Было полнолуние, Вениамин пригласил своих адептов, и все покровы были сброшены. Они всячески старались сделать все по доброй воле, благо наше состояние располагало. И, если в случае с Мариной, это был вообще не вопрос, то со мной все обстояло несколько сложнее. Хотя я плохо помню произошедшее. Были свечи, какие-то слова на незнакомом мне языке, песнопения. А потом – оргия. Меня пришлось брать силой, но в какой-то момент мне смутно показалось это интересным.

Наутро мне стало невыносимо стыдно, ведь я никогда не отличалась таким поведением. Все это было так противно, что я высказала Марине то, что думаю об этом, и про ее образ жизни, наговорила всяких гадостей и даже угрожала, что пойду в полицию снимать побои. На что она заявила, что в следующий раз Вениамин закопает меня живьем. После этого мы долгое время не общались, пока она не пришла ко мне с подбитым глазом, показала синяки на груди и сказала, что стала бояться за себя.

Сергей слушал монолог Василисы с пониманием, не перебивая, а лишь наполняя стопки, когда она от излишних переживаний ненадолго замолкала. Он видел, как тяжело дается ей этот разговор, но сочувствия не выказывал, поскольку знал, что жалость может стать причиной больших эмоциональных переживаний, а тогда Василиса обязательно упустит что-нибудь важное, как упустила, когда рассказывала то же самое Андрею, который, не стесняясь начальника, называл ее Лисенком.

Андрей со своей стороны старался вести себя также, а потому просто молчал, и часто курил, понимая, что хуже уже не будет. Слезы у его Лисенка уже прошли, он верил в это всем сердцем. Он также чувствовал, что отношения, завязавшиеся из жалости, скорее всего ни к чему не приведут, но отказать себе в удовольствии пусть немного побыть счастливым он не желал. Такие короткие минуты счастья в жизни простого «опера» особенно ценны и помогают не оскотиниться.

Дроздов сам был таким, и Катя также стала его спасением, поэтому ему оставалось только порадоваться за товарища. А думать о том, что все это однажды может закончиться, совершенно ни к чему. Это будет потом, если будет. А сейчас Лисенок в центре внимания, и посторонние мысли надо гнать к чертям. А еще говорят, что это только у женщин мусор в голове. У мужчин хлама не меньше, а у него с Андреем может даже и побольше, чем у его дамы сердца.

– И ладно бы побои, такого и раньше хватало. Мужиков она особо не выбирала, очень уж падка была на внимание противоположного пола. А тут страх в глазах, это было очень непохоже на Марину. Ее отношение к Данилову изменилось, когда она узнала, что деятельность его секты не ограничивается одними оргиями. В особые дни еще приносились жертвы, правда сама она видела только, как они убивали животных. Но такие зверства настораживали, а сам Данилов, будучи пару раз в невменяемом состоянии, уверял, что иногда животными дело не заканчивается.

Сначала она сомневалась в этом, но потом сама стала замечать, что в их загородной резиденции часто содержались молодые девушки, которых использовали для своих утех приверженцы этого культа. Все бы ничего, но вот только девушки время от времени исчезали, а вместо них привозили других. Все они были под действием какого-то наркотика, подавляющего волю. Все было, как в тумане и напоминало съемки какого-то фильма, слишком далеко от реальности было происходящее.

Поначалу Маринка думала обратиться в полицию, настолько она была шокирована происходящими событиями. И, может быть, ее бы это спасло, но в последнее время к ним зачастили разные высокопоставленные лица, чаще это были люди в форме, но и «пиджаки» заглядывали. А началось все с визита питерской (как она поняла из подслушанного разговора) полицейской шишки, который вел себя как хозяин и Данилов даже получил от него несколько раз по физиономии. После такого, по ее мнению, глупо было высовываться, и оставалось рассчитывать на чудо. Но его не случилось. А дальше стало еще хуже.

