– Погоди, если у них проблемы с властями… Ты хочешь сказать, что, по сути, это поселение преступников?

– Джеймс, – поморщился Крамер, – вечно ты, не разобравшись, ставишь клеймо. Они милые гостеприимные люди. Просто у них религиозные разногласия с царем.

– Не понял, – Хопкинс сдвинул брови. – Ты соображаешь, что говоришь? Что такое религиозные разногласия? Их культ несовместим с цивилизованным обществом? Они сатанисты? Или Россия настолько дикая страна, что запрещает молиться, кому как заблагорассудится?

– Джеймс, черт подери, я что тебе, философ? – вспылил Филипп. – Я в этом не разбираюсь. Если тебе так интересно, спросишь у их старосты. Вот уж потолкуете всласть, он будет рад получить свободные уши на вечерок. А если невтерпеж, то потолкуй с моим русским помощником, отличные байки травит про русского цезаря. Я в России не был, понятия не имею, кому и как они там молятся, но, честно говоря, с трудом представляю, что население такой огромной территории можно заставить молиться одинаково.

– Ладно, не кипятись, – миролюбиво произнес Хопкинс. – И если мы закончили с твоими висельниками, то давай поторопимся.

Они снова пустили лошадей рысью и уже через десять минут выскочили на лесную поляну, где их поджидало трое всадников. Один из них, заметив приятелей, поскакал им навстречу. Это был представительный господин в аристократических штанах-галифе для верховой езды и щегольском двубортном сюртуке черного цвета, из-под которого выглядывала белоснежная чесучовая сорочка. На ногах его были сапоги с высокими голенищами, а на голове – шляпа-котелок с тесемкой, протянутой под волевым подбородком. Торс его был опоясан широким кожаным ремнем, на котором висели две кобуры, а в них матово блестели рукояти двух новейших пистолетов «Драгун». Взору защитников закона явился сам Император Калифорнии Джон Саттер собственной персоной. Он царственно восседал на великолепном вороном жеребце, держа поводья правой рукой и положив левую на гладкий приклад кремневого ружья, притороченного к дорогому седлу.

Саттер остановился в тридцати ярдах от шерифов, чтобы дать им возможность выказать ему уважение. Хопкинс и Крамер пустили лошадей шагом и степенно приблизились к ожидающему их всаднику.

– Джентльмены! – воскликнул Саттер и коснулся края шляпы в знак приветствия.

– Сэр! – хором ответили джентльмены и отсалютовали двумя пальцами у виска.

– Приветствую вас на моей земле, господа! – важно произнес Саттер. – Хопкинс, я рад, что вы не один! Мистер Крамер, выражаю вам свое почтение и заверяю, что сегодня у вас будет прекрасная возможность восстановить справедливость в этом благословенном краю! Надеюсь, вы умеете стрелять! – И он покосился на топорик Хопкинса.

– Хватит политеса, Джон, – сказал Хопкинс, которого несколько утомили излияния Саттера. – Твой посыльный сказал, что тебя грабят, так давай не будем терять времени.

– Да, мистер Хопкинс! – пылко произнес его собеседник. – Времени потеряно достаточно. Я плачу налоги, из которых вам, джентльмены, платится жалование, и…

– Джон! – рявкнул Хопкинс. – Твоих быков сейчас вырежут подчистую! Веди нас, черт тебя дери! Кто еще с тобой?

Джон Саттер осекся, нахмурился и сделал знак своим спутникам. Когда те приблизились, Император указал на бледного мужчину лет сорока:

– Прошу приветствовать: Питер Барнетт, мой ближайший друг и соратник, член Законодательного собрания Калифорнии.

Питер Барнетт был длинным и сухим, как путь из Вайоминга в Айдахо, впрочем, сутулость несколько скрывала его рост и недостатки сложения. Он неловко сидел на маленькой пегой лошадке и, пользуясь передышкой, вынул ступни из стремян, чтобы дать отдых затекшим коленям. Вялым движением руки он стянул с макушки шляпу хомбург и пригладил светлые вьющиеся волосы, чем обнаружил мощные залысины на лбу и большие оттопыренные уши. Тонкие бесцветные губы на гладко выбритом лице изобразили подобие приветственной улыбки, но прозрачные серо-голубые глаза остались бесстрастны, а взгляд из-под нависших бровей был суров и решителен. Барнетт имел вид меланхолика, однако чуть раздувающиеся ноздри на длинном прямом носу выдавали натуру страстную и сложную. Тяжелый подбородок свидетельствовал о твердом и упрямом характере. На нем был светлосерый шерстяной сюртук, жилет с маленькими накладными карманами, такие же серые штаны и рыжие щегольские туфли на высоком каблуке. Из-под ворота светлой льняной рубашки выглядывал черный галстух-платок, завязанный мудреным узлом на шее владельца.

Третьим был уже известный нам посыльный. Пожилой индеец мивоки по имени Керук равнодушно взирал на благородное собрание и ждал развития событий. Этот суровый воин одним своим видом вызывал улыбку: ноги его были обтянуты белыми лосинами, поверх которых он нацепил черные туфли и алые атласные бриджи, а на плечах красовался синий гвардейский мундир нараспашку; длинные черные волосы были прихвачены плетеной цветастой лентой, за поясом торчали старинный пистоль и мексиканское мачете. Индеец явно гордился своим положением.

– Ну что же, вперед, джентльмены! – провозгласил Саттер. – По дороге я вас ознакомлю с обстоятельствами дела.

Всадники пришпорили лошадей и рысью пошли вдоль реки. Первыми шли рядом Хопкинс и Саттер, следом – Крамер и Барнетт. Керук двигался в арьергарде.

– Пятеро, – говорил Джон, наклоняясь поближе к собеседнику. – Керук объезжал стада и застал их на северо-восточном пастбище, там пасется около сотни голов. У них две повозки, значит, смогут увезти не больше десятка туш убитыми. Или же уведут не более сорока живьем. Если станут убивать и свежевать, это займет часов пять, не меньше. Если же поведут живыми, то час уйдет на связку, но потом они будут двигаться очень медленно, в любом случае, мы застанем их на месте преступления.

– Почему стадо не охраняется?

– Пастух сбежал в горы. Мерзавец…

– Почему ты просто не разогнал бандитов со своими людьми? Зачем тебе шерифы?

– В этом предприятии мне нужен представитель власти! Я всегда действую строго по закону! – важно заявил Саттер.

– Ну да… – хмыкнул Хопкинс. – Твои люди видели их раньше?

– Не знаю, – коротко буркнул Саттер, после чего насупился и замолчал; до самого конца путешествия он больше не произнес ни слова.

За час небольшой отряд сделал чуть больше десяти миль и оказался у южного истока Американ-Ривер, в непосредственной близости от озера Фолсом. Здесь располагался один из многочисленных загонов для скота, принадлежащих Джону Саттеру.

В полумиле от пастбища отряд сошел с дороги в лес. Было решено отправить индейца в разведку. Тот спешился и мгновенно исчез в густом кустарнике.

– Полагаете, они выставили дозор? – спросил Крамер, обращаясь ко всем сразу.

– Не думаю, – ответил Саттер, – их слишком мало, а работы много. К тому же пастбище достаточно велико, мы вряд ли сможем подобраться незамеченными, и они это понимают.

– Тогда каков план?

– План таков, – ответил Хопкинс. – Дождемся возвращения нашего разведчика и тогда составим план.

Долго ждать не пришлось. Не прошло и четверти часа, как из придорожных кустов бесшумно вынырнул Керук. Он степенно поклонился Саттеру и доложил:

– Они там. Убили несколько быков и намерены освежевать, пока туши не остыли. Видимо, хотят взять только шкуры. Повозки стоят недалеко от дороги, а люди ближе к загону. Все заняты разделкой добычи.

– Прекрасно, Керук! Спасибо, – одобрительно выступил Саттер.

– Теперь можно обсудить план, – сказал Хопкинс. – Полагаю, трое из нас, а именно Джон, Питер и Керук, зайдут со стороны повозок. Подберитесь поближе и укройтесь прямо за ними. Мы с Филом зайдем со стороны загона. На нашей стороне внезапность, и двоих мы уложим сразу. Остальные либо бросятся бежать к повозкам и попадут к вам в руки, либо окажут сопротивление, и в этом случае мне хотелось бы, чтобы вы были наготове. В первом случае стреляйте на поражение, не жалейте. Если кто-то из бандитов останется в живых, дни его продлятся ровно до той поры, когда он сможет дойти до виселицы. В другом случае… Мы не знаем, как они вооружены, но уж ножи-то у них есть наверняка, и если они ринутся на нас втроем, то без вашей помощи нам несдобровать. Все ясно?

Они привязали лошадей, разобрали оружие из седельных сумок и разошлись в разные стороны.

Собственно загон занимал лишь небольшую часть обширного живописного луга, окруженного с трех сторон густым хвойным лесом, и был построен на западной его окраине, ближе к реке. Такое расположение имело два очевидных преимущества: близкий водопой и хорошо просматриваемое пространство между загоном и лесом. Луговые травы были основательно выедены и вытоптаны быками, и даже осторожный волк не смог бы подобраться к стаду незамеченным, не говоря о более крупных хищниках вроде медведей. Сейчас преимущество пастухов обернулось против Крамера и Хопкинса.

Саттер и его присные спустились вниз к реке, прошли полмили вдоль русла, вышли к загону прямо напротив грабителей и благополучно укрылись за повозками.

Шерифы скорым шагом пошли в обход, постепенно срезая путь и приближаясь к кромке леса. Они зашли в тыл противнику и, пригнувшись, разошлись в разные стороны, огибая загон с двух сторон. Некоторое время их надежно укрывали быки, разгуливающие по загону и ревущие во всю глотку от голода. Однако по мере приближения к цели законникам было все труднее оставаться незамеченными.

Хопкинс время от времени вставал в полный рост, чтобы увидеть напарника, который двигался параллельно с другой стороны загона. На их счастье, противник был слишком занят, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг.

Когда до угла ограды оставалось не более пятидесяти ярдов, Хопкинс понял, что дальше укрываться не получится. Жерди были слишком тонки, чтобы скрыть хотя бы кролика, а скот топтался вдалеке от переднего края. Он остановился, присел на корточки и отцепил от пояса свой знаменитый топор. Взвесил его в руке, мгновенье подумал и вытащил из-за пояса пистолет. Подняв глаза, он увидел Крамера слева по другую сторону загона. Филипп, как и Хопкинс, сидел на корточках и смотрел на грабителей.

Пятеро мужчин так увлеклись работой, что не замечали ничего вокруг. Они яростно работали ножами, разделывая туши убитых животных, причем с первого взгляда было видно, что эта работа им внове и они выбиваются из сил.

Хопкинс посмотрел на Крамера. Тот знаком велел двигаться вперед, и Джеймс, привстав, короткими перебежками быстро преодолел расстояние, оставшееся до угла загона. Оттуда он хорошо слышал, как ругаются между собой воры. Один из них, худой и жилистый, с черной щеткой усов под кривым носом и многодневной щетиной на впалых щеках, вдруг встал в полный рост и истерически выкрикнул:

– К черту! К дьяволу! В гробу я видал такие легкие деньги! Я себе все руки изрезал! Хватит! Бросай все, грузим в повозки, продадим и так!

Пока он поносил говяжьи туши и свою нелегкую жизнь, один из его приятелей, здоровенный мексиканец, руки которого были по локоть испачканы бычьей кровью, спокойно встал, поглядел в глаза нервному товарищу и серьезно произнес: «Тссс!» Тот осекся на полуслове, а мексиканец мягко перепрыгнул через убитого быка, обошел крикуна и приблизился к забору, на котором висели какие-то вещи, принадлежавшие по всей видимости, грабителям. Все так же спокойно, без малейших признаков волнения или спешки, мексиканец вынул пистолет из холщовой сумки, после чего обернулся к Хопкинсу, громко проговорил:

– Эй, кто там?! Выходи! – и со значением вытер окровавленный нож о штанину.

Преимущество внезапности было безнадежно утрачено.

Между ворами и шерифом оставалось не больше полусотни ярдов, и продолжать игру в прятки было бессмысленно. Хопкинс встал в полный рост и сделал шаг навстречу. Остальные грабители побросали свои занятия и подошли поближе к вожаку. Картинка была славной: маленький шериф с топором и однозарядным пистолетом, а против него – пятеро здоровых мужчин с ножами, да еще вымазанные кровью с головы до ног.

Разглядев шерифа, главарь осклабился и насмешливо произнес:

– Ба! Да это шериф Хопкинс! Привет, малыш.

– Эмиль Хоакин Гонсалес Умберта, – раздельно проговорил Джеймс. – Как же я рад видеть тебя, жирный мексиканский боров.

– С нашей последней встречи ты вроде стал немного выше, а?! – воскликнул мексиканец, и вся компания радостно захохотала.

– А ты оброс салом, – парировал шериф. – Небось медленный стал, неповоротливый!

– Неповоротливый?! – ощерился Эмиль Умберта. – Моей поворотливости хватит, чтобы раздавить в кашу все твои кости, крысеныш! Кстати, как поживает твоя сестрица? Она могла бы многое порассказать о моей неповоротливости!

Грабители заржали, Хопкинс побледнел, но сдержался.

– Послушайте, джентльмены, – громко сказал он, обращаясь к подельникам мексиканца. – Вы мне неинтересны. Если сейчас вы все бросите и просто уйдете – клянусь! – я не стану никого преследовать. Более того, если когда-нибудь мы встретимся на берегах Сакраменто, я никому из вас не припомню этот день. Если же сейчас вы убьете шерифа, то ваши жизни не будут стоить и ломаного гроша. На вас будут охотиться все законники Калифорнии, Орегона, Мексики, Техаса – куда бы вы ни направились, везде вас будет ждать только виселица! Вас будут травить охотники за головами, и даже дружки будут рады сдать вас, чтобы получить индульгенцию от властей. Мне нужен мексиканец, оставьте его, а сами убирайтесь на все четыре стороны и начните новую жизнь!

– Заткнись, гад! – прорычал Эмиль Умберта. – Не слушайте его, парни. Он хочет разделить нас, знает, что против пятерых ему не светит. И учтите, что виселица вам уже обеспечена. За воровство скота в каталажку не сажают!

Некоторое время чаша весов колебалась. Предложение Хопкинса было слишком заманчивым: чисто выбраться из глупой переделки, всего лишь сдав мексиканца…

Грабители неуверенно переглядывались.

– Я, пожалуй, пойду, – решился молодой рыжий парень с голубыми глазами и веснушками по всему лицу. – Какого черта! Идем, Скотти. Здесь полно золота, а мы быков свежуем.

Белобрысый Скотти растерянно похлопал ресницами, почесал подбородок, на котором курчавились редкие белесые волоски, с удивлением посмотрел на окровавленные руки, осознал, что теперь даже лицо его испачкано кровью, и тихо выругался:

– Дьявол… Не знаю, Деррик. Эмиль сказал, на мясе можно здорово заработать… С другой стороны, убивать шерифа – последнее дело… Не знаю… Но если ты хочешь, то идем, пожалуй.

Мексиканец дернулся, но ему нельзя было выпускать Хопкинса из виду.

– Стойте, идиоты! – рявкнул он. – Вы что думаете, шериф тут один? Где-то рядом наверняка засада! Нам не вырваться по одному!

– Мне не по душе этот бизнес, мексиканец. Скотти, ты как хочешь, а я пошел, – решительно заявил рыжий Деррик.

Он развернулся и широко зашагал к повозкам, стоявшим у дороги в ста ярдах от загона. Скотти, догоняя, засеменил следом. Шайка разваливалась на глазах. Мексиканец поднял пистолет, направил его в спину уходящему Деррику и взвел курок.

Все это время Крамер тихо подбирался к угонщикам с тыла. Пока они увлеченно беседовали с Хопкинсом, он вытащил из кобуры свой «Уокер», пригнувшись, быстро перебежал к ближайшей бычьей туше, присел на корточки и взял на прицел одного из грабителей. Из-за бычьего рева он плохо слышал беседу, но в целом понимал, что Хопкинс пытается внести раздор в банду и, видимо, имеет успех. Его немного беспокоил пистолет в руках мексиканца, но тут он был бессилен как-либо помочь товарищу, поскольку Эмиль Умберто был скрыт спинами подельников. Когда в разговор вступили двое молодых грабителей, он понял, что цель достигнута: мексиканец еще не успел завоевать авторитет у наспех сколоченной шайки, его власть держалась только на словах, и в банде возникли разногласия.

Наконец, двое отделились от общей группы и направились к повозкам, пространство вокруг мексиканца освободилось, и Крамер смог поймать его на мушку. Он увидел, как Эмиль Умберто повернулся боком к Хопкинсу и отчетливо услышал его отчаянный крик, обращенный к Деррику и Скотти:

– Вернитесь, идиоты! Там засада!