14 Июня. День первый. Захват

РАМЗАЕВ:

– Остатки наших отрядов, которые смогли уйти из районов, заблокированных российскими войсками, собрались у села Аллерой – всего сотни полторы бойцов. Мы перешли через хребет Аллерой – Ново-Грозный и через лес, в обход российских заслонов, вышли к бакинской трассе. Там, в паре километров от шоссе нас ждали крытые КамАЗы.

Командиры предупредили, что назад дороги нет, что убить могут всех, и если у кого-то есть незаконченные дела или кто-то передумал, сейчас самое время уйти. Никто не ушёл. Все понимали, что другого выхода нет. Мы боялись потерять то, за что воевали, за что умирали. Сколько погибло наших бойцов, сколько мирных жителей, и всё напрасно? Мы были настроены решительно. Нам сказали: «Докуда дойдём, там и будем воевать».

Больше никакого инструктажа не было. Мы загрузились в КамАЗы, по пятьдесят человек в кузове. Места мало, стояли вплотную. За руль грузовиков посадили тех, кто мог сойти за славянина. Я сел за руль милицейской «шестёрки». Её только что покрасили, нарисовали полосы, краска ещё высохнуть не успела. Мигалка не держалась на крыше и её пристроили в салоне, на задней полке. Каждый раз, чтобы она работала, надо было куда-то подключать провода. Номеров не было никаких. Документов тоже. Ко мне в машину сели Асламбек Маленький и Абу Мовсаев. У нас с Абу была одна милицейская фуражка на двоих и один китель. Не знаю, где достали, может, кто из дома принёс. Басаев забрался в спалку^[14] одного из грузовиков.

Выехали около полуночи. Первой в колонне шла милицейская машина, за ней – три КамАЗа. Легенда была такая: везём «груз 200»^[15], русских солдат. Такой транспорт обычно не досматривали. Чеченскую территорию проехали по полям, сейчас даже не помню как, выехали на Кизлярскую трассу. Дальше по пути попалась пара постов. С одного нам махали издали, но они были заняты другими машинами, и мы проехали дальше. Никаких взяток мы не давали, денег-то у нас уже не оставалось. Всё, что собрали, потратили на машины, рации и снаряжение.

Недалеко от Будённовска встали: у КамАЗа прокол. Я остановил встречную машину, тоже КамАЗ, взял у водителя ключ, поменял колесо. Поехали дальше. Я был уставший, за рулём с ночи, и говорю Мовсаеву: «Абу, сядь за руль, я спать хочу очень». Мы поменялись на ходу, и я сразу прикемарил.

Вдруг толкают меня: «Вставай, – говорят, – приехали». Смотрю, машина милицейская рядом едет. Мы уже на окраине Будённовска. Они говорят: «Останавливайтесь». Впереди развилка. Налево – дорога на Пятигорск^[16], милицейская машина туда ушла, а мы свернули на какую-то улицу, заплутали в частном секторе и оказались в тупике. Там я опять сел за руль, мы развернулись и выбрались на дорогу.

Проехали Будённовск, а за Прасковеей^[17] уже несколько машин стоят, и человек десять-пятнадцать сотрудников нам машут, останавливают. То есть о нас сообщили. Я спрашиваю: «Что делать?» Асламбек Маленький: «Останови». Я остановился, и КамАЗы встали.

Подошёл старший лейтенант. Один. Другие стояли вдалеке. «Дальше нельзя. Ваши документы». А у кого они есть, документы? Не было даже поддельных. Исмаилов (Асламбек Маленький), он без акцента разговаривал, на КамАЗы показывает: «Там груз 200». Тот, кажется, поверил, но говорит: «Ребята, там впереди войска подняли, я не могу вас пропустить, поехали в отдел».

Похоже, и правда, войска, которые в Георгиевске стояли, уже по тревоге подняли – самолёты над нами начали летать. Мы с Абу переглянулись: ну, значит, поедем. Милиционеры впереди, мы за ними. По дороге ни о чём не говорили, всё было понятно. Прямо перед отделом милиции они встали, и тогда всё началось.

Милиционер, который нас на трассе остановил, подошёл к машине со стороны Абу Мовсаева и потребовал уже жёстко: «Теперь покажите документы!» Абу дверцу открыл, сказал: «Вот тебе документы!» – и застрелил его на месте. Из КамАЗов сразу выскочили Асламбек Большой и Шамиль, началась перестрелка с милицией^[18]. Отдел РОВД мы захватили за несколько минут^[19]. Там остались одни женщины, нам сказали их забрать. Мы по-быстрому всех вывели на улицу. Была команда собирать людей, не трогать только детей и иностранцев.

Наши разбрелись по городу кто куда. Мы с Асламбеком тоже пошли собирать людей, я от него не отходил. Город был испуган. Кто-то плакал, кто-то просто не понимал, что происходит. Не знаю, поверите вы или нет, но ни один гражданский в городе не был убит. Я, во всяком случае, такого не видел. Разве что случайно шальная пуля где-то попала^[20]. Мы расстреливали только милиционеров и вертолётчиков^[21]. Вертолётчики были нашими врагами. Здесь, в Чечне, было видно всё, что они творили. Они бомбили всё подряд. Сколько тысяч людей у нас убили – не только боевиков, сколько женщин, детей, стариков, сколько без рук, без ног осталось! Убило осколком и моего старшего брата.

Ни одного наёмника среди нас не было, это всё враньё. С нами и русских не было, один казах – и тот доброволец. Один дагестанец был, его там убили. Мы добровольно, не за плату поехали умирать. Мы все пошли в последний бой. Никто не думал возвращаться. Никто, ни один человек не верил, что вернётся назад.

Людей собрали на площади у администрации. У нас и среди гражданских были раненые. Мне Маленький Асланбек говорит: «Сажай раненых, отвези в больницу, будь там, пока мы не подойдём». Раненых мы занесли внутрь. Легко раненые шли сами.

УЛЬШИН:

– В 11.30 утра, когда террористы вошли в город, я сидел в мастерской. Клиентов не было, и мы с другом Серёгой гоняли чаи. Вдруг на улице поднялась стрельба. Стреляли у администрации. Моя контора была метрах в пятидесяти, но окна выходили на другую сторону. Я набрал милицию: «Что происходит? Кто стреляет?» Мне ответили: «Всё хорошо, ничего не происходит». Спокойный голос. Слишком спокойный. Я понял: милицию захватили.

Мы с Серёгой выглянули в окно и увидели людей с автоматами. Сначала решили закрыться в кабинете. Но потом подумали: фанерную дверь вышибут на раз-два и начнут по нам палить. Поэтому мы снова уселись пить чай, а дверь оставили незапертой. Стрельба за окном продолжалась, кричали люди. Мы затаились, прислушиваясь. Идут. Они выбивали двери одну за другой, всё ближе и ближе.

Дверь распахнулась от сильного удара, на пороге стоял чеченец. «Выходи! Не рыпайся, не дёргайся и иди», – скомандовал он. Другой стоял в коридоре, третий – на лестнице. Мы встали и пошли. Когда спускались, один попросил у меня сигареты. Я ему пачку протянул и говорю: «И мне оставь, а то курить нехер будет». Так обнаглел. Ещё не понимал ситуации.

Нас вывели на улицу и повели на площадь. Я увидел расстрелянную машину управляющей «Сбербанка». Подумал: жалко, красивая женщина была. То есть я понял, что её убили, но почему-то не разозлился, а только пожалел её. Нас посадили на площади. Людей было много. Вокруг ходили чеченцы с автоматами. А людей всё вели и вели из города. Жена не работала, дочка была с ней. Я волновался, дома ли они. Мы живём далеко от центра; если дома, тогда в безопасности.

Мы сидели, ничего не происходило. Женщины плакали. У некоторых начались проблемы с сердцем. Люди делились лекарствами, успокаивали друг друга. На площади было очень жарко, солнце палило вовсю. В какой-то момент нам всем сказали: «Если будут попытки сбежать, мы взорвём бензовоз». Бензовоз стоял рядом. Все сразу притихли – жить хотели. Я тоже хотел. У меня и мысли не было сбежать, наступило какое-то отупение. Мозг будто отключился.