Данилов стал совсем неуправляемым, его руководство вынуждает провести проверку кадров. Каждый должен доказать свою преданность их делу и лично устранить одного из врагов культа по списку. Как следовало поступать с несогласными, думаю, понятно без слов. Марине достался подполковник Морозов, которого следовало тихо и незаметно уничтожить, сделав укол какого-то секретного вещества. И она с блеском выполнила задание. Только не учла одного, что сама стала разменной монетой в этой жестокой игре. Сергей, теперь Вы понимаете, почему я вначале не все рассказала? Мне стало страшно, и практически в каждом сотруднике полиции видела оборотня.

– Понимаю, Василиса. Более того, если быть объективным это и сейчас мало, что меняет. Разве что, теперь все стало гораздо опаснее, чем мы себе могли представить. Но ничего, будем думать.

20 сентября, четверг

(утро)

Сергей заночевал у ребят, по обыкновению засиделись допоздна. Ситуация обязывала, а общение располагало. Много разговаривали, много курили, выпивали, дошло даже до застольных песен. Очень ему понравилась Василиса, выбор Андрея был одобрен. Улеглись под утро. Но в их работе это являлось скорее правилом, чем исключением. В восемь утра все уже были на ногах, но кофе допить Дроздову не удалось. Позвонил Петровский, будь он неладен.

– Встать по стойке смирно, Петровский на проводе!

– Здравия желаю, Михаил Степанович!

– И тебе не хворать. Пять минут на сборы и ко мне, машина под дверью.

– То есть как это под дверью? Под какой дверью?

– Под той, где ночевал, Сергей Андреевич. Климову привет!

Опасная догадка ударила Сергея не хуже крепкого приема, но по глазам Климова он понял, что тот не в курсе и не сдавал его. Оставалось принять, что Петровский с самого начала его пас. Твою мать, подумал Сергей, встреча обещает быть неприятной. С другой стороны, может так оно и лучше. Приготовившись к худшему (доигрался, блядь), он вышел из дома.

Черный кортеж действительно его ждал, он до последнего отказывался в это верить. Но чудес не бывает. Значит все, вот так и устраняют лишних людей. Жалел он только об одном: не попрощался с Катей. Внутренний голос молчал, но Сергей уже настроил себя на худшее. Валить его никто не будет, но наверняка закроют. Круто играют, ребята.

Всю дорогу до главного управления он пытался просчитать, о чем может знать Петровский. Но это было также глупо, как надеяться на то, что ему и на этот раз удастся выкрутиться из этого переплета без особых потрясений. К черту! Была, не была! Все равно он себе не изменит и останется на стороне правды.

Поведение Петровского оказалось странным. Молча протянул руку, молча налил Хэннеси, изучающе посмотрел в глаза.

– Рассказывай, Сережа.

– Что рассказывать?

– Хорошо, начнем по-другому. Ты действительно думал, что я такой лопух? Не знаю, что ты там задумал?

– Кто меня сдал?

– Дурак ты, честное слово. Пацан. Если бы я не знал, что ты за фрукт, уже бы раздавил. Но я предлагаю тебе сотрудничество. И это в твоих же интересах.

– Вот, значит, как мы заговорили. А душу мне вам не продать, или, думаете, я не в курсе ваших делишек?

Сергей решил идти ва-банк, ему ничего больше не оставалось, и по-другому он не мог. Но искренний смех Петровского его быстро отрезвил. Не на такую реакцию он рассчитывал.

– Не знаю, что ты там себе нафантазировал, но не будь глупее, чем ты есть на самом деле. Не заставляй меня разочаровываться в тебе. И будь спокоен: тебя никто не сдавал, разве, что ты сам своим поведением. Просто мои ребята за тобой присматривали.

– Ничего не понимаю.

– Давай-ка мы с тобой успокоимся, еще хлопнем, а потом… Да сядь ты уже. А потом я расскажу тебе все, что могу. Ты увяз в фантазиях, парень.

