Таракан был в 30 метрах от меня, на краю леса с полем. Это был настоящий таракан, коричневого цвета, с двумя парами усов, которые непрестанно шевелились и поворачивались в разные стороны. Единственное, чем он отличался от обычного таракана, – это размер, ну и количество ножек. У местного их было существенно больше.

Я споткнулся о корень, торчащий из земли, и со страшным криком упал на спину. Ужас накрыл меня с головой, я оцепенел, каждая моя клеточка ждала, что тараканище сейчас набросится на меня и как минимум откусит голову. К моему счастью, он испугался моего падения и крика ничуть не меньше моего, бросил поедаемый плод и со скоростью курьерского поезда полетел в поле, двигаясь от меня в диаметрально противоположном направлении. То, что произошло дальше, было совершенно неожиданным и неприятным. Таракан, пробежавший с крайне высокой скоростью по нескольким кочкам, по полю, вдруг осознал, что он оказался на открытом пространстве, и, изменив траекторию, стал по кругу двигаться к лесу, но мои старые знакомые взлетели с ближайших кочек и облепили его со всех сторон черно-серым одеялом. Таракан завертелся на месте, издавая странный шипяще-свистящий крик, а кома-пауки начали отрываться от него с характерным звуком: «ЧПОК», «ЧПОК», «ЧПОК». Я понял что «саморез», торчавший у них под носом, имеет вполне практическое применение. Садясь на хитин таракана, комары, быстро двигались по кругу и завинчивали свое жало до самой головы в тело насекомого. Потом они упирались всеми своими лапами и с тем самым звуком «ЧПОК» отрывали кусочек плоти и таракана вместе с хитином. Потом улетали с добычей, а на их место садился другой кома-паук и повторял сие действо. Когда-то я видел по каналу «Дискавери», как пираньи пожирают быка, попавшего в Амазонку: здоровый бык заходил в реку, ни о чем не подозревая, и вдруг вода вокруг него вскипала – и через 15 минут от взрослого быка оставался один хорошо обглоданный скелет. Всё это творили милые на вид рыбки размером чуть меньше моей ладони. Тут борьба была еще более яростной: существа размером с фалангу мизинца за какие-то 2–3 минуты разобрали таракана достаточно приличных размеров под ноль, от него не осталось ничего. Когда сожрали спину и дошли до лапок, умудрялись разрывать их на части уже в воздухе, утаскивая в разные стороны. Еще через минуту на кочке не осталось ничего, что могло бы еще напомнить о бедном таракане. Я почувствовал укол совести: ведь я в какой-то степени был виноват в его скоропостижной гибели. Но, видимо, в здешних местах это было обычным делом.

Сердце било тяжелым молотом по грудной клетке и чуть не вылетало оттуда. Я вскочил, отошел от края леса и опустился на свою лежку, переводя дыхание. В глазах от волнения мелькали круги, мне даже на секунду показалось, что плоды пробили и меня начало визуалить, но потом понял, что это был просто скачок артериального давления, а сейчас отпускает. Блин, я боюсь этих тараканов, я боюсь этих кома-пауков – всех боюсь! Как же хорошо что они не проявили ко мне интереса, а то продержался в Радужном не больше минуты, если бы моя плоть пришлась им по вкусу. Фантазия живо нарисовала, как они обдирают меня до скелета, после чего расчленяют и его, разлетаясь. Я даже представил, как кома-паук вонзает свой саморез в глазное яблоко и выдергивает его целиком из черепа… От ужаса представленной картины меня опять прошиб холодный пот и я лихорадочно начал тереть глаз, с силой надавливая на него, чтобы остановить свое воображение. Все, короче, все, успокоились, мне тут ничего не угрожает… Я лег на спину, закрыл глаза и лежал так минут пять, пока сердце не вернулось в привычное место и дрожь во всем теле не прекратилась.

Так, и что же мне делать дальше? Ночевать в Радужном уже не было никакого желания, хотя, конечно, тут было тепло и достаточно комфортно. Зато дома меня ждет хоть и грязная, но кровать, да еще с подушкой, я не отказался бы попить чаю, может, съесть чего-нибудь горячего, принять душ (чего я не делал уже больше недели), да и переодеться не помешало бы.

Мысль о том, что я уже неделю не менял носки, майку и вообще одежду – мало того, я в ней все это время ложился спать и вставал, – неожиданно привела меня в веселое состояние. Я подумал: а что бы по этому поводу сказала моя бывшая? Она требовала от меня принимать душ ежедневно и просто не давала мне лечь в кровать без посещения этого священного, с ее точки зрения, места. Нельзя сказать, что я был таким уж грязнулей, напротив, чистые носки и выглаженная одежда вызывали во мне много приятных эмоций. И пока мы с ней жили вместе, сам факт, что в комоде всегда есть чистые вещи, приводил в меня в умиротворенное состояние. Но когда этого всё закончилось, было неприятно, но не смертельно. Ну, не было возможности у меня принять душ – и не принял, что ж теперь, нельзя ложиться спать? Ну, не удосужился я постирать носки – они уныло «стоят» рядком и ждут своей очереди, что ж теперь, не идти на работу? Иногда даже проще купить новые по пути на работу и переодеть их прямо там, чем стирать и потом удивляться, что опять достаешь из машинки нечетное количество.

Да и утюг – это крайне странное изобретение человечества, согласитесь. Почему людям так важно ходить в наглаженных вещах? Я вот никогда этого не понимал и одежду всегда выбирал именно по принципу, чтобы можно было обходиться без утюга. Потому что погладить рубашку или брюки на какой-нибудь праздник было для меня неподъемной и к тому же рискованной задачей. Гребаные складочки гонялись по всей поверхности глаженых вещей, и никак не желали уходить. Благо, что в нашем районе был небольшой рынок, на котором всегда были в продаже дешевые турецкие рубашки или футболки. И в случае наступления форс-мажора типа корпоратива или дня рождения некоего индивидуума, на котором мое появление почему-то было крайне необходимо, я покупал новую рубашку более-менее приличного цвета, с которой оставалось только аккуратно снять булавочки, и всё: праздничный вид был обеспечен. Правда, булавочки нужно вынимать очень внимательно, а то возможны курьезы. Мне вспомнился случай, когда НП строго-настрого велела мне прийти на корпоратив по случаю годовщины компании и я купил рубашку, однако упустил где-то под мышкой одну из булавочек. Уже после четвертого бокала эта гадкая вещица напомнила о себе, а количество выпитого разрушило все барьеры страха и приличий, и я, сняв рубашку прямо за столом, начал искать источник неудобства. Всё бы ничего, но теперь на любом мероприятии коллеги припоминали мне этот случай и обязательно поднимали бокал «за новую рубашку Алексея».

Вспомнив о работе, я с печалью подумал, что, похоже, остался без нее. Семь дней без предупреждения были слишком большим сроком для НП, а моя должность – слишком привлекательным местом для соискателей вакансий в нашем городе. Но в понедельник надо бы дойти до офиса, вдруг еще есть шанс остаться? Хотя желания возвращаться на эту работу не было, в принципе: у меня был дар и два измерения, между которыми я мог путешествовать. Нужно просто придумать, как это использовать, и всё пойдет так как положено. В целом, идея-то вот она: висит на кустах в метре от меня и так и просит: «Возьми меня и продавай». Взять десяток-другой этих «персиков» да продавать народу, только дозировки сделать минимальными, чтобы не нахлобучивало, как меня, – резать на кусочки и продавать. Мысль наладить процесс поставки плодов из Радужного в Родной согрела меня своими перспективами и возможностями. И я даже сразу представил, кто будет моим первым клиентом: конечно же Колян.

Нужно в следующий раз обязательно прихватить с собой сумку или коробку какую-нибудь для плодов. Сейчас я смогу взять отсюда только два дара природы, по одному в каждой руке. Один, думаю, подарю Коляну сразу, а второй отдам завтра. Вот тогда он заинтересуется по-взрослому и начнет их мутить, ну а остальное по ходу придумаем…

Сорвав с куста два плода, я «телепортнулся» в Родной и, перейдя через дорогу, направился через парк в свой район.

Осенний вечер в сентябре был все еще теплым, гуляющего народу прибавилось. Парк, по сути, был участком леса, который примыкал к окраине города, с двух сторон окруженный домами, недалеко от берега Днепра. В парке по пятницам практически круглый год вечером тусила молодежь. Я был уверен, что и моя компашка, с которой мы обычно надирались перед выходными, была где-то поблизости. Начали вечеринку на работе после ухода начальства и продолжили ее тут. Традиционно из года в год пятница была достаточно однообразной. После ухода с работы НП, которая в пятницу могла податься домой часов в 16, мы выбирали гонца, который тащил первую дозу алкоголя, но даже в этом вопросе было не так много вариантов, а точнее, всего 2 (ну или 3 – после зарплаты). Вариант 1 был таким: «Что-то не хочется ничего тяжелого, давайте по пивку и разойдемся». Вариант 2: «Чего мараться по пиву, давайте уже водяры возьмем». Ну и третий, самый редкий, вариант – когда кто-нибудь выступал за то, чтобы пройтись по чему-то достойному вроде коньячка или вискарика. Окончание всех трех вариантов было одинаковым: вот этот самый парк, на любой свободной лавочке, уже точно с водярой, без изысков. Потому как деньги на благородные напитки кончались достаточно быстро, а душа требовала продолжения банкета, мы шли в магазин, брали беленькой, простого закусона или запивона и приходили в этот парк, где-либо на свободной лавочке или на одном из множества пеньков встречали вечер. Потом кто как, а я обычно с мыслью, что утром надо будет чем-то поправиться, брел до магазина, где покупал сумку пиваса, и шел домой. И дальше опять было два варианта: я либо ложился спать, либо продолжал процесс набирания оборотов до конца субботы, с небольшим перерывом на сон. В воскресенье меня накрывало реальное похмелье, убежать от которого было уже невозможно, без шансов. А в понедельник начиналась новая рабочая неделя, в ожидании пятницы.

Я не сильно гордился своей жизнью, но так жило большинство тех, кто меня окружал, и наличие семьи часто ничего в этом процессе не меняло. Ну, кроме того, что была еще необходимость оправдываться перед кем-то и скрываться от жены. Когда я жил с Настей, то прочувствовал это на себе. Настя неплохая девушка, из нее получился бы прекрасный «семьянин», она не хотела мириться с тем укладом жизни, к которому я привык, и пыталась с этим бороться все полгода, пока мы были вместе. Но я не мог пропустить пятницу, да и все мои друзья в один голос кричали, что не надо становиться подкаблучником, что женщина должна знать свое место. А друзья всегда должны быть на первом месте. Я не сильно противился друзьям, Настя – девушка хорошая, но, войдя в мою жизнь, доставила мне много дискомфорта, и в итоге мы расстались. Теперь, когда действительно стал непьющим, может быть, я ей и пришелся бы опять по вкусу, но настроения мириться у меня не было. К тому же, по слухам, она уже встречалась с парнем из другого города: то ли из Черкасс, то ли еще откуда-то, – в общем, как говорится, поезд ушел, значит, туда ему и дорога.

Мои ожидания по поводу корешей оправдались: впереди на скамейке сидели Федька, Димон и еще пара ребят с нашей работы, кроме того, два или три человека, которые в лицо мне были знакомы, но имен я не помнил. Все были уже хорошо заправлены, и, в общем, общаться с ними сейчас было уже неинтересно, так как известно, что пьяный трезвому не товарищ. Да и расставаться с остатками наличности тоже не хотелось, а в случае встречи с меня наверняка будут выцыганивать деньги на очередной пузырек, намекая, когда да что в последний раз покупал, и наверняка припомнят все мои долги. Я решил свернуть на другую тропинку, пошел через неосвещенную часть парка и, миновав друзей, вернулся на основную дорожку. В душе было двойственное чувство, на меня опять нахлынуло ощущение безысходности и обиды от потерянной возможности опьянеть, с которым тем не менее одновременно пришло чувство обладания великой тайной. Я чувствовал, какой огромный потенциал кроется в моем новом умении движения между этими двумя мирами. Пока что ничего, кроме торговли плодами, мне в голову не приходило, но наверняка я что-нибудь придумаю. И еще меня крайне интересовал вопрос: сколько таких миров может существовать? Всплывали отрывочные знания из физики, выражения «кротовьи норы» и «многомерная Вселенная». Хотя точного определения этих понятий я не знал, что-то похожее все-таки тут прослеживалось в действительности. Моя жизнь стала другой: всё, что имело значение до моего первого посещения Радужного, теперь казалось чем-то тусклым и нереальным, а будущее представлялось крайне интересным и перспективным…