Через полчаса нас подняли и повели. Мы шли по Пушкинской. Это длинная улица, которая ведёт к проспекту Калинина, а он – к больнице. Рядом со мной шла провизорша из аптеки, держалась за сердце. Её придерживал директор аптеки. У здания патрульно-постовой службы я увидел трупы милиционеров, и тогда мне стало страшно. Когда повернули на проспект Калинина, из колонны рванул парень лет двадцати. Он бежал очень быстро, но очередь в спину свалила его. Парень лежал мёртвый, а мы шли мимо. Я тогда подумал, что парень молодец. Ну то есть он погиб, но вырваться попытался. Себя я почувствовал бараном. Шёл в толпе – лишь бы не тронули. Мерзкое чувство.

Нас подвели к больнице и посадили на землю около инфекционного корпуса. У всех потребовали документы и стали их проверять. Военных – вертолётчиков и ментов – просили выйти из толпы. Рядом со мной сидел пожарный. У него не было документов, но он был в зелёной форме и его тоже попросили выйти. Он объяснил, что пожарный, его вернули в толпу. А разговор чеченца и вертолётчика я запомнил навсегда.

– Летун? – спросил чеченец.

– Летун.

– Действующий?

– Действующий.

– Пошли.

Вертолётчик молча пошёл. Он не просил его пощадить, не сказал ни одного слова. Группу военных увели и расстреляли, я слышал очереди. Нас подняли и повели в здание травмпункта. Я шёл и думал: а как бы поступил я, если бы повели на расстрел? Кричал? Говорил, что у меня дети? Смог бы умереть с достоинством или заистерил?

Уже в темноте нас отвели в главный корпус.

Я понял, что пришли чеченцы, и понял, почему они пришли, но что будет дальше – не думал. Просто старался не высовываться, чтобы не застрелили.

СКВОРЦОВ:

– В тот день я заканчивал плановую операцию. Оставалось зашить операционную рану, и я поручил это ассистенту. Меня уже ждали люди – в 12 часов по средам я проводил консультации, из поликлиники и районов ко мне присылали тяжёлые случаи. Был уже первый час, когда я вышел в коридор крикнуть, что скоро приду. Я был немножко запачкан в крови – торопился и даже не стал раздеваться. В коридоре я сразу столкнулся с бегущим начмедом. «Сейчас будет массовое поступление раненых», – сказал он, запыхавшись. Я сперва не поверил: «Кто, откуда?» – «Не знаю, – говорит, – ничего. Нам только что позвонили из администрации». Смотрю, около моего кабинета уже никого нет – люди поубегали. Если честно, я не особо забеспокоился, думаю, ну, может, человека два-три – авария или милиционеры постреляли друг друга, часто у нас такое бывало. Но сёстрам сказал: «Девчата, все перевязочные разворачивайте в операционные». Решил перестраховаться. У нас было всего-навсего две операционные – плановая и экстренная. Я хорошо знал, что материал быстро кончится – операции же шли – и отправился в гинекологию за стерильным материалом и операционными наборами.

Открыл дверь – и чуть не уткнулся в двух солдат. Одежда в пыли, грязные полосы на лицах, пот бежит со лба, в руках автоматы. Чеченцы. Я крикнул: «Куда вы идёте? Это ж хирургия, туда нельзя!» Один сразу раз – автомат на меня. Другой смотрит. Я говорю: «Вы что, не понимаете, это ж хирургия, туда нельзя так заходить». Они мне: «Доктор, мы понимаем, не волнуйтесь». – «Слушайте, ребята, вы кто?» – спрашиваю. «Мы ж вас предупреждали, что придём». – «Меня, – отвечаю, – никто не предупреждал». Один объяснил, что разведывательно-диверсионный отряд захватил город. Я говорю: «Как захватил?» – «Да, – говорит, – мы захватили ваш город. А вы что, не слышите, что бои идут?» – «Ничего я не слышу, – говорю, – я на операции». Он меня взглядом окинул – у меня кровь на халате. «А вы, – говорит, – работайте. Что делали, то и делайте, мы мешать не будем».

Я сразу вернулся назад, и в этот момент заносят первого раненого. Женщина. Тяжёлая, без сознания. Врач-хирург Вера Чепурина подходит и говорит: «Десять человек привезли, есть несколько тяжёлых». – «Я пойду оперировать эту женщину», – говорю. «Давайте я возьму женщину, а вы девочку, – отвечает Вера. – Там девочка очень тяжёлая». Приносят – симпатичная девчушечка лет шестнадцати. По-моему, Катя. Под ней граната^[22] взорвалась, разворотила её всю. Сколько есть органов, начиная от сердца и кончая мочевым пузырём, везде повреждения. Ранение сердца, лёгких, диафрагмы, желудка, печени, кишечника, поджелудочная железа рассечена, почка. Осколки все в ней. Четыре часа я провозился в операционной.

Она умерла в реанимации от потери крови. Мы сделали всё, вбухали в неё всё, что у нас было. Мы бы вытянули её, но не хватило медикаментов…

Когда закончилась операция девочки, принесли второго тяжелораненого. Я понял, что надо оперировать мне. Две пули вошли в грудную клетку, кувыркнулись там, осколки пошли через печень, в брюшной полости повреждено было всё. Кто-то из коллег сказал, что это милиционер Александр Журавлёв. Его ранили, когда он с напарником перегораживал грузовиками улицу от боевиков; напарник погиб на месте.

Где-то я зашивал, где-то удалял кишечник прямо кусками, потому что сито сплошное, закрывал печень, поджелудочную – всё, что только можно было. В грудной клетке ничего не делали, только трубку воткнули, чтобы лёгкое расправить. За окном грохотали очереди.

Меня вдруг прорвало. Я стал ругать чеченцев, называть их вояками, которые прикрываются больницами и бабами. В это время я увидел лицо моего помощника над маской – бледное как мел. Он стоял, не шевелясь. Я повернул голову и увидел двух чеченцев с автоматами в руках. В глазах – злоба. Я что-то пробурчал, сказал «работаем» и продолжил на каком-то автоматизме. Внутри я весь сжался, ждал очередь в спину. Но – пронесло, они ушли.

Александра мы вытянули. Я уже знал, что милиционеров они расстреливают. Нужно было положить его в отдельную палату, чтобы в бреду он не выдал себя. Мы вывезли его из операционной, это был первый раз, когда я вышел в коридор. Получается, оперировал восемь часов. Смотрю, вроде, моя больница – те же стены, коридор, но сидят толпы людей. Возле ординаторской работал телевизор. Чеченцы смотрели «Новости». С экрана вещали, что в больнице находятся несколько десятков заложников, а боевики убегают из города.

ТЕЛЕКАНАЛ ОРТ, ВЫПУСК ПРОГРАММЫ «ВРЕМЯ», 14 ИЮНЯ, 21.00

Ведущий Игорь Выхухолев:

Событием дня сегодня стало террористическое нападение группы чеченских боевиков на город Будённовск в Ставропольском крае с захватом административных зданий и десятков заложников. Есть убитые среди сотрудников МВД и гражданского населения.

В нападении на Будённовск приняли участие около ста вооружённых бандитов. В 12.30 в город ворвались два грузовика КамАЗ. Бандиты предприняли попытку с ходу захватить районный отдел милиции, сотрудники которого сумели отбить атаку. После этого террористы, рассредоточившись группами по пять-шесть человек, начали обстреливать на улицах города ничего не подозревающих мирных граждан, захватывали автотранспорт и поджигали дома. Они также устроили на улицах Будённовска настоящую охоту на людей, давя их колёсами захваченных автомашин. Преступники установили на крыше горящего здания крупнокалиберный пулемёт и взяли под обстрел прилегающие улицы, не давая пожарным возможности бороться с огнём. Второй пулемёт бандиты установили на крыше захваченной ими городской больницы, угрожая уничтожением находившимся в здании клиники шестидесяти пациентам и медработникам.

Наличие многочисленных заложников, по различным неофициальным источникам от пятидесяти до двухсот человек, осложняет подразделениям милиции проведение операции по окончательному обезвреживанию террористов.

Бандиты, захватив заложников из числа местных жителей, с приближением вечера начали группами отступать из Будённовска. Маршруты отхода проходят через глубинные села Будённовского района Ставрополья в направлении административной границы с Чечнёй.

Это враньё меня обескуражило. Я понял, что под такую информацию нас всех вместе с больницей могут стереть с лица земли, сказав, что там были какие-то 50–60 человек.

С этими мыслями я шёл по коридору. Навстречу везли вторую волну раненых. Я выглянул в окно: «скорые» выгружали ещё пятерых.