Глава V. Непрошенный гость

Медведица не бежала, а, распластавшись, казалось, летела, не касаясь лапами наста. Она часто оглядывалась. Когда-то давно, еще, будучи молодой медведицей, Зева впервые увидела человека, познала ружье, причинившее ей боль. Тогда в тайге был страшный голод. Медведи подходили к жилью человека, где можно было найти съестное. Зеве повезло не сразу. Задавая большие круги, она долго присматривалась и принюхивалась к пасеке, стоящей одиноко в тайге на берегу широкого ручья. Она сумела ночью разбить улей и съесть вместе с пчелами сладкий сотовый мед. Но пасечник собрал деревенских мужиков и организовал облаву.

Зеве мед понравился, она осмелела и даже днем решилась побывать на пасеке. Но там беспрестанно сновали люди. Они, качаясь, выходили на улицу, стучали кружками, много пили и горланили песни. Металлический бряк кружек настораживал Зеву. К вечеру гулянье притихло. Выждав день, медведица в сумерки перемахнула через изгородь. Улей был уже в лапах. Навстречу ей с крыши полыхнул огонь, и торжествующий крик человека резко полоснул ее по ушам. Пуля, со свистом раздирая воздух, воткнулась рядом в дерево. Зева бросила улей, перемахнула через изгородь и большими мхами рванулась в лес. Бежала до тех пор, пока не затихли голоса людей. Теперь она обходила пасеки стороной. Велико было желание повернуть к ульям, которые источали аромат. Но страх перед людьми всегда был рядом, не давал покоя.

На этот раз Зева вовсе не испугалась человека, инстинкт самосохранения руководил ею. Она вроде бы даже привыкла к бородатому безобидному соседу. Каждый раз осенью, в оттепели, когда еще не закрыто чело берлоги, она видела охотника поодаль. Измученные собаки быстро бежали по путику, торопились к избушке, где их ждал корм. За ними, как правило, впотьмах брел сильно уставший, сгорбленный под тяжестью ноши, охотник. Опираясь на палку, он еле переставлял ноги. Казалось, он готов был упасть, и ему не было дела ни до охоты, ни до нее, Зевы. Это начало и конец длинного таежного путика. А охотник спешил к зимовью, которое Зева хорошо знала. Он там передохнет, а утром, с новыми силами, пойдет уже в другую сторону. Она не раз видела бородатое лицо доброго охотника. И чувствовала, что он не причинит ей зла. Проходя мимо берлоги, охотник всякий раз с любопытством поглядывал в ее сторону. Но Зева никогда не видела так близко его глаз, острых, уверенный. Испугавшись их, она отступила. Темные зрачки охотника, казалось, прожгли ее насквозь, тронули сердце и заставили ее отказаться от пакостных намерений, погнали в тайгу, в самую глушь, где она всегда находила спасение.

Пронизывающего взгляда таежника было достаточно медведице, чтобы понять его бесстрашие перед опасностью. Она хорошо помнила и сладкую пасеку, и бешеный пламень ружейного огня, и неистовый свист пули, и крошево щепы, причинившего ей боль. С той поры уже не раз ее уносили от смерти крепкие ноги, которые не могли удержать ни глубокие снега, ни большие завалы, ни широкие реки.

Зева без труда разыскала кедр, на котором уже сидели присмиревшие медвежата, когтями нервно царапнула кору. Это означало, что пора спускаться на землю.

Медвежата еще плохо понимали команды матери. И поэтому, удобно устроившись на толстых сучьях, любопытно крутили головами. Тогда мать, с пеной у рта, требовательно рыкнула. Фур, подтолкнув малышей, первым соскользнул вниз.

А снег все сыпал и сыпал, густой, непроглядный. Он ровным слоем ложился на хвойные лапы дремучего леса, на спины медведей, таял от тепла живого тела и крупными каплями скатывался по шерсти. Расходился ветер, сильно качая вершины деревьев.

Зева вела медвежат ближе к Сочуру. Здесь она была спокойна за малышей. Это ее запасная земля, где она в случае охотничьих неудач собирает подножный корм: коренья, травы, грибы, ягоды. Здесь же старая, на время заброшенная берлога.

Медведица шла под прикрытием деревьев и кустарников в противоположную сторону от строгого, упрямого человека, уводила детенышей, интуитивно выискивая под снегом натоптанные летом тропы.

Слякоть быстро опустила наст. Он уже плохо держал. Зева, широко растопырив ноги, старалась ступать легко, мостилась, чтобы не провалиться в глубокий снег. Но удержаться становилось все труднее, особенно на открытых местах. Она оступилась, утопая по брюхо в снегу. По сограм идти вовсе трудно. Зева брела, грудью пробивая снежную твердую корку наста, время от времени отдыхая.

Медвежат наст держал, и они шли рядом с матерью цепочкой. Шествие замыкал, как и должно быть, старший – пестун. Фур свою обязанность опекуна исполнял прилежно.

Семь уходила все дальше от опасной избушки – мать-медведица спасала своих детей.

Когда снегопад прошел, день почти угас. Скупые лучи блеклого солнца, выскользнув из-за туч, коснулись раскисших снегов.

Зева сильно устала и готова была остановиться в густом темнолесье. К счастью, впереди показалась полая река, перегородившая путь. Середину Сочура промыло, и отсюда недавно ушел лед. В воде валялся сушняк, бурелом, кустарники. Закрайки берегов из рыхлого льда темными лентами тянулись дальше по плесу, терялись за крутым ближним поворотом. Крутые яры с южной стороны освободились от снега. На кочках свежо зеленела резун-трава, ожили бородатые лишайники. Березы, осины, лиственницы еще не распустились, преобладала мрачноватая вечная зелень кедров, елей и пихт. Распушилась только верба. На ее ветках почки давно полопались, и из них выглядывали жучки-паучки, белесые комочки. Была ранняя весна, серая, не набравшая силу и мощь.

Для медведей это лихое время.

Зева выбрала высокое крутоярье. Не доверяясь тишине, она ревниво обнюхала деревья, траву, взад-вперед прошлась по берегу. Это место она плохо помнила. Поздно поняла, что страх перед охотником загнал ее слишком далеко. Осталась позади своя территория. Медведица на всякий случай решила сделать метку. Она подошла к толсто пихте, поднялась на задних лапах. Чуть выше ее головы зияло пять свежих борозд от когтей чужого медведя. Метка еще исходила липучей смолой. Вытянув по стволу правую лапу, Зева в нерешительности остановилась. Затем, повертев головой, с силой рванула сверху вниз пихтовую кору. Она лентами скатилась на корни. Метка Зевы оказалась намного выше чужой. Удовлетворенно уркнув, она подалась в мягкий пихтач, чтобы наломать мягких хвойных лап и сладить подстилку.

Медведица намеревалась задержаться здесь надолго. Она знала, что беспросветная хмарь скоро отступит, придет хорошее солнце, пригреет взгорки, и жизнь на берегу реки наберет полную силу; оживут муравейники, появится первая зелень: подснежники, медуница, лесные петушки. Черемша тоже не заставит себя долго ждать.

Мо беспрерывно хныкала. Мать вспомнила, что давно не кормила малышей. Усталая, она опустилась на подстилку и, откинув набок голову, закрыла глаза. Медвежата, прильнув к соскам, улеглись рядом и, как котята, мурлыча от удовольствия, с наслаждением стали чмокать губами.

Довольно серьезный и несколько самостоятельный Фур устроил себе лежанку чуть подальше. У него под кожей был еще небольшой запас жира, и голод так мучительно не донимал его. Он ревниво поглядывал на медвежат. С тех пор, как они появились на свет, Фур с недоверием относился к ним. Мать до их рождения всю заботу и внимание отдавала ему. Теперь она больше была с малышами. А он как-то незаметно отошел в сторону и был предоставлен самому себе. Но, тем не менее, не смел ослушаться мать. Она настойчиво заставляла присматривать за малышами, и он безукоризненно исполнял ее волю. Сильный шлепок Фур помнил хорошо. В свое время за любую провинность мать тузила его безжалостно. Фур не обижался – суровая наука выживания была на пользу. Он мог уже самостоятельно добывать себе пищу. Но, тем не менее, нуждался еще в покровительстве строгой матери – она всегда защитит его от врагов.

