Однако белые июньские ночи уже принесли на питерские улицы солнечный свет и Андрею пришлось занавешивать окно плотными черно-коричневыми портьерами, оставшимися, как и почти вся мебель, от хозяев, уехавших из этой квартиры еще в девяносто пятом году. Так-то лучше, почти темно, а усыпляющей тьмы ему сейчас очень не хватало, он вообще плохо спал при свете. Он разделся и лег в прохладную кровать, осознавая, что впервые за все время пытается заснуть в этой кровати без Нади Гриковой. Это навело на него очередную волну хандры и он накрылся с головой легким одеялом. Окна спальни его квартиры выходили во двор, шум автомобилей сюда не доходил, зато немного мешал шелест старой липы, что поглаживала своими ветвями оконные стекла. Но при этом заслоняла солнечный свет.

Лежа в кровати и уже почти отключившись от всего, Андрей вдруг почувствовал, что находится в квартире не один. Запер ли он входную дверь, когда приехал? Совершенно точно, что запер. Вернулась ли к нему Надя, удивительным способом совершенно бесшумно открыла входной замок и на цыпочках подкрадывается к нему? Было бы замечательно, но очень маловероятно. Прогнав мысли о внезапном вторжении в его жилища кого-то, кто сюда попасть не мог, Андрей попытался вновь вернуться к дреме. Но не выходило, нарастающая тревога о том, что рядом кто-то находится не давала ему расслабиться и он откинул одеяло. Комната пребывала почти в кромешной темноте, становилось душно. Андрей взглянул на настенные часы, но из-за темноты ничего не разглядел. Что-то его тревожило, что-то не давало ему покоя. Какой-то озноб пробежал по его телу и он даже передернул плечами.

И тут он заметил едва уловимое движение в коридоре. Черное на черном. Андрей отбросил дрему и уже по серьезному вгляделся в темноту коридора. Довольно странно – если там кто-то есть, то он перемещается удивительно бесшумно, как кошка. Даже как тень, как бестелесный объект. Жуй постарался услышать хоть какой-то звук, но не расслышал ничего кроме ровного урчания холодильника на кухне. Даже настенные часы не тикали – Жуй не терпел часового тикания и первое что сделал, когда въехал в эту квартиру – купил и повесил часы с плавной секундной стрелкой. Подразумевая, что душевное переживание от разрыва с любимой девушкой довело его до легкой степени нюктофобии, Андрей перестал мучить себя насильственным засыпанием и решил встать. Спать не получалось, мешала какая-то тяжелая тревога. Только он шевельнулся, чтобы подняться с постели, как совершенно четко увидел движение. Теперь у него не было никаких сомнений, в коридоре был кто-то.

За окном было темно, а плотно закрытые шторы не пропускали в спальню даже свет окон противоположных домов, свет уличных фонарей и рекламных огней. После возвращения с Выборгской набережной эта ночь казалась Андрею особенно черной, спальня еще никогда не погружалась в такую тьму, что даже жутко становилось. Первый раз в своей жизни Андрей признался самому себе что начинает всерьез бояться темноты, даже в детстве он не был подвержен такой фобии. А сейчас у него внутри все сжалось, он боялся пошевельнуться, боялся вдохнуть, боялся того чье присутствие чувствовал в прихожей. Страх, но не паника охватил его так, что ему стоило большого усилия не закричать. И страх был не напрасным, Андрей точно знал, что кого-то увидит, кого-то непрошенного и ненужного.

И вот черная тень из прихожей бесшумно вошла в спальню, где лежал Андрей Жуй. Тень, как известно, не материальна и посему не может существовать без своего физического хозяина, поэтому к вошедшему существу более применительно будет понятие «силуэт». Контур существа был совершенно черен, но на миг у Андрея сложилось впечатление, что это обезьяна. Кто-то, походящий на гиббона, только выше человеческого роста. Существо было без одежды и двигалось бесшумно, даже наступая на половицу, которая обычно чуть поскрипывала. Оно было с волочащимся по полу хвостом, ноги были полусогнуты в коленях, плечи узкие, но ладони большие с длинными когтистыми пальцами. Жуй почувствовал как его бьет такая сильная дрожь, что звенит какая-то пружина в матрасе.

У мордастого существа были светящиеся красным огнем глаза. Широко распахнутые, немигающие. Красные зрачки сливались с такими же красными белками, а выделяемый ими алый свет подобно двум индикаторным фонарям позволял рассмотреть переносицу, нос, скулы и надбровные дуги медленно входящего существа. И более ничего.

Жуй начал подвывать, он хотел закричать так громко, чтобы услышали соседи, но что-то стиснуло его горло и он едва мог втягивать в себя душный воздух, которого ему становилось все меньше. Тем временем черное создание бесшумно делало шаг за шагом на полусогнутых ногах, волоча за собой крупный хвост и при этом водя головой в стороны, как принюхивающаяся во мраке мышь. Существо не дышало и не произносило никаких звуков, оно просто приближалось, однако у едва не теряющего от страха разум Андрея Жуя мелькнула догадка, что существо слепо и возможно – глухо, так как не реагировало на шелест простыни. Оно чуяло Андрея и двигалось, повинуясь этому чутью.

За крупной обезяноподобной тенью в спальню зашла следующая – скрюченная, неуклюже ковыляющая, опирающаяся на кривую палку. Второе существо было как будто в одежде – что-то длиннополое, мохристое, сзади на спине какой-то рваный платок или тряпка. Обладатель сгорбленного силуэта являлся старушкой, у нее был длинный кривой нос, выступающий вперед уродливый подбородок, длинные растрепанные волосы. А за старухой вошли сразу несколько темный фигурок. Кривоногих, сутулых, с различными степенями уродств. У кого-то непропорционально длинные когтистые руки-лапы, у кого-то бочкообразная голова с невероятным ртом и выступающими зубищами. Темные существа бесшумно наполняли спальню, обходя кровать и собираясь вокруг дрожащего и поскуливающего от страха Андрея. Уроды всех мастей, хвостатые, крылатые, зубастые и рогатые. У одних были короткие кривые ноги, у других круглые совиные глаза, третьи походили на шевелящуюся ветку дерева, четвертые на мертвецов, пятые на призраков, шестые на полулюдей-полузверей.

Их было много, они толпились, толкались, Андрей даже слышал как они переругивались на разный манер, как сопели и кряхтели. Они окружили кровать с трех сторон (с четвертой была стена), некоторые махая перепончатыми крыльями держались под потолком. В первые ряды пропускали тех, кто был меньше ростом кое-кто даже забрался в ноги Андрея и по лягушачьи выпучив глаза смотрел на дрожащего парня.

У вурдалаков и упырей горели красным глаза, у всех до единого. Твари окружили Андрея со всех сторон, они наполнили комнату и все прибывали и прибывали. В какой-то момент Андрей перестал слышать внешние звуки, он будто погрузился в воду. Спальня наполнилась напряженной немой тишиной, горячей как кипяток и колючей как замерзающая вода. Твари замерли и уставились не мигая на Андрея, теперь он ничего не слышал и не видел ничего кроме красных парных огоньков. Парень едва сдерживался от непроизвольного мочеиспускания, слезы прожигали щеки, зубы отбивали дробь.

Твари смотрели на Андрея.

Время остановилось. Как остановилось дыхание и сердцебиение Андрея.

– Начнем потеху? – услышал он в своей голове странный скрипящий голос. Твари с готовностью закивали и будто в нетерпении засуетились.

– Не надо… – сдавленно попросил Жуй.

– Как же не надо, родименький? – будто всполошился скрипучий голос. – Светик наш родненький, готовься к веселью. Мы что-ж напрасно ожидали? Столько годочков томились… Пора уже… Давай глазенки свои поширше раззевай и на нас зыркай. Зыркай-зыркай, не трухай, кровинушка ты наша родненькая. Заждались уже… Зажда-а-а-ли-и-и-сссь…

Встречая свою участь, Андрей заорал, когда красное пламя прожигающими лучами вырвалось из глаз черных страшилищ и вошло в череп молодого существа. Так, крича, он утонул в огне преисподней, которое охватило все его тело, войдя через глаза и, казалось, превратив глазные яблоки в раскаленные угли, разбрасывающие шипящие искры…

Андрей проснулся.

