Саша увидел водителя, мужчину лет пятидесяти, а на пассажирском сиденье – девушку лет двадцати. Мужчина был одет в расстегнутую на груди светлую хлопковую рубашку с коротким рукавом и прятал глаза за стеклами черных очков. Это был крепкий, уверенный в себе стареющий мачо. На левой руке большие часы, на правой – массивный браслет из золота. Девушка – блондинка, одетая в легкое полупрозрачное платье, – выглядела как кукла Барби, как отфотошопленная красавица, с гладкой белой кожей и неглупыми, как ни странно, глазами. Отец и дочь? Папик и любовница?

– Здравствуйте, – поздоровался Саша.

– Здрасте, – поздоровался Эл.

Их появление никого не обрадовало, но никто не подал виду, разве что самую малость. Что-то мелькнуло в глазах у девушки, ожили морщины на лбу у мужчины.

– Здрасте, – как бы нехотя сказал мужчина.

– Привет, – ответила девушка.

Через десять минут тронулись в путь на гибкой сцепке.

Саша и Кира сели в Hilux, в прохладный удобный рай, а Эл забрался в адское нутро Subaru, сняв перед тем майку. Он держался героем – айтишник из Иннополиса, тщедушный, длинноволосый, адепт цифрового будущего.

Водителя звали Владимир Николаевич, так он представился, а девушку – Настя. Они ехали из Москвы в Уфу. Это обстоятельство обрадовало Сашу и Киру, но они, сдержав радость, не стали форсировать события. Прежде чем просить больше, нужно взять что дают. Многое начинается с малого.

Разговорились с Настей. Лед растаял. Она слушала их историю с какой-то детской непосредственностью, с удивлением в распахнутых серых глазах – и это было приятно. Когда же она узнала, что Кира – модель, ее восхищению не было предела. Она тоже мечтала об этом. Полуразвернувшись в кресле, она ловила каждое слово Киры, а та делилась с ней опытом.

– Настя, этот бизнес – эксплуатация красоты за копейки. Девятьсот девяносто моделей из тысячи не зарабатывают ничего, близко к нулю, девять – хоть что-то – как я, к примеру, – а одна топ-модель – больше, чем все они вместе взятые. Она редкое исключение из правил, крайне редкое. У обычных моделей жизнь состоит из кастингов, ожидания предложений, соблазна податься в эскорт и мечт о лучшей жизни. Деньги не льются с неба, часто даже не капают. Тебе это надо?

– А ты как пробилась?

– Честно?

– Да.

– Через постель. Самый надежный способ, если нет сдерживающих факторов, а у меня в тот момент не было. Саша все знает, можешь на него не оглядываться, это еще не самое плохое, что я делала в жизни. Но тебе не советую.

– Я тоже хочу пробиться.

Владимир Николаевич хмыкнул.

– Если хочешь, – сказал он Насте, – могу устроить хоть завтра. Найдешь со временем местного олигарха, а если повезет, то и настоящего, с яхтой – как Настя-рыбка.

– Устроишь, правда? – едко спросила Настя. – Давай. Тебе-то новую надо, да?

Нет, не отец и дочь. Папик и любовница, с тридцатилетней разницей в возрасте и треснувшими отношениями.

Уши и шея Владимира Николаевича налились кровью.

– Не стыдно при людях, а?

– Не-а, не стыдно. У меня тоже нет сдерживающих факторов, иначе б не поехала с тобой в Москву. И? Устроишь?

Папик молчал.

Подъехали к СТО.

Из Subaru выполз потный, красный, чуть живой Эл и пошел внутрь как был, без майки.

Вернулся он с промасленным слесарем.

– Расцепляем, – сказал он. – Светит одно из двух – эвакуатор в Казань или поездка в Казань за запчастями. Долбаное бензиновое корыто.

Все вышли из Hilux.

Угрожающе молчаливый, Владимир Николаевич помог расцепить автомобили, и, не проронив ни слова, вернулся в машину.

– Держи. – Саша протянул Элу три тысячи.

Эл не стал отказываться:

– Спасибо. Скину тебе на карту.

– Тебе спасибо.

Вынули рюкзаки из Subaru как горячие пирожки из духовки.

– Поедете с нами? – спросила Настя. – Я еще не все у Киры спросила.

Саша и Кира переглянулись.

– Боюсь, Владимир Николаевич не обрадуется, – сказал Саша.

Ему не очень-то хотелось ехать со странной парочкой, но и жариться в пустыне между Казанью и Набережными Челнами тоже не хотелось. Второго не хотелось больше. Парочку он потерпит. В конце концов, они такие забавные, Владимир Николаевич и Настя, два человеческих экземпляра. Разве не интересно наблюдать за ними и участвовать в спектакле? В театре жизни надо жить с удовольствием. Благодаря квантовым флуктуациям рождаются вселенные, благодаря им же ты на сцене. Не скучай – веселись.

– Я его попрошу, он не откажет, – сказала Настя. – А то как иметь студентку, доцент – первый, а как людям помочь – нет.

С этими словами она решительно пошла к машине, в своем полупрозрачном коротком платьице, а трое мужчин и женщина смотрели ей вслед, на тело, просвечивающее сквозь ткань. Бюстгальтера на ней не было, трусиков, считай, – тоже, ниточка на попе не считалась.

«Стало еще забавнее, – подумал Саша. – Доцент и студентка, значит. День проходит не зря».

– Поехали! – крикнула Настя, высунувшись в окно машины. – Садитесь!

Выходит, Владимир Николаевич и правда «не против».

– Удачи, – сказал Эл. – Расскажите потом, чем дело кончилось, я заинтригован.

– Будет нескучно, – сказал Саша. – Надеюсь.

Он улыбался.

Они взяли рюкзаки с собой в салон, отчего сзади стало тесно, и, сопровождаемые гробовым молчанием хозяина Hilux, тронулись в путь.

Через минуту Владимир Николаевич нарушил молчание.

– Доедем до Челнов, дальше – сами, – желчно сказал он.

– Вова, не злись, пожалуйста, – сказала Настя как бы ласково, но с издевкой. – Они хорошие. Может, я тоже с ними поеду? Как ты на это смотришь?

– Езжай, – буркнул Владимир Николаевич. – Мне-то что?

– А как же любовь? Как же страсть? Кто лучше всех делает минет? У кого лучшая задница? Откажешься от этого?

Владимир Николаевич молчал.

– Ну так как? – не останавливалась Настя. – Откажешься?

– С удовольствием.

– Ребят, я к вам, кидайте сюда рюкзаки, – сказала Настя. – Поменяемся.

Она поставила рюкзак Саши себе в ноги, сверху – рюкзак Киры, перебралась назад и села между ними, благоухая ароматом жизнерадостности.

– Я с вами. Возьмете в компанию? Кир, ты не ревнуешь?

– Я за искренность.

– Молодец. Вы оба молодцы. Здорово, что мы встретились! Давайте знакомиться ближе.

Следующие несколько минут Настя щебетала как птичка, без умолку, то и дело прижимаясь к бедру Саши своим обнаженным бедром – то ли нарочно, то ли нет.

Девушка без комплексов. Она рассказала им все о себе, в том числе то, о чем лучше бы не рассказывать.

Она из интеллигентной семьи. Мама – кандидат философских наук, доцент, папа – профессор математики, алкаш. Первая сигарета – в двенадцать. Первый мужчина – в четырнадцать. Все наперекор, против течения. В шестнадцать – побег из дома. В восемнадцать – тайный брак с одноклассником. Через месяц – развод. Второй курс меда. Сплошные тройки. Отсутствие желания учиться и быть врачом.

«В.Н. – препод анатомии, самого сложного предмета, – напечатала она экране смартфона. – Берет деньгами и натурой. Решает с другими преподами. У нас с ним взаимовыгодное романт. путешествие;)».

– Чего ты хочешь в жизни? – спросила Кира. – Знаешь?

– Удовольствия. Развлечений. Денег. Секса. Чтоб не париться. Жизнь не для этого.

Это уж точно. Парится не она, парится Владимир Николаевич, вступивший в связь со студенткой и рискующий карьерой. Она знает об этом. Он у нее на крючке. Она способна на шантаж – кто-то сомневается? Видео, аудио, пятна на платье – все сгодится, если потребуется. В.Н. – наглядное пособие для урока о том, до чего доводит похоть. Не хотелось бы оказаться на его месте. Кто-то скажет, сам виноват – но тут оба хороши. Он – алчущий плоти препод, она – юная вертихвостка-манипулятор, взявшая его за член и сжавшая как следует. Она привыкла высасывать и выбрасывать. Она пользуется людьми и не парится, жизнь ведь не для этого. Как-то даже жаль Владимира Николаевича, не заслужил он того, чтоб им помыкали, хоть и дурак.

В Набережных Челнах остановились в центре. В.Н. не спрашивал у них, где им было б удобнее. Остановился, и все. Полчетвертого третьего дня, шестая точка на маршруте, по-прежнему жарко и душно.

– Приехали, – мрачно бросил В.Н. – Конечная.

«Быстро валите отсюда», – услышали они в его голосе.

– Спасибо, – сказала Кира.

– Спасибо, – сказал Саша.

– Спасибо, – сказала Настя.

Саша до последнего думал, что она останется с «преподом». Так всем было бы лучше – кроме «препода». Иначе их ждут проблемы. Ехать с ней – плохая идея, пусть в некотором смысле и заманчивая (спросите Владимира Николаевича).

Не тут-то было.

– Адьюс, Вова! – Настя выпорхнула из машины с сумочкой Louis Vuitton на плече. – Покупки потом заберу, храни как зеницу ока!

Владимир Николаевич уехал, больше не сказав ни слова.

Саша и Кира надели рюкзаки. Настя поправила сумочку на плече.

Как выяснилось, она знала город не лучше них. Она бывала здесь пару раз и не ориентировалась на местности.

– Набережные Челны – странный город, – сказала она. – У него нет центра. Какой-то лабиринт из панелек, где дома длиной в квартал, а улицы шириной в километр. Я здесь чувствую себя маленькой.

Настя попала в точку. Новаторские решения семидесятых были своеобразны и неоднозначны. Панельные дома-муравейники, тянущиеся китайскими стенами на сотни метров вдоль дорог и изламывающиеся на перекрестках. Гигантской ширины проспекты, с дублерами и выгоревшими на солнце полями-газонами. Советский архитектор-колосс так мощно раздвинул улицы вширь, что с одной их стороны едва видно другую. Московские проспекты и рядом не стояли. В деревьях недостатка нет, но они теряются в пространстве, отчего кажется, что зелени мало. Избыток свободного места непривычен для городского жителя, выросшего в плотной застройке. Спроектировано с размахом КАМАЗа. Плоть от его плоти. Город неотделим от завода, а завод – от города.

Пообедав в кофейне возле площади Азатлык, отправились на прогулку, благо жара спала.

Все-таки есть у Челнов какой-никакой центр, и он здесь. Площадь немаленькая, под стать улицам, – двести на пятьсот метров. В торце – коренастое здание мэрии, собранное из крепких бетонных прямоугольников разных размеров, квадратное при взгляде сверху, твердо стоящее на земле. Типичный образчик утилитарной партийной архитектуры. От него веет архаичной бюрократической силой. Ты никто против нее, не сдвинешь, даже не думай. Сам МакМерфи не сдвинул бы.

Площадь преобразилась после реконструкции. Саша видел в Интернете ее прежний облик: квадратные километры старых каменных плит с пробившейся между ними травой, клочковатые газоны, своего рода гармония со зданием мэрии – а теперь здесь ландшафтный дизайн, новая плитка, светлые скамейки разнообразных форм и размеров: прямоугольные, круглые, волнообразные, – и на этом фоне мэрия выглядит динозавром из прошлого, живым ископаемым, советским анахронизмом.

Прогулявшись по площади, поняли, что дальше идти не хочется. Нет ничего там, впереди, чего бы не было сзади. Пора уезжать. Их ждет Уфа, родной город Насти.

– Когда нет мужчины, я живу с родичами, – сказала Настя. – В последнее время редко. Не нахожу с ними общий язык. Они считают, что я слишком легко живу, неправильно, а мне тошно от них. Работают с девяти до шести, потом смотрят телек, потом спят в разных комнатах и храпят. Я не хочу так. Я вообще не знаю, зачем так долго быть вместе. Они не любят друг друга, просто привыкли, ссорятся из-за хрени всякой, зато женаты двадцать три года. Ужас. Я не понимаю их и не хочу брать с них пример.

Пообещав Саше и Кире вечернюю экскурсию по Уфе, Настя взяла на себя поиск желающих подбросить их до места – задачу, осложненную тем, что теперь их стало трое.

Желающих не было.

Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали. Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали.

Наученный прежним опытом, Саша дал Насте лист с надписью «ВЛАДИВОСТОК».

– Вот, – сказал он. – Иногда помогает.

Не помогло.

– Задницу, что ль, оголить? – воскликнула в сердцах Настя. – Блин! Ребят, сорян, вдвоем вам было бы проще.

Выплеснув эмоции, она вновь взялась за дело.

Скрипнула, останавливаясь, ржавая «Газель». Мужчина за рулем, седеющий, небритый, неинтересный, сорок пять плюс, смотрел на Настю строго и плотоядно.

Он не был альтруистом.

Но он не уехал. Настя не дала ему уехать. Она обошла «Газель» спереди, сложила руки на водительскую дверь как на школьную парту, мило улыбнулась и, наклонившись к нему, тихо что-то сказала – так, что Саша и Кира не услышали. Не для них было сказано.

Эмоции водителя начали меняться как узоры в калейдоскопе: удивление, недоверие, тревога. Он опасливо взглянул на Сашу и Киру. Настя снова что-то шепнула. В конце концов он мотнул головой назад. Согласился?

– Я сейчас. – Открыв ржавую дверь «Газели», Настя вошла внутрь. – Айн момент.

Выглядела она решительно, и Саше стало не по себе от того, что он увидел в ее глазах. Черт возьми, она сумасшедшая.

Настя с шумом задвинула дверь – Ши-и-и-х – Бум! – и «Газель» поехала. Отъехав на двадцать метров, остановилась.

– Надеюсь… – начала Кира.

– … это не то, о чем ты думаешь? – закончил он.

– Да.

Следующие десять минут они наблюдали за тем, как раскачивается «Газель» на убитых амортизаторах, с ритмичным противным поскрипыванием. Кто не знал, тот не видел, но они знали и видели.

Перестало скрипеть.

Отъехала дверь.

Вышла Настя и махнула им рукой:

– Сюда!

Они пошли к ней, а она ждала их, улыбаясь, – с румянцем на щеках и спущенной бретелькой платья.

– Вадим Анатольевич любезно согласился подбросить нас до Уфы, – сказала она.

Забравшись в «Газель» и поздоровавшись с водителем, они прошли на полусогнутых в конец салона и сели там на длинные продольные сиденья, мальчик напротив девочек.

Вадим Анатольевич был молчуном – как и Владимир Николаевич до него. Буркнул «здрасте» – и все, больше ни звука, с хрустом воткнул первую передачу и со скрипом поехал в Уфу. Триста километров, четыре часа.

– Дорого вышли билеты? – спросила Кира у Насти.

Настя пожала плечами:

– Нет. Что я отдала? Ничего. С презиком все равно, с кем и как, в них все мужики одинаковы, нет ведь контакта. Где один – там сто. Так и с Вадимом Анатольевичем. У меня не было с ним секса, это не считается. – Она улыбнулась. – Бесплатная поездка в Уфу.

– И у меня еще много презиков, – прибавила она.

Саша исподволь смотрел на нее: на просвечивающую сквозь платье грудь, обнаженные бедра, подкачанные губы, – и представлял, как у них с водителем «не было секса», здесь, на этом месте, пять минут назад.

Заметив его взгляд, Настя улыбнулась. Она знала, о чем он думал.

«Не склеивается разрыв шаблона? Склеивай, Саша, склеивай. Тоже хочешь?»

У нее свои представления о морали. Возможно, под маской девочки, легко относящейся к жизни, прячется проститутка, использующая секс корыстно, манипулятивно, беззастенчиво? Одному дала за оценку, другому – за поездку в Уфу, третьему – еще за что-то. Он пока не понял, кто она. Сколько ни всматривался в нее, улыбающуюся, – не понял. Как понять обезьянку бонобо? Для этого нужно выйти за пределы себя, за ограничения культуры и морали, вырваться из связывающих по рукам и ногам пут. Она другая. И в чем-то она права. Секс ничего не стоит, если правильно к нему относиться. Вопрос в том, как относиться и что при этом чувствовать. Она чувствует себя прекрасно, лучше многих, а он, не понимая ее, слегка завидует ей – кем бы она ни была. Перед ним героиня его будущей книги, яркий персонаж второго плана. Тут и придумывать ничего не надо, бери и пиши с натуры.

«Я вот чего не понимаю, – продолжила Настя из книги, – почему такая простая штука, как секс, стала чем-то… особенным? Блин, чтоб женщина да раздвинула ноги – это ж целое дело. Мужики ломятся, хотят ее, а она вся такая недоступная, их отбривает. Бережет себя. Зачем? Почему? Фиг его знает. Потому что ей вбили это в голову с детства. А я выбила. И не жалею. Секс в обмен на что-то – прекрасная сделка».

В «Газели» пахло бензином, ветхостью, безнадегой. Рваные пыльные сиденья, грязь на полу, скрип и тряска на каждой неровности. Четырехчасовая поездка на этой рухляди – та еще пытка. Не хуже однако, чем с байкерами, когда каждую секунду ждешь смерти и адреналин пропитывает трусы, стекая в них по спине.

– Хотите пива? – спросила Настя. – Холодного? Я прям очень.

– А мы доедем до Уфы после пива? – спросила Кира. – Путь-то неблизкий.

– Мы до Владика доедем, если будем вовремя пи́сать, – шутливо сказала Настя и тут же прибавила громче: – Вадим Анатольевич, остановитесь у магазина? Кое-что купим.

– Такси, что ль, блин? – буркнул он.

– Пожалуйста!

– Ладно.

– Секс правит миром, – сказала Настя тихо. – И ничего при этом не стоит.

Остановились у магазина. Взяли шесть бутылок пива.

Когда выпили по бутылке, Настя призналась:

– Я пообещала ему еще раз, ну, в Уфе, чтоб был стимул ехать. Но он ведь не сможет, парню не двадцать лет. Мучиться будет, страдать, травма на всю жизнь. Не сто́ит, да?

Она хмельно усмехнулась, довольная собой, а Саша, даже после пива, почувствовал неладное, мутную такую, разбавленную алкоголем тревогу. Зря они с ней связались, ох, зря.

Он переслал Кире фото с Элом – на обочине, за машиной, с потными красными лицами – и Кира выложила его в ленту, с кратким описанием инцидента:

«Между Казанью и Набережными Челнами. Умерла машина. Нас сжигает солнце. Но мы не сдаемся. Никогда».

Настя поддержала их. Сделав репост для тысячи своих подписчиков, она добавила подпись:

«Владик далеко, но настоящих героев автостопа это не пугает. Они доберутся туда, вот увидите. Возможно, и я с ними. Не скупитесь на репосты, запустим эстафету победы!»

– Спасибо, Настя, – сказала Кира.

Посыпались лайки, комментарии, подписки. Кира всем отвечала, при активном участии Насти, и радовалась каждому лайку.

Наблюдая за восхождением «новой звезды Инсты», как он в шутку назвал Киру, Саша мало-помалу начал верить, что из этого что-то выйдет. Соцсети делают личное публичным. Путешествие, о котором еще утром никто не знал, выкатилось в сеть яркой цветной жизнью, проекцией оригинала. Теперь нельзя отступать. Нет выбора. На них, цифровых, смотрят люди, берут с них пример. Все любят сильных, так как сами хотят стать сильнее.

Он вспомнил Эла и его будущее человечество. По большому счету, какая разница, есть ли живой Саша и живая Кира, если они «живы» в сети? Кому какая разница, кроме них самих? Может, Эл и прав. Цифра вытесняет органику. Эликсир бессмертия – не магический напиток, а оцифровка.

Смертный органический Саша сделал глоток пива.

В Уфу приехали в одиннадцать вечера, под занавес длинного трудного дня, с разницей во времени с Москвой в два часа.

Легких дней у них до сих пор не было, не тот формат путешествия, но этот день, третий, дался труднее всего. Шло по нарастающей. Если тренд продолжится, то дальше будет адски трудно. Тяжело стоять на жаре у трассы. Тяжело трястись в развалюхах по несколько часов кряду. Тяжело просить и слышать отказы. Это сродни унижению. Так и хочется сказать им всем – черт побери, у нас есть деньги, у нас есть машины, мы не нищие, но мы путешествуем автостопом, это наш принцип, и мы просим вас взять нас бесплатно. «Бесплатно» – страшное и страшно притягательное слово. Все зависит от контекста.

Почему автостоп? Да потому. Потому что мы косим под хиппи, вкушая сомнительной дорожной романтики и одновременно испытывая себя на прочность истинно по-ницшеански. Берите с нас пример, мы свободные и крутые. Подписывайтесь на нас в Инсте. Мы добьемся своего. Наша цель не хуже миллиарда других целей, а может, лучше. Преодоление. Покорение. Выживание. Брожение закваски в крови, как говаривал Волк Ларсен.

Последний час перед Уфой Саша проспал.

Он отключился сидя, было неудобно, а потом он неудобно лег, свесив ноги с грязного сиденья и подложив руку под голову. «Газель» скрипела и гремела, но это ему не мешало.

На въезде в город Кира его разбудила:

– Саш, какой у хостела адрес?

Сонный, вялый, он нашел адрес. Это в центре. Хостел «Infinity», ни больше ни меньше.