Стайка хохлатых свиристелей оживленно суетилась на ольхе, перепрыгивая с ветки на ветку. В холодные края медленно, но уверенно шагала весна. Вслед за ней продвигались на север свиристели. Размеренный щебет птиц не пугал медведицу. Она дремала. Тревожное напряжение, не покидавшее Зеву даже в полусне, стало постепенно спадать. Она дремала, а перед ее мысленным взором вставали, наслаиваясь друг на друга, видения: то пасека, с громыхающими выстрелами, то обжигающие ее нутро глаза охотника у избушки.

Такие видения приходили к медведице, когда нервы ее были взвинчены, измотаны постоянной борьбой за свою жизнь, за жизнь детей, в голодные весны поисками пищи, опасностью во время медвежьих свадеб.

В такие дни чувство опасности не покидало ее ни во сне, ни наяву. И тогда она пряталась в глуши, куда не забредал ни только человек, но и редко бывали случайные медведи. Сейчас она уверилась, что была в безопасности.

Малыши, вытянув лапы, прижавшись к теплому животу матери, блаженно растянулись на подстилке. Фур, свернувшись клубком, поглядывал на реку.

Там стремительная вода ломала и крушила забереги, ожесточенно подхватывала лед, крутя, толкала его на середину. Ветер лениво покачивал на ярах прошлогоднюю высохшую осоку. Последние сморщенные ягоды шиповника старательно обклевывали красногрудые снегири. Они тоже спешили к Ледовитому океану.

К вечеру темные тучи разорвались. Блеснуло обнадеживающее солнце. Плотная стена снега безвозвратно ушла за Сочур и осталась там до утра.

Сон медведицы прервал осторожный шелест прошлогодней травы. Приподняв голову, она навострила уши. Тревожно защебетали свиристели, сорвались с ольхи и умчались за реку. Шумно взлетел искавший камешки в освободившемся от снега приярье глухарь. Он, свободно лавируя меж деревьев, выбрал сухой высокий кедр, умостился на нем, поглядывая вниз. Насторожился Фур. И сразу же из-за пригорка сначала показалась круглая голова с оскаленными клыками, а после появился сам медведь, коренастый, крепкий. Он шел спокойно, с явным наслаждением предстоящей встречи, шумно вдыхая запахи, принесенные ранней весной. В закате солнца его черная шерсть отливала. Он шел, как хозяин, твердо ступая на отвоеванную в смертельных схватках с пришельцами, теперь свою землю. Вся территория была помечена метками его крепких сильных когтей. Он был уверен, что никто другой, кроме него, не ступит сюда. А если кто-то придет незваным, то получит достойный отпор.

Для Зевы появление незваного гостя не было неожиданностью. Она видела чужие метки и в любое время была готова, чего бы то это ей не стояло, защитить медвежат. В такие минуты страшная сила копилась в ее мускулах, злости и изворотливости не было предела.

Увидев Пришельца, она раздраженно и обеспокоено зарычала, пытаясь остановить гостя. Но он уверенно приближался, не обращая внимания на ее недовольство.

Медвежата вскочили с подстилки, опасливо озираясь, прижались к матери. Медведица спрятала их промеж задних ног. Фур, ощетинившись и рыча, стоял чуть в стороне. Даже в нем росла кипучая медвежья злоба.

Тягучая липкая слюна заполнила пасть пришлого зверя. Он был сильно голоден и, увидев медвежонка, забыл про месть. Пришелец уверенно сделал большой прыжок в сторону пестуна. Неизвестно, какая трагедия бы произошла в эти минуты, если бы верткий, хорошо обученный матерью, готовый к экстремальным ситуациям Фур ловко не увернулся.

Зева кинулась на врага так стремительно и свирепо, что тот опешил. Пришелец, в свою очередь, поднялся на задние лапы и, оскалив страшную пасть, сделал шаг к медведице. Пена клубами спадала на землю – ярость быстро захватила и его. Медведица тоже поднялась во весь рост.

Медвежата злобно рычали, подражая матери.

Ловкий и сообразительный Фур, улучшив момент, прыгнул к малышам и ловким движением лапы подтолкнул их к ели. Мо послушно вскарабкалась на дерево. Бэр стал сопротивляться. Тогда пестун отвесил ему мощный шлепок под зад, с силой толкнул к дереву. Когда брат был уже на середине кедра, пестун вскарабкался следом.

Медведица не сводила глаз с Пришельца. Она понимала, что каждое необдуманное движение грозит ей поражением, но внутренний чутьем угадывала, что творится у нее за спиной. Она слышала, как сопротивлялся и ревел Бэр, не слушаясь старшего брата. Отметила отчетливый шлепок пестуна и была довольна действиями Фура. Безопасность детенышей придала медведицы силы. Уверенная в себе, она смело ступила навстречу противнику. Пришелец, рыча, тоже подался вперед. Медведи встретились, как два борца-тяжеловеса, стоя на задних лапах. Каждый испытывал силу противника, злобно буравя глазами друг друга и, замерев на мгновение, выбирали подходящий момент для решительного броска. Но каждый из них не решался сделать этот шаг.

Тайга притихла, будто перед бурей. Перестали щебетать пичуги. Краснобровый глухарь давно улетел за Сочур и скрылся в беспредельной гари. Наступила настораживающая тишина.

День кончался и сумерки, наползая на лес, приглушали звуки уходящего дня. Гаснущий закат слабым отблеском еще озарял вершины деревьев.

И вдруг в эту благодать ворвался дикий рев. Зева, почувствовав неприятное прикосновение лап противника, ощерила пасть. Пришелец вздрогнул, видно, от неожиданности, завертел головой. Опытная в боях медведица, собрав все силы, хлестко стукнула незваного гостя лапой по морде. Потеряв равновесие, он упал на землю. Веря в удачу, Зева навалилась на него грудью, схватилась с ним насмерть. Пришелец пытался когтями пройтись по животу медведицы, но она, разъяренная, вцепилась ему в горло. Медведь, задыхаясь, извернулся, отбросил медведицу и отпрыгнул в сторону. Зева снова сделала стремительный прыжок, не давая опомниться противнику. А он, рыча, неловко отбивал удары.

Пришелец задом пятился к яру. Он давно был рад отступить и признать неудачу, но сильная медведица была неумолима. Она, казалось, вобрав в себя силы четырех медведей своего семейства, безжалостно и хлестко мутузила обидчика. Она защищала своих беспомощных детей. На короткое время драка прервалась. Медведи стояли морда к морде, грудь в грудь, рыча и сверля друг друга ненавидящим взглядом. Но это продолжалось недолго. Пришелец торопливо вздохнул и отрывисто выдохнул нагретый воздух. Зева это посчитала за оскорбление. Она была сурова и беспощадна. Медведица, улучшив момент, снова вгрызлась в холку противника. Он же с ожесточением отшвырнул ее, сам приготовился к смертельному прыжку, выбирая открытые уязвимые места медведицы. Но задние лапы Пришельца скользнули по мокрой траве, и он, потеряв равновесие, кубарем покатился под яр. Там отряхнулся и, отказавшись от своих намерений, уныло побрел по темному заберегу туда, откуда пришел. Он уже не был таким лощеным. Мокрый, с помятой шерстью, он казался уродливым и жалким.

Зева, потеряв к противнику интерес, торжественно подняла голову и долго смотрела вслед незваному гостю. Ее темная фигура выделялась на фоне светлого заката. В ней угадывались величие и сила…

Высокий лес шумел и поскрипывал: он, словно радовался, что в жестокой неравной борьбе одержана еще одна блестящая победа за продолжение рода-племени, за драгоценную жизнь, дарованную Всевышним, которая для каждого живого существа мелькнет коротким лучиком и скоро ожжет раствориться в безысходности, превратиться в небытие…