Взгляд его был направлен в потолок, чуть в сторону к левому от входа углу. Потолок был обклеен старомодной пенопластовой плиткой, не очень ровно и впопыхах. Смотреть там было, надо сказать, совершенно не на что.

Он лежал в зале в той же позе, как лежал ночью перед телевизором, который, оказывается, был еще включен и бодро вещал что-то подростковое. Он лежал не раздетый, рядом на полу валялись обертки от чего-то съеденного ночью. Солнце пробивалось со стороны крохотного парка имени Крупской, за которым текла Нева. Настенные часы показывали начало девятого утра.

– В рот вас всех! – пробормотал Жуй не без труда принимая сидячее положение. – Такого сна я еще не видел! Срочно кофе!

Вспомнив, что у телевизионного пульта сели батарейки, Андрей выругался еще раз и переключил канал в ручную, избавив, наконец, себя от тошнотворного телевизионного веселья и остановив свой выбор на нейтральных финансовых новостях, которые не вызывали в нем никаких эмоций. Почесывая зад, он вышел из зала, посетил туалет и ванную, вошел на кухню и включил конфорку. Банка растворимого ждала его на самой удобной полке, так чтобы легко было ее достать, не поднимая руки слишком высоко. Сахар был тут же. Зачерпнув две ложки сахара и бросив их в чашку, Андрей Жуй еще раз почесал зад и прикрыл сахарницу крышечкой. Сел на табурет. Вспоминая, где он вчера оставил сигаретную пачку, Андрей залил кипяток и принялся неторопливо и с некоторой долей уныния размешивать кофе чайной ложечкой. Кипяток он все равно не сможет проглотить. Ложечка сделал девять оборотов по часовой стрелки, потом семь против часовой, потом еще два по часовой и остановилась…

Андрей Жуй напрочь забыл об утреннем кофе.

Он встал с табурета. Он не мог поверить себе. Он немного подумал. Нет, ему не показалось.

Он покинул кухню и по коридору подошел к спальне. Остановился на пороге.

Шторы задернуты, так что солнечный свет практически не проникает в спальню. Постель смята… Похолодевший Жуй подскочил к кровати и потрогал простынь.

Она еще хранила его тепло…

Но он-то спал в зале!

Санкт-Петербург.

21 июня 2017 г.

Репетиционная база труппы «Толпе» с недавних пор расположилась в подвальном помещении здания на западной окраине Санкт-Петербурга, где семьдесят лет назад был склад всякого хлама, сорок лет назад – художественная школа, двадцать лет назад – пошивочная мастерская, десять лет назад – закрытая комната для съемки порно, потом – игровые автоматы, букмекерская контора, и, наконец кто-то, кто имел какое-то отношение к питерской андеграундной культуре, предложил Олеси Левит снять в аренду именно эту площадь. На тот момент у группы не было постоянного места для репетиций, участники, подобно бродягам метались то по гаражам, то по дорогим студиям. Над подвалом было двухэтажное здание, изначально строящееся под что-то с высоченными потолками и огромным полукруглым залом в советское время использованным под съезды парткома, а позже много раз меняло назначение и владельцев, пока в конец не потеряло свое истинное призвание и не приютило в себе контору, занимающуюся не то газификацией, не то электрофикацией. Чем именно занималась эта контора, способная арендовать все здание, Андрей Жуй не знал, но много раз слышал, что они проводят какие-то финансовые махинации, с чем он был определенно согласен, особенно, когда у входа стоял «Порше Панамера» генерального директора. Номера, естественно, были блатные.

Припарковав свою «Ямаху» у самого входа в подвал, Андрей Жуй снял шлем, и достал ключи от входной двери. Однако, дверь была не заперта и немного удивленный Жуй вошел в репетиционную комнату. Там уже сидел один член группы – Коромысло.

– Ты че так рано? – спросил Коромысло, развертывая пакет и доставая из него фрукт манго.

– Дома тошно, – Жуй бросил мотоциклетный шлем на стул и расстегнул кожаную косуху. Бросив взгляд на электронные настенные часы, Андрей быстро подсчитал, что до репетиционного времени было больше часа. – А ты сам-то давно тут?

Коромысло достал ножик и принялся издеваться над манго. Он ответил, что по утру ему жутко приспичило забить косячок, а на съемной квартире где он жил это было категорически запрещено проживающей в соседней комнате хозяйкой-бабушкой, потому он и пришел сюда загодя. От гитариста исходил запах не только землянично-мятных леденцов, но и марихуаны. Юрка Коромыслин был единственным членом группы, который зависел от легких наркотиков и ни сколько этого не смущался. Нарезав манго на неровные доли, он угостил им Андрея, а крупное ядро аккуратно отложил. Закурив сигарету, Андрей взял свою электрогитару и принялся нащипывать струны.

– Как же это вышло?

Как так произошло?

Я тебя увидел,

Я тебя нашел.

О, если бы ты знала

Как я тебя искал…

Я тебя увидел,

Я тебя узнал…

Тихо запел солист группы «Толпе», пересев на подлокотник старого дивана. Песня рождалась мгновенно, такая неказистая, простая до низкопробной попсы, даже заунывная, но она лилась из парня как ручеек и он давал возможность течь этому ручью, не думая о понятии «крутизна рока». Никакого рока тут не было, стиль был спокойный с оттенками шансона, сам бы Андрей Жуй подобное слушать бы, скорее всего, не стал. Но скорбно полуприкрыв глаза, он продолжал:

– Видно не случайно

Мы встретились с тобой.

Друг другу улыбались,

Летели за мечтой.

Видели Венеру,

Слышали Слова…

Я был Кавалером,

Феей ты была…

Ухватив мотив, Коромысло, облизав неестественно длинные пальцы, присоединился к Андрею, бренча мелодии в такт, но уже на своей гитаре. Теперь они уже вдвоем сплетали песню из музыки и слов, рождающихся вот прямо сейчас в момент исполнения.

– Фея и-и-и Кавалер…

Мы мечтали оба.

Фея и-и-и Кавалер,

Что любовь до гроба.

Андрей лишь на секунду оторвал пальцы от струн и только лишь для того, чтобы потушить в пепельнице докуренную сигарету. Однако Коромысло посчитал, что Жуй закончил и тоже остановил игру. Репетиционное помещение оказалось в неожиданной тишине, песня оборвалась… Андрей Жуй попытался уловить исчезающую музу, но ничего не вышло, он разочарованно хлопнул по гитаре и откинул ее на диван.

– Новая песня? – спросил Коромысло, возвращаясь к своему манго. – Дальше не дописал?

– Да так… – неопределенно ответил Жуй, стараясь не показывать виду, что заливается краской смущения.

– Нахимовна назовет это соплями.

– Думаю, ты прав. А как тебе?

– Как подтаявшая карамелька. Хотя получится недурной медлячек. Но ты не пишешь медлячки, это не похоже на тебя, Андрюх.

– Да я сам на себя не похож. Хожу, как в воду опущенный. – андреев взгляд упал на невесть как попавшее в это помещение очки, принадлежавшие не иначе как старушке. Они лежали на одной из полочек фанерной этажерки, захламленными всякими почти не используемыми вещами. – Ты уже знаешь, что я с Гриковой расстался?

– Нет, не знаю. А чего это вы? Прошла любовь, завяли помидоры?

Андрею не хотелось объяснятся перед Коромыслом, настроение стремительно падало, а вспоминая разрыв отношений с Надей, Жую становилось совсем гадко. Была бы тут водка или хотя бы пивко, вот тогда можно было бы вдоволь побеседовать о превратностях любви и взаимоотношениях мужчин и женщин, а так на сухое горло… да еще и в разгар дня… Андрей только махнул рукой и сделал кислую мину. После. Тем более что вот именно сейчас на первый план вышел другой вопрос, изводящий его с утра. Жуй попросил у Коромысла через его сотовый телефон войти в интернет и найти там телепрограмму канала «Детский». Достав из кармана «Флай» с треснутой панелью, Юрка Коромыслин без досаждающих вопросов нашел искомое и повернул экранчик к Андрею.

– Мне нужен детский фильм, который показывали сегодня утром, – велел Жуй, опять бросив взгляд на старушечьи очки. Эта вещь никак не вписывалась в концепцию репетиционной базы рок-группы. Очки не мужские, не молодежные, из розоватого пластика.

– Так… – Коромысло что-то понажимал на дисплее – «Чипполино», что ль?

– Ну да. Во сколько он начался и во сколько кончился? Юрец, ты можешь включить этого «Чипполино» онлайн?

– Андрюш, я почти уверен, что ты уже в таком возрасте, что тебе уже давно пора было переходить на онлайн-порнуху. С какого это времени, ты подсел на овощи?

– Ну не весь фильм, а где то ближе к концу, когда сеньор Помидор выхватил…

– Издеваешься?

– Мне нужно знать, – упрямо настаивал Жуй, – на какой минуте фильма сеньор Помидор что-то там говорил какому-то похожему на лимон чуваку в синем мундире. Я примерно в это время задремал. Тогда я посчитаю во сколько именно я отошел ко сну и сколько, собственно, проспал…

Коромысло держал свой видавший виды «Флай» в паукообразной ладони и с немым вопросом смотрел на Андрея. Понимая, что гитарист не станет ничего делать покуда Жуй не объяснит для чего ему все это нужно, молодое рок-дарование снизошел до объяснений.

– Пожалуй, я должен с кем-то поделиться… – вздохнул он. – Послушай, Юрец, сегодня утром со мной случилась какая-то странная фигня. Не то сон, не то не сон, сам не понимаю, но меня это очень сильно тревожит и нарушает мое душевное равновесие, которое и так уже расшаталось.

И Жуй рассказал Коромыслу о ночном кошмаре.

– Это, братан, ты «приход» словил! – чуть не заржал гитарист и, откинувшись на спинку дивана, положил ногу на ногу. – Галюны самые натуральные!

– С чего бы мне это глюки ловить? Я не пил, не курил. Из-за нервного стресса?

– Почем мне знать? Может соседи мебель лакировали, а к тебе повеяло через электрическую розетку? Или съел чего? – рывком встав с дивана, Коромысло вернулся за стол, где разделывался с манго и взял ножик. Манговое ядро он взял в другую руку. – Не парься! Я порой такое вижу после третьего косяка! Цветы на обоях расцветают, с радиоприемником разговариваю. Так прет не по-детски! А потом отпускает и все хорошо! Прикольно даже! – повертев манговый орех в ладони, Коромысло воткнул кончик ножа в место срастания двух половинок. – Был у меня знакомый кореш, дядей Витей звали, так он запойным алкашом был. Однажды встречаю его, а он уже второй месяц не просыхал и, видать, ловил «белочку». Говорит, что стал к нему являться какой-то косматый демон с бараньими рогами и еврейскими пейсами. Садиться ему на шею и погоняет. И вот дядя Витя отвел меня в какую-то подворотню, чтобы никто не слышал и шепчет на ухо: «Вчера я говорю этому баранорогому, что, если он еще раз сядет мне на загривок, я его сдерну, шкуру ему срежу прямо осколком елочного шара и сделаю из его шкуры себе ремень! Затяну потуже и навек поклянусь, что пить брошу! Жди, друг, от меня завтра эмэмэску с фоткой, где я буду в новом ремне!»

– Получил фотку-то? – без интереса спросил Жуй у Коромысла.

– Получил. Дядя Витя убил соседского бассета, снял его шкуру и обмотал ее на поясе. Больше я дялю Витю не видел, но слышал, что его надолго закрыли в «дурке».

– Видимо, ты мне это рассказал для того, чтобы я не забывал, что меня может ждать впереди? Спасибо, ты настоящий товарищ, Юр! Я тебе про одно, а ты мне про другое. Повторяю: я не в запое! И не курю, то что куришь ты! И то, что я видел под утро было… было не просто страшно, это было… необъяснимо с логической точки зрения!

И вновь Андрей напоролся взглядом на старушечьи очки. Кто бы мог носить такие? Уж не Нахимовна-ли? А если не она, то кто? Бабушкам здесь делать совершенно нечего.

– Забей! – раздался хруст и половинки мангового ореха распались в разные стороны как раскрытая устрица. Коромысло запустил в щель длинные пальцы и, поковырявшись, извлек на свет ядро, масляное и не очень красивое. – Посажу в песок.