– Молодец, далеко пойдешь. Теперь о менее приятном. С похоронами Алексея Николаевича вопрос решен, не переживай. Завтра в десять утра на Ваганьковском кладбище. Негоже такому человеку блекло уходить, торжественная часть в полдень в Роял Холле, это рядом. Своим объявишь сам, пусть приходят все, кто пожелает. К вечеру только сообщи, сколько вас будет.

– Товарищ, генерал-майор…

– Можно просто Михаил Степанович.

– Михаил Степанович, мы планировали сами все организовать.

– Отставить! Никаких сами. Сергей, послушай. Алексей Николаевич мне тоже был не чужой человек. Мы с ним по молодости были сослуживцами, многое прошли. Отличный был офицер и замечательный человек. Жалко, когда так рано уходят такие люди. Не противься. Если хочешь, это мое личное решение. Так сказать, последнее, что могу для него сделать. Ведь я многим ему обязан, да и тебе он был дорог, я знаю. Так что, завтра достойно проводим старого товарища в последний путь. Согласен?

– Согласен.

– Ну, тогда, стало быть, все. Можешь быть свободен.

О личности Петровского Сергей был наслышан, но тот оказался еще большей сволочью, чем он себе представлял. Всего лишь одна единственная встреча оставила в душе Сергея несмываемый отпечаток отвращения к этому человеку, который стал его руководителем. И как с этим быть? Смириться и плыть по течению?

С другой стороны, теперь у него развязаны руки, а о карьере он никогда всерьез не задумывался. Светлая память об Алексее Николаевиче толкала на свершения, мысленно уговаривая не бросать начатое дело, чем бы это не обернулось. Так что, пропади оно все пропадом. В конце концов, у него теперь есть Катя, а, значит, все будет в порядке.

Вспомнив про Катю, и про то, что сказал Петровский об организации похорон, в ее усилиях уже не было смысла. Сергей позвонил ей и, вкратце обрисовав ситуацию, уговорил все бросить и приезжать в управление, в котором все уже знали о его назначении.

***

Старший лейтенант полиции Андрей Петрович Климов, двадцати семи лет от роду был простым парнем, ничем особо не выделялся, но службе отдавался без остатка, и каждый раз обижался, когда какое-нибудь интересное, по его мнению, дело отдавали более опытному сотруднику. За свои, без малого, пять лет работы он научился относиться к взаимоотношениям среди коллег, как к ролевой игре, и сам, порой подыгрывая, смог изучить характер и повадки каждого в коллективе.

Обладая невзрачной внешностью, ему легко удавалось расположить к себе собеседника, поэтому, когда Дроздов отправил на задание именно его, подобный выбор был обусловлен не столько проверкой молодого сотрудника, сколько немалым потенциалом Андрея. И Сергей Андреевич не ошибся на его счет. Старлей раздобыл по-настоящему интересную информацию, это было видно по выражению его лица, и, повинуясь внутреннему импульсу, Дроздов твердо решил дать этому парню шанс.

Глядя на него, Сергей Андреевич вспоминал свои первые годы службы, и, во многом узнавая себя, мысленно улыбался. Он думал о жизни, о том, какая же это все-таки школа. Как часто бывает, что старший товарищ, бывший сначала твоим учителем, затем другом, а когда уходит, вместо него появляется кто-то ещё совсем молодой, готовый впитывать опыт, и тогда уже ты сам становишься учителем.

И даже сейчас, когда они втроём с Катей сидели на кухне Алексея Николаевича, Сергей все ещё отказывался поверить, как быстро все произошло. Ведь, казалось, ещё вчера он сам точно также, как и Андрей, сидел перед своим будущим наставником и был согласен на все его условия. А теперь роли расставлены иначе. И все бы ничего, но Алексея Николаевича ему физически не хватало. Однако, такова жизнь, и, по-видимому, все устроено таким образом, что за отпущенное количество времени ты должен пройти все этапы становления.

Обряд посвящения прошёл на отлично, нестандартное мышление Андрея и его способность безошибочно определять психологические портреты буквально с ходу, по одному лишь выражению лица, значительно упростили процедуру и сэкономили массу времени. По завершении сего действия, претерпевшая изменения «кухонная тройка», наконец, перешла к обсуждению сегодняшнего расследования.

– Что удалось выяснить, Андрей?

– Начну с простого. Белозерова Ольга Петровна – женщина двадцати семи лет, не замужем, живет с матерью, нигде не работает, имеет ребёнка пяти лет, которого воспитывает бабушка, поскольку она ведёт разгульный образ жизни.

Ее мать терпит это все из-за внука, со слов которой все началось в студенческое время, когда дочь начала ходить по разным компаниям и, как следствие, курить, пить, ну и так далее.

Сейчас она её жизнью не особо интересуется, и, по моему мнению, была бы рада, если бы эта самая дочь вообще больше не возвращалась. Заявление подала, опять-таки, из-за ребёнка, который плакал и звал маму, а у бабушки сердце разрывалось. По-моему, субъективному мнению, это потенциально наш клиент.

– Допустим, дальше.

– По Ждановой Марине Васильевне. Возраст Христа, но до благочестивости там далеко. Живет одна, не замужем, родных и детей нет, работает бухгалтером в компании по поставке продуктов питания ООО «МаркетСайд». Соседи старики утверждают, что иногда заходят люди в странной одежде и допоздна устраивают оргии.

В розыск подала ее подруга – Пальцева Василиса Семеновна, живущая в соседнем подъезде, поскольку Марина дольше двух недель не пропадала и обычно предупреждала ее. А в этот раз она уже месяц не была слышна. Кстати, оргии подруга подтверждает. Говорит, что «Марина дико любит групповой секс», – это цитата. Фото Ждановой прилагается.

– Н-да, хороша кобылка. Такие дамы обычно страдают нимфоманией.

– Разрешите продолжить, это еще не все.

– Конечно, Андрей.

– Со слов подруги, к этому Марину приобщил ее парень, некто Данилов Вениамин Степанович. Они несколько раз виделись, выпивали. Вениамин с Мариной неоднократно пытались склонить Василису к их увлечению, но она отшучивалась. Адрес проживания Данилова выяснить не удалось, но работает он менеджером в салоне связи «Телефонист», также имеется совместное фото, что упрощает задачу его поиска.

Кроме того, Василиса утверждает, что раньше Марина такой не была, а все началось пару лет назад, с появлением в ее жизни этого ухажера, и с тех пор Марина резко изменилась. В последнее время, правда, она несколько раз сильно напивалась и в этом состоянии со слезами кидалась Василисе в объятия, говорила, что начала бояться Вениамина, особенно, после того, как увидела, чем он на самом деле занимается.

– Так, так. И чем же он занимается?

– Что-то бессвязное. Руководит филиалом какого-то мистического общества с ритуальными жертвоприношениями и прочей ерундой. На вопрос, принимает ли Марина наркотики, Василиса ответила уклончиво, мол, такого не замечала, но не удивилась, если бы узнала. Вот, пожалуй, и все.

– Ну что же, весьма содержательно, но выводы пока делать рано, всю добытую информацию необходимо будет отработать. Этим ты, Андрей, послезавтра и займешься, на завтра у нас другие заботы. А раз так, то собрание нашего «тайного общества» объявляю закрытым.

Дроздов остался доволен результатами, теперь их успешно сформированной инициативной группе есть с чем работать. Проводив Андрея, он закурил и попросил Катю сделать чаю. Оставшись вдвоем, они обсудили ситуацию с Петровским и отправились спать. Впереди предстоял эмоционально тяжелый день, необходимо было отдохнуть и набраться сил, но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Так и в эту ночь полноценного сна не вышло. Посреди ночи Екатерина разбудила Сергея, она находилась в возбужденном состоянии.

– Что с тобой, милая?

– Сереж, я вспомнила кое-что важное, и мне от этого как-то не по себе.

– Так, давай успокоимся, и ты мне все расскажешь.

– Только можно сначала кофе, все равно я уже не смогу уснуть.

– Конечно.

Сидя за чашкой кофе, Катя начала успокаиваться, то ли от самого напитка, то ли от крепких объятий Сергея. Окончательно оттаяв, она начала свой рассказ.

– Помнишь вчерашний разговор о Петровском? Мне все не давало покоя странное ощущение, что мы что-то упускаем, и теперь я знаю что. Несколько лет назад, когда я еще была студенткой дядя, крепко подвыпив, а это бывало редко – ты знаешь, поведал мне про личность этого «важняка».

Тогда Петровский не занимал такого высокого поста, как сейчас, но нервы дяде Леше трепал изрядно. В тот раз он был сильно не в духе, даже кидался посудой, хорошо я была рядом и успокаивала его. Очередной раз, запустив тарелкой, он резко изменился в лице, как-то сразу посерьезнел и заявил мне, чтобы я держалась от Михаила Степановича как можно дальше, и вообще, я зря пошла в «уголовку». Затем добавил, что знакомство с этим «оборотнем в погонах» – основная причина, почему он сделал все, чтобы никто не узнал о нашем родстве.

Кроме того, есть одна тайна, из-за которой Петровский был ему обязан, видимо та самая, о которой незадолго до смерти Алексей Николаевич сказал тебе. И тайна эта состоит в том, что, будучи сослуживцами в молодости они были не разлей вода. А потом один случай развел их в разные стороны.

Однажды Петровский сбил на машине беременную женщину и попросил своего товарища помочь замять это дело. Свидетелей не было, а женщина эта оказалась одинокой, без родных и близких. Алексей Николаевич пошел на это только из-за семьи, денег в то время не хватало, мне помогал. Повесили все на одного «барыгу». Петровский же умолчал, что сбитая особа была беременна, видать, связь с Швыдко в то время уже имелась. А когда дядя узнал правду, Петровский уже дослужился до определенных высот и совсем увяз в «подковёрных» играх. Понимаешь, Сереж, что это за человек. А теперь мне страшно, может, бросим дело «бомбейцев», пока не случилось беды.

– Никак нет. Теперь точно никак, дело чести. Вот как мы поступим. Про тебя никто не знает и это хорошо, и с завтрашнего дня ты ничего не делаешь. Твоя основная задача быть на виду у нашего коллектива, вся внешняя работа за мной и Климовым. В остальном – сценарий следующий: ты подаешь мне кофе и, по возможности, ублажаешь меня. Вопросы?

– Никак нет.

– Вот и чудненько, а теперь бегом в постель, будем снимать стресс.

Остаток ночи для этих двоих превратился в чарующее полотно, наполненное красками любви, на котором чувственными мазками в различных формах разлилась гамма откровенных ощущений, от страсти до экстаза. И в этом круговороте своих воплощенных желаний они все не могли насытиться друг другом.

13 сентября, четверг

Похоронная церемония прошла без происшествий, всякие волнения на этот счет оказались напрасны. Прощальное слово Петровский произносить не стал, лишь молча поднял пару стопок. Сергей же пребывал в подавленном состоянии, большего фарса он давно не видел. Правду говорят, что чужое горе никому не интересно, но чтобы настолько. В его хмельном от душевной боли сознании роились различного рода неприятные мысли.

Взирая на пришедших проститься, он отказывался принять, что люди разучились сочувствовать, сопереживать, сострадать чужой потере. Это насколько же сильно прогнил окружающий мир, что даже в такую трагическую для одних минуту, другие вместо поддержки и теплых слов могут говорить только о работе? В определенный момент, Сергей попросил слова, оставить забытой память об Алексее Николаевиче он не мог.

– Товарищи, вы знаете, я достаточно закрытый человек и далеко не сторонник траурных речей. Я всегда полагал, что горе молчаливо, но сегодня иной случай. Я хотел бы рассказать вам о дружбе и проводить в последний путь близкого и дорогого мне человека. Единственного человека, из знакомых мне, который был способен на самопожертвование, ничего не требуя взамен. Задумайтесь: каждый ли человек, которого вы называете другом, способен на подобное? Алексей Николаевич был именно таким, личные интересы для него всегда были второстепенны. И я не хочу говорить о нем в прошедшем времени, поскольку память о нем останется жить в моем сердце.

Сергей Андреевич закончил говорить и тяжело опустился на стул. Повисла пауза, длившаяся дольше обычного. По затуманенным взглядам было заметно, что на миг его слова достигли желаемого эффекта и были восприняты со стыдливо-тоскливым чувством вины. У каждого из них было по камню за душой, а у некоторых и не по одному. Но спустя пару минут все вернулось на свои места и закружилось в общем ритме безразличия к происходящему. Не сдерживая своих эмоций, он влил в себя очередную порцию «горькой воды», а затем направился к балкону покурить.

Уже на месте к нему присоединился молодой человек в штатском, они закурили. В процессе незнакомец представился Олегом Вячеславовичем Крупновым и попросил выслушать.

– Сергей Андреевич, у меня есть для Вас очень важная информация, касающаяся смерти Алексея Николаевича.

– Да что тут обсуждать?

– Еще как есть, думаю, Вам будет интересно. Я с недавнего времени работаю патологоанатомом в подчинении Швыдко, и вскрытие Алексея Николаевича проводил именно я. Мне стало известно, что Максим Игнатьевич в своем заключении кое-что утаил. Морозов умер не от острой сердечной недостаточности.

Эти слова моментально отрезвили Дроздова. Он было взял за грудки этого малого, но вовремя сдержался, лишь скрипнул зубами и зло уставился в даль.

– Продолжай и можно на «ты».

– Хорошо. Сергей, послушай, там не все так просто. Я понимаю, как это звучит, но Алексея Николаевича убили. На его правой стопе был след от иглы, а лабораторный анализ показал наличие отравляющего вещества в крови. Швыдко об этом умолчал и, зная его, я сразу подумал, что здесь налицо какой-то умысел. Но рассказать не решился, потому как я человек осторожный и привык на многое закрывать глаза. Но сегодня я просто не смог промолчать. Вы действительно были так близки с Морозовым?

– Действительно. Кто еще знает?

– Я же говорю, что привык просто наблюдать по жизни, не вмешиваясь. До сегодняшнего дня.

– Значит так, Олег. Я все понимаю, и ты все правильно сделал, но скажи мне свое мнение о Швыдко.

– Гнида он, что еще сказать. Но мне нужна работа, а экспертиза – это мое.

– Послушай, Олег. Парень ты, судя по всему, неплохой, раз мне открылся. И за это я тебе признателен. Но пойми одну вещь: в твоем возрасте все ошибаются, а потом наступает момент истины и приходиться делать непростой выбор, какой дорогой идти. Сейчас у тебя настает именно такое время. Есть только два пути, решать тебе, какой дорогой идти по жизни. Каждая из них по-своему терниста, но в конце либо признание, либо расплата. К чему я это все? Придет время, Швыдко я раздавлю, это я тебе гарантирую, поэтому от того на какой стороне будешь ты, зависит твоя дальнейшая жизнь. Так что, подумай.

Олегу не пришлось долго размышлять, он был согласен на что угодно, лишь бы Швыдко исчез из его жизни. На этом и порешили, встреча закончилась на том, что он будет держать Сергея в курсе возможных событий. У того же, в свою очередь, появился свой человек в логове врага. Дроздов достаточно хорошо разбирался в людях, а потому легко проникся к этому парнишке. И даже после того, как Олег дал ему свой номер телефона, осведомителем его называть что-то мешало.

Катя без особого интереса восприняла новость о новобранце, а вот известие о насильственной кончине дяди опечалила ее больше, чем сами похороны. Но все события близящегося к завершению, и без того эмоционально напряженного дня, для нее померкли, в сравнении с тем состоянием, в котором пребывал Сергей. Он настолько сильно напомнил ей ушедшего Алексея Николаевича, когда разбил пару стопок, что ей пришлось успокаивать его, как умеет только женщина.

Она все сделала сама, правда в этот раз ее не покидала мысль о том, правильно ли она поступает. Ее дядю только что похоронили, а она в постели с мужчиной, и пусть она его желала всей душой, но подобное ей приходилось видеть только в кино.

Как ни странно, подобные мысли уже посещали и самого Сергея, но он быстро с ними справился, эротические забавы помогали успокоить душевную боль, горе и чувство вины.

В конце концов, они уже были двумя влюбленными людьми, а потому всячески старались помочь справиться с общей потерей, и, несмотря на то, как быстро завязались их отношения, они уже боялись потерять друг друга.

14 сентября, пятница

Климов с раннего утра начал отработку загадочной личности Данилова. Единственная имеющаяся зацепка – работа в «Телефонисте» добавила рутины, таких офисов по всему городу оказалось порядка трехсот. На обзвон всех в одиночку ушел бы не один день, поэтому пришлось подтягивать Катю.

Дроздов, помимо руководящей работы, занялся поиском всех официально зарегистрированных на территории Москвы и Московской области различного рода религиозных и эзотерических обществ и образований. Сама затея была глупой, но чем черт не шутит. В совпадения он не верил, порой их попадалось столько, что он склонен был выстраивать из них закономерности.

На своем жизненном опыте и, благодаря определенным навыкам, он не раз убеждался в том, что для того, чтобы выстроить причинно-следственную цепочку, необходимо обладать еще и достаточно развитой интуицией.

Следуя этому принципу, Сергей не раз совершал невозможное. За свою карьеру он раскрыл немало запутанных дел, из-за чего слыл среди своих коллег человеком, для которого не существует никаких загадок. Закономерное повышение по службе нисколько не радовало его натуру, поэтому он так уцепился за «бомбейское» дело и не хотел его упускать.

Кроме того, желание раскрыть его в память об Алексее Николаевиче, стало для него навязчивой идеей, избавиться от которой он был уже не состоянии. Одержимый стремлением, во что бы то ни стало, попутно утерев нос Петровскому, по возможности, покарать за все содеянное эту сволочь, Сергей уже практически не сомневался, что нить от убийства Морозова приведет именно к нему. Однако, он прекрасно понимал, что преследуя свои сугубо личные мотивы, может пойти по ложному следу, а потому решил в первую очередь растормошить это осиное гнездо во главе с генерал-майором, продолжая расследовать «бомбейское» дело.

Количество зарегистрированных религиозных организаций по последним данным насчитывалось добрых семь сотен, двести двадцать семь из которых можно смело исключить по причине их отношения к православию. Повинуясь внутреннему голосу, Сергей исключил еще двести шестьдесят три, оставалось примерно двести. Торопиться было некуда, с ними необходимо будет хорошенько поработать.

По внутреннему телефону Сергей поинтересовался как успехи у Андрея и попросил зайти Катю, но услышав ответ, он не поверил своим ушам. Когда он повесил трубку, события завертелись в бешеном ритме. Через минуту в его кабинет ворвался взволнованный Климов, сбивчиво пытающийся объяснить, что он ничего не мог поделать.