, да и то только для того, чтобы как можно быстрее отвязаться от собеседника и дать тому понять, что лидер рок-группы не настроен разговаривать вообще с кем бы то ни было. Даже родная мама, звонившая ежедневно и не на шутку обеспокоенная ненормальным состоянием сына, так и не смогла добиться от него какого-либо понятного объяснения. Пожалуй, она была единственной, кому он хоть что-то говорил, ссылаясь на затянувшийся депрессняк. Мама, живущая в Тосно, пообещала приехать сегодня вечером и этот факт приводил Андрея в настоящий ступор. Все правильно и с этим ничего не поделаешь – он в депрессии, и его начинают навещать близкие. Сначала Олеся Левит, вечером – мама, завтра хотел заскочить Таймураз Ярмагаев, в равной степени владеющей скрипкой и саксофоном. Несколько раз звонил Володя Рикардо и еще пара товарищей, приглашающих его на вечеринку и просто на чью-то хату «дернуть пивка». Для любого нормального человека, посещение его близкими было бы за радость, но только не для Жуя. Он не хотел видеть никого. Его раздражали все без исключения, он питал ко всем чувство сильной нелюбви. Приезд мамы будет пыткой, Ярмагаев его будет душевно терзать, даже если просто спросит «Как дела?», а про Олесю Левит лидер группы «Толпе» вообще не знал что подумать. Она была уже тут, в его квартире, она уже разговаривала с ним и ему надо было что-то отвечать. Трудность была еще и в том, что от Левит так просто не отделаешься, если она захочет, она прицепится как пиявка и не избавит Жуя от своего общества пока тот не даст исчерпывающие ответы на все ее вопросы.

Левит видела, что от ее присутствия Жуя выворачивает, как от чумной.

– Не делай вид, что рад меня видеть, сынок, – проворковала она, специально назвав его ненавидимым им прозвищем и сбила сигаретный пепел в оконную щель.

– Я и не делаю.

– Что, совсем гадко?

– Не то слово.

– Сколько ты не брился?

– Ни разу.

– Сколько не мылся?

– Ни разу.

– Почему?

– Не твое дело.

Левит сделала затяжку. Медленно выпустила дым, который уличный ветерок тут же разметал. Она долго молчала и смотрела на Андрея, увиденным она была жутко разочарованна.

– Когда ты придешь на репетицию?

– Не знаю.

– Но ты еще участник группы?

– Вроде как…

Вновь молчание, нарушаемое только уличными шумами.

– Ты помнишь про клип? – спросила Олеся Левит и вот тут Жуй на несколько мгновений пришел в себя и поднял на нее голову.

– Когда запланированы съемки? – спросил он.

– Скоро, сейчас уже готовят декорации. А ты, как я понимаю, забыл.

– Забыл, – признался он и вновь помрачнел. – А перенести нельзя?

– Проще поменять солиста, Андрюш, – ровно ответила Олеся, внимательно наблюдая за реакцией Андрея.

– Я… Олесь, я себя скверно чувствую… Я не знаю, как буду сниматься…

– Чтобы тебе стало еще веселее на душе, напомню, что помимо репетиций двадцать девятого числа у нас выступление в «Кренделе», тридцатого интервью на радиостанции, тридцать первого жгем в «Самуиде Маршаке», шестого июля поем и пляшем на корпоративе, а восьмого – запись в студии и выступление в «Антверпене», – будто не сказав ничего ужасного, Левит вновь сделал затяжку и задумчиво вгляделась а Неву. Андрея перекоробило словно от кружки браги. А Олеся продолжала, обращаясь скорее к оконной щели, чем к Андрею: – На носу «Максидром». Не жизнь, а сказка… Правда, Андрюш?

Жуй молчал.

– Ты же взрослеющий человек, Андрюш, – говорила она, – ты же знаешь, что есть множество способов снятия стресса: алкоголь, кайф, бабы, музыка. Компьютерные игры, наконец! Я специалистка с многолетним опытом по всем этим вопросам, обратись ко мне! Скажи, чего тебе подать, и это будет у тебя!

– Олесь, мне ничего не надо.

– Пей! Кури! Трахайся! Ты рокер – тебе можно!

– Не хочу. Я ничего не хочу!

– Из-за Гриковой, да?

– Нет… тут что-то другое…

– Что другое? – Левит уцепилась за это слово как гарпуном. – Что другое?

– Я не… не знаю…

– Размазня! – сделала свой вердикт бывшая лидерша панк-рок группы «Лезвие» Олеся Левит и бросил окурок в окно, подошла к Андрею Жую и нагнувшись, взяла его за подбородок. – Что с тобой происходит, Андрюша? Что?

– Не знаю! – почти выкрикнул он, обдав ее зловонным дыханием и невольно показав прорехи между зубами. За два дня у него выпали пять зубов.

– В кого ты превращаешься? Ты болен? Ну? Что?

– Не знаю! Не могу понять! – закричал Жуй, и его лицо исказилось гримасой отвращения ко всему живому. – Я не могу понять, что со мной! Херня какая-то! Меня изнутри будто выворачивает! Дыра какая-то прожигается и меня в нее затягивает… Вот как…

– Не нравится мне это, Андрюша.

– Согласен.

– Невольно я задумываюсь над нестабильностью душевного состояния некоторых людей…

– Ты намекаешь, что я псих?

– Я не намекаю, Андрей. Ты сам намекаешь. Ты обращался к врачам? Сдавал анализы?

– Я не выходил из квартиры.

– И не собираешься, да? – Олеси скептически ухмыльнулась. – Вдруг у тебя что-то серьезное? Вспомни своего отца, тот тоже не лечил сердце… Вспомни мою мать, она узнала о кисте только за месяц до смерти. Впрочем… даже не представляю симптомом какой болезни может быть твое поведение. Но сам ты не справляешься. Тебе нужна помощь? Я сейчас спрашиваю предельно серьезно – нужна ли тебе помощь?

– Психиатра?

– Для начала психолога. Разумеется, ни один человек не будет об этом знать. Но при условии, что ты соберешься и хотя бы через силу будешь выходить на сцену.

– Подумаю… Проклятье… Олесь, я…

– Подумай, ты меня знаешь, я дорожу тобой! Не знаю, что с тобой произошло, но хочу помочь. Правда, я не смеюсь. Подумай над помощью, я устрою все ровно.

– Я… Олесь, спасибо, я подумаю. Может быть, ты права… Что-то тут не так, это нехарактерно для меня…

– Очень нехарактерно. Ну так, что? Сегодня отдыхай, а завтра что-б как штык был на репетиции. Думаю, музыка тебя отвлечет… – Левит отошла от Жуя. – В противном же случае ты, Андрюш, последуешь моей рекомендации относительно врачей. Сдай анализы или обратись к психологу.

– Хорошо, Олесь, думаю, ты опять права и мне надо отвлечься, – Андрей соглашался с Левит, она права, он не может закрыться в квартире навсегда, это, действительно, пахнет безумием. Надо преодолеть себя, решиться и взять гитару… Надо!

Но он не мог.

– А где вы сейчас репетируете? – спросил он. – Все там же?

– Нигде, Андрюш. Как мы можем репетировать без тебя. Группа разбалтывается, ты же знаешь, она держится не только на мне, но в первую очередь группа «Толпе» – это ты – Андрей Жуй. Не будет тебя – не будет группы.

– Я приду завтра. Только, – Андрей встал впервые за все время разговора. Он нервно шагнул к окну и поплотнее занавесил приоткрывшиеся ветерком шторы, – куда угодно, только не туда.

– Не в наш подвал?

– Я там больше не появлюсь! – по коже Андрея прошла волна озноба, он быстро сел на прежнее место в старое советское креслице, чтобы Левит не догадалась, что у него невыносимо болят ноги. Так сильно, что он старался не вставать без лишней необходимости. – Олесь, я могу тебя попросить подыскать нам новое репетиционное помещение? А от туда мы съедем.

– Это я уже поняла. Место есть, позвони мне завтра, я тебе сообщу как туда добраться. Андрюш, дай-ка мне твой сотовый, на моем деньги кончились.

– А? Что?

– Дай мобилу, – Жуй растерянно поморгал и протянул Олеси свой телефон, покоящийся на журнальном столике прямо под его правой рукой. – Ага, значит, рядом его держишь. Хорошо. Теперь посмотрим, что у тебя там…

– Что это значит? Ты хотела позвонить!

– Дорогой мой, не верь крашенным стервам. Я просто посмотрю твои исходящие звонки.

– Ты хочешь узнать, кто мне звонил?