После третьей стопки Сергей начал понемногу остывать. Петровский же больше не давил, видел, что Дроздов не в своей тарелке.

– Давай я сам начну, не возражаешь? Сразу тебя успокою насчет Климова и Пальцевой. Посуди сам, пока тебя не было, мы могли бы их уже несколько раз схоронить. Это первое. Если бы нам надо было на тебя надавить, мы бы действовали через твою Катю. Это второе. Ну и наконец, все не так, как тебе кажется, но это от недостатка осведомленности. В нашем мире информация имеет определяющее значение. Скоро ты узнаешь больше, но сначала поговорим о том, что тебе рассказала Пальцева. Только без глупостей.

Пока Петровский говорил это, Сергею пришлось признать, что в его словах был смысл. Правда понять это до конца не получалось, он продолжал сопротивляться. Но решил сказать правду, так как, судя по всему, Петровскому уже и так все известно, а если нет – нелишним будет понаблюдать за его реакцией. Пересказав историю Василисы, Сергей отметил, что, как и ожидалось, ничего нового генерал-майор от него не услышал.

– Хорошо. Теперь рассказывай про своего Сан-Саныча, а чтобы ты не сочинил лишнего я тебе помогу. Драгунов твой и есть та самая питерская «полицейская шишка», заглядывавшая к сектантам.

Сергей стиснул зубы. Теперь понятно, к чему это все. Так вот как они работают, гады. Завербовать меня решили, благо рычагов воздействия полно.

– Не веришь?

– НЕТ! – рявкнул Сергей.

Петровский улыбнулся, снова налил и положил перед ним папку.

– На, смотри! Только выпей сначала, легче будет.

Сергей сразу догадался, что там обнаружит. Долго не решался заглянуть. Петровский терпеливо ждал. Наконец открыл. Некоторые кадры вызвали изумление, а простого обитателя планеты Земля данные сюжеты могли бы и вовсе шокировать. Поскольку поверить в происходящее на фото было сложно, разум сходу подкинул спасительную мысль – фотошоп. Грязно играют. Но следующая порция визуализированного информационного потока убедила в обратном. Результаты работы «наружки» подделать нельзя. Финальный гвоздь вбила фотография, запечатлевшая встречу Сан Саныча и Данилова.

Дроздов закурил без разрешения, пока дымилась сигарета изучающе смотрел на Петровского. Тот не предпринимал никаких действий, знал, как это бывает, когда рушится картина мира. Петровский заговорил первым.

– Понимаешь теперь, почему я тебя отправил в Питер? Ладно, для начала хватит. Пока отдыхай, а в девятнадцать-тридцать за тобой заедут. Вечером идем в баню, там все и расскажешь. Задашь вопросы, на что смогу отвечу. Обдумай пока, вспомни все, о чем говорили с Драгуновым, как он реагировал. И не вздумай ему звонить. Больше никаких промахов!

(вечер)

Встреча с Катей прошла тепло, она шла на поправку и уже начала ходить. Съездили в кафе, поговорили. До нежностей не дошло, все мысли Сергея были заняты другим. Катя это видела, но с расспросами не лезла. Уже к вечеру многое из поездки в Питер Сергею казалось подозрительным. Какой же он все-таки глупец, а еще начальник. Взвесив все, что ему удалось узнать сегодня, он был готов поверить Петровскому. Но оставалось кое-что, что тяготило и останавливало от этого поспешного решения.

По приезду в баню оказалось, что Петровский уже час как находился там и заканчивал еще одну встречу. Сергей париться любил, но все никак не мог понять страсть высоких фигур к проведению переговоров в подобном обстановке. Ну и бог с ними, спишем это на возраст и статус. Все-таки старая школа как-никак, у них все по-другому.

Генерал-майор попросил подождать в бильярдной, воспользоваться баром строго рекомендовалось. Атмосфера в комнате отдыха оказалась сугубо деловой и в то же время исключительно умиротворяющей. В таких условиях могли решаться любые вопросы, и решались они неспешно и обстоятельно, что гарантировало исключительный результат. Петровский знал, что делал. Он позволил Сергею достичь необходимого состояния и ровно через двадцать минут сам заглянул к нему. Затягивать с ожиданием тоже было нельзя.

– Сидишь?

– Сижу.

– Вижу обдумал, но о делах позднее. Сперва в парилку.

В святая святых Сергей сначала расслабился, а потом накатила грусть. Вспомнилось, что в последний раз так хорошо он сидел с Алексеем Николаевичем, а как ему относиться к Михаилу Степановичу он еще не знал. Поэтому полностью отдаться во власть банной неги у него не выходило. Естественным образом данный факт не смог остаться незамеченным, опытного взгляда старшего по званию было достаточно, чтобы просчитать все без лишних слов.

– Сергей Андреевич, давай начистоту. Предлагаю сразу оставить все наши разногласия в этом месте. Знаю, о чем хочешь меня спросить и разрешаю. Но этот разговор должен состояться здесь и сейчас. В дальнейшем мы к нему возвращаться не будем. Идет?

– Идет. Кто убил Морозова?

– Ты уже знаешь. У нее не было другого выхода, но ты должен понимать, что, если бы она это не сделала, это все равно случилось бы. Она слишком любила себя и готова была на все лишь бы сберечь свою шкуру. Поверь, и подругу бы свою в расход пустила, не задумываясь. Только не понимала, что в таких делах лишние свидетели не нужны, поэтому исполнители устраняются в первую очередь.

– Почему Вы не помешали?

– Если я скажу, что просто не успели, ты поверишь?

– Не знаю.

– Ну, хотя бы честно.

– Могу я спросить: откуда информация?

– Извини, свои источники я не имею права раскрывать. Можешь винить меня, если тебе так будет легче, но мне бы не хотелось. Мороз, конечно, был занозой, и у нас порой были непростые отношения, но если мы будем устранять свои кадры без разбора, то, чем мы будем отличаться от тех, с кем боремся?

– Личные мотивы никто не отменял.

– Понятно. Много он тебе успел рассказать?

– Достаточно.

– Так мы ни к чему не придем. Послушай, нашу кухню ты знаешь, грязи здесь хватает. Но кто-то ведь должен говно лопатой месить? С Николаичем у нас было разное понимание этого, с тобой, как вижу, тоже. Но это пока. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Я вот иной раз думаю, как бы у нас с ним все сложилось, если бы не тот случай на дороге. Мы были молоды, часто ошибались. Но ведь именно это нас и определяет. Да, у нас были разные дороги, но дело то одно. Просто каждый действовал в рамках своей совести. Я не лез к нему, он старался не лезть ко мне. Но лично у меня никаких обид не было. Лишние эмоции в нашем нелегком деле не нужны. Еще вопросы есть?

– Пожалуй, нет.

– Тогда пойдем, помянем и за дело.

За партией в бильярд Сергей поведал о своей питерской поездке. Долго сокрушался, что не рассмотрел в своем товарище «волка в овечьей шкуре», хотя изменения были налицо. Отметил также его тонкую психологическую игру. Он больше слушал и умело дергал за ниточки, в то время как Сергей видел врагов совсем в другом месте. Единственное, что ему оставалось непонятным, зачем Сан Саныч завел беседу про взятки.

– Ну, это просто, Сереж. Могу я тебя так называть?

– Валяйте!

– Вот и хорошо. Быстро схватываешь. Так вот, если наши источники не врут, то он в этой игре не главный и опасается, что тебя могут перекупить. Ведь такие люди, как он, привыкли мерять по себе. К тому же, похоже он боится тебя потерять. А ты ему, по-видимому, зачем-то нужен. Не понимаешь? Хорошо, постараюсь объяснить.

Сначала ответь, думаешь, раