Настроение у Маши было настолько хорошим, что его не мог испортить даже такой досадный случай, как поломка телефона. А то, что десять минут назад к ней чуть не прицепился милицейский патруль, она и вовсе восприняла с юмором.
Трое стражей порядка у входа прочесывал глазами толпу в поисках возможных источников угрозы. В эти смутные дни она могла исходить от кого угодно, поэтому нервы у милиционеров были на пределе, а автоматы наготове. После майских событий в столице по отделениям разослали ориентировку на десяток потенциальных террористов и террористок.
Взгляд лейтенанта на долгих пять секунд задержался на Машеньке. Причиной такого внимания был не ее антропологический тип – несмотря на довольно смуглую кожу, на мусульманку она никак не походила. Все объяснялась проще. Трое патрульных были ребятами молодыми и заскучали от несения службы, да еще в субботу.
Взгляд был пристальный, изучающий. Он словно бы обыскал ее с пристрастием, ощупал с головы до ног и только после этого продолжил сканирование толпы. Все у девчонки было на виду – никакого пояса не спрячешь. На анархистку-антиглобалистку она не тянет и подавно. К этим товарищам все больше идут истеричные барышни, у которых в обычной жизни ничего не клеится. Эта не такая. Нормальная девка. Единственный взрыв, которым она может угрожать обществу, – демографический, ха. Но это не в ведении органов внутренних дел.
Машенька спустилась по чисто подметенной, возможно, даже вымытой шампунем лестнице в прохладный полумрак подземелья. Лестница была длинной – в полсотни ступеней.
Никакого сумрака внизу не оказалось. Там было светло как днем. Коридор на всем протяжении освещался яркими люминесцентными панелями, свет которых почти не отличался от солнечного. Но далеко впереди, в конце тоннеля, виднелся, как и полагается, свет уже настоящий, дневной.
Переход был широк, и свободное пространство под землей использовалось на благо коммерции. Вдоль обеих стен тянулись нескончаемые ряды витрин, предлагавших много разностей, приятных женскому сердцу: бижутерия, косметика, разные тряпочки, то, что называют модным словечком «аксессуары», разные мелкие безделушки, которым трудно найти применение даже самому пытливому уму. Машенькин взор, не останавливаясь, скользил по ассортименту виртуальных игр и китайской электроники, игнорировал новомодные виртуальные прибамбасы, ненадолго задерживаясь на «золотых» украшениях и стеллажах музыкальных киосков и значительно дольше – на помадах, тушах, лаках и прочих примочках для разных участков тела. В человеке все должно быть прекрасно, как правильно сказал какой-то умник. Покупать она ничего не собиралась, но ей было интересно все посмотреть, потрогать и прицениться.
В коридоре пахло пластиком, краской и почему-то беляшами. Запах химии был слаб и совсем не раздражал, а, наоборот, вызывал приятные, хотя и неосознанные ассоциации с наведением чистоты и порядка.
Следуя за манящим ароматом беляшей, Маша приблизилась к аккуратному киоску с одноименным названием и купила у чистого, опрятного продавца нерусской наружности два горячих чебурека, одну самсу и стакан чая. Цена ее приятно удивила. В палатке на остановке те же самые чебуреки были дороже на рубль, но раза в полтора меньше, да и фарша в них явно не докладывали.
Прямо напротив киоска в стене располагалась массивная металлическая дверь метра два высотой, закрытая железной решеткой, которая не имела снаружи никаких признаков замка. На ней аршинными красными буквами было выведено: «28-В».
Будь девушка полюбопытнее, ее бы это заинтересовало, куда может вести эта дверь? И что означает номер на ней? Но, зная Машеньку, можно догадаться, что она не стала забивать этим голову. Вместо этого она устроилась там же за маленьким столиком и немедленно съела один чебурек и острую, переперченную самсу, запивая все горячим чаем.
Чернышева была свободна от большинства предрассудков, в том числе и от тех, что касались диет. В то время как миллионы ее сверстниц старались приблизиться к недостижимому идеалу, она ела то, что ей нравилось, в таких количествах, в каких ей хотелось, и не делала трагедии из лишних калорий, справедливо полагая, что лишними они не будут. На самом деле, при Машином ритме жизни ей требовалось большое количество энергии, чтобы восполнять ежедневные расходы. Не из воздуха же ее брать.
А то, что она не подходила под параметры 90-60-90, это уже не ее проблема, а тех, кто эти параметры придумал. Она еще ни разу не встречала парня, который гневно бросил бы ей в лицо: «Похудей, или мы расстанемся». Абсурд. Мужчина – не собака, на кости бросаться не станет. Женщина, впрочем, тоже.
Аппетит у нее всегда был отменный, не стал исключением и этот день. Действительно, с чего вдруг? Ну, подумаешь, забарахлил коммуникатор. Тоже мне, конец света. Чтобы выбить Машеньку из колеи, требовались средства посильнее.
Вытерев губы и ладошки салфеткой, девушка продолжила свой променад. Один чебурек был аккуратно завернут в пакетик и положен в сумку, про запас.
Жизнь прекрасна.
И в этот момент все лампы под потолком синхронно погасли.
– Что за?.. – вырвалось у всех троих одновременно.
Майор первым пришел в себя и зажег аккумуляторный фонарик, предусмотрительно оставленный под столом.
Как вовремя, блин! Все летело к черту на рога…
Надо быстро принимать решения. Вроде бы ему грех жаловаться, ведь, как-никак, именно чрезвычайные ситуации – его профессия. А им свойственно случаться тогда, когда меньше всего ждешь. Но почему именно сейчас, едрит твою мать?
Секунды не прошло, а Демьянов уже прокручивал в голове возможные причины «конца света». Лампа, выработавшая свой ресурс лампа. Проводка. Веерное отключение. Авария.
Он поднял микрофон внутренней связи и еще раз вызвал медпункт:
– Пост номер один. Доложите обстановку.
– Пункт управления. Обстановка нормальная, – голос пожилого электрика показался майору растерянным. – Вот только темно, блин. Что будем делать?
– Оставайтесь на месте, сообщайте обо всех изменениях. Отбой, – сказал майор совсем другим тоном.
Так, уже легче. Электричества нет во всем убежище, а внутренняя линия исправна. От этого и танцуем… Что-то случилось, но не у нас, а снаружи. Демьянов поднял трубку городского телефона, собираясь набрать номер коммунальной службы, но гудков не было. Не было даже треска и шипения, которые обычно слышались в этом допотопном аппарате. Тишина.
Глаза медленно привыкали к полумраку, и вот уже майор мог разглядеть людей, собравшихся за столом. На лице генерала было написано едва скрываемое торжество. Его сопровождающий, которого Демьянов мысленно окрестил «адъютантом его превосходительства», бестолково вертел в руках папку с документами. Оба смотрели на него.
– Товарищ генерал, электричества нет. Городская телефонная связь не работает. – Сергей Борисович опустил трубку на рычаг и посмотрел на главу комиссии, лицо которого было подсвечено огоньком сигареты, что даже не строго, а строжайше запрещалось.
– Не мои проблемы, – отмахнулся тот раздраженно. – Делайте что хотите, но чтоб дали немедленно. Мне в три уже надо в управлении быть.
«Я что, похож на Чубайса? – подумал Демьянов. – Видимо, у нас действительно ЧС. Если это авария на подстанции, то света не будет еще долго».
Он и представить не мог, что его предположение станет пророческим.
– Семеныч, – снова вызвал он пост. – Отправь Василия, пусть запустит генератор. Фонарь лишний есть? Отлично. Сам поднимись наверх, позвони с мобильного в ЖЭК. Спроси, что у них стряслось и когда, наконец, дадут электричество. Да, скажи, объект государственной важности. Бегом давай!
Демьянов поймал себя на том, что не просит по-дружески, а приказывает.
– Звоните хоть Патриарху Московскому и всея Руси, – процедил сквозь зубы генерал, нервно поглядывая на часы. – Только в темпе, в темпе.
Демьянов на эту реплику не прореагировал, только невзначай подумал, что в темноте никто бы не заметил, если бы он показал генералу средний палец. На приведение убежища в готовность полагается двенадцать часов.
Они стали ждать.
Через долгих пять минут раздалась трель внутренней связи.
– Это не у нас, – сообщил запыхавшийся дежурный. – Света нет во всем районе. А может, и в городе, не знаю. И связи никакой. Ни один сотовый не ловит, городские ни у кого не работают. Даже радио не принимает.
У Демьянова на мгновение отлегло от сердца. Значит, его вины нет. И тут же накатило предчувствие, нехорошее, тягостное. Словно могло произойти что-то в сто раз хуже, чем выговор или штраф.
Либо это дурацкое совпадение и неисправность на подстанции или обрыв ЛЭП случились как раз в тот момент, когда они затеяли эту чертову проверку. Либо… либо это что-то посерьезнее аварии в энергосистеме Новосибирска.
– На проспекте какая-то чертовщина, – продолжал электрик. – Пробка до самого перекрестка, транспорт не ходит.
– Пробка? – переспросил Демьянов.
– Ага, – подтвердил Семеныч, но тут же поправился, словно вспомнив про субординацию: – Так точно.
Хотя о какой субординации речь? Он ему не начальник, да и полномочий у него нет. Одна видимость.
– Хорошо. Будьте на связи.
– Какая на хрен пробка? – всколыхнулся генерал, вслушивавшийся в их разговор.
Демьянову было не до него. Его мозг лихорадочно работал, анализируя ситуацию. Нет электричества. Не могут завестись машины. И связи нет. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Если неработающие светофоры еще можно объяснить неполадками в энергосети, то как же радио, ТВ, мобильные?
Почему-то только одно объяснение приходило на ум. Скверное. Но Демьянов отогнал его прочь, убедив себя, что дело в особенностях профессионального восприятия. Что должно мерещиться специалисту по неприятностям мирного и военного времени, если не они? Объяснение казалось убедительным. А главное – несло с собой успокоение, поэтому Демьянов ухватился за него и выбрал в качестве рабочей версии аварию.
В этот момент свет зажегся. Но лампы теперь горели тускло, вполнакала. Это вступил в дело автономный источник питания. Проблема никуда не делась и вряд ли состояла в обрыве провода.
У него было два варианта дальнейших действий: остаться на месте и ждать у моря погоды или отправиться посмотреть все самому. Демьянов выбрал второе. Сидя здесь, он ничего не сможет изменить, а наверху, по крайней мере, удастся получше разберется в ситуации. К тому же у него уже в печенках сидел товарищ Прохоров, каждые пять минут повторявший: «Ну, скоро вы там?» Как будто от этого свет могли дать быстрее.
А наверху в этот момент происходили скачкообразные изменения пространственно-временного континуума. Точка бифуркации – развилка, когда вероятным оставался и тот и этот вариант, была пройдена. История человечества прочно встала на рельсы, ведущие к ясно очерченной цели.
Сам момент перехода занял всего пару секунд. Сначала в вышине вспыхнула и тут же погасла яркая точка, на пару мгновений задержавшаяся на сетчатке каждого темным пятном. Удар был беззвучным, но люди на улицах почувствовали легкий хлопок – словно у них над ухом хлопнул в ладоши великан. Налетевший порыв ветра качнул кусты и ветви деревьев, принес с собой запах горелой изоляции.
И тут же на проспекте разразилась дикая какофония. Сначала отовсюду раздались дикий визг тормозов и трели сигналов, затем звон и скрип бьющегося и царапающегося металла, а за ними через короткий промежуток – крики и мат. Десяток аварий последовали одна за другой по принципу домино.
Пешеходы, готовившиеся перейти улицу, замерли на месте. Оправившись от шока, они могли решить, что катастрофы вызваны одновременным отключением двух светофоров. Они вряд ли заметили, что одновременно с теми погасли витрины и вывески магазинов. Перестали работать и три стереоэкрана, лившие ненавязчивое бормотание рекламы на проходящую толпу. Если бы это произошло вечером, то контраст был бы разителен, но сейчас, в середине дня, солнце светило ярче искусственной иллюминации.
Водители тем временем тоже пришли в себя. Некоторые пытались реанимировать замершие автомобили. Кто-то просто ошалело поворачивал ключ в замке зажигания и дергал рычаг коробки-автомата, другие выходили из машины и растерянно ковырялись в моторе. И первые и вторые – безрезультатно.
Те, кто уже успел выбраться наружу, сбивались в кучки, шумно обсуждали случившееся, курили, тщетно звонили в техпомощь и родным. Даже если бы хоть какой-то вид связи продолжал функционировать, ни один эвакуатор не пробился бы через затор, костяк которого составляли несколько автобусов. Движение на проспекте остановилось намертво.
Поток транспорта был плотным, скорость его была невелика, но избежать аварий, когда все «железные кони» потеряли управляемость, не удалось. Жертв не было, но помятые бамперы и поцарапанные крылья только усугубили ситуацию. Тут и там вспыхивали словесные перепалки, местами перераставшие в рукоприкладство.
Степень беспорядка нарастала постепенно. Ей потребовалось еще четверть часа, чтобы пересечь критический порог и превратиться в хаос.
Машенька этого уже не видела, спустившись в спасительную прохладу подземного перехода. Сюда же чуть позже, спасаясь от жары, спустились измученные водители, отчаявшись дождаться помощи и покинувшие свои машины, которые раскалились от полуденного зноя, как сковородки.
Над их головами гигантский затор, закупоривший проспект, уходил в бесконечность. В этом не было ничего необычного. Город знавал ситуации и похуже, особенно в час пик. Но сейчас была суббота, а здесь все-таки не центр… И никто не приехал к ним. Все городские службы словно испарились. Люди начинали беспокоиться. Это была еще не паника, но дело уже вышло за рамки обычного волнения, которое охватывает разворошенный людской муравейник при ЧС местного масштаба. Люди чувствовали, что привычный порядок жизни грубо нарушен.
Он воспользовался аварийным выходом, прекрасно понимая, какая толкотня должна твориться в переходе. Не лучше было и наверху. На проезжей части собралось столько народу, что Демьянов с трудом разглядел за их спинами причину столпотворения. Только подойдя поближе, он увидел, что суматошное движение сконцентрировано вокруг автоколонны тяжелых грузовиков.
О проекте
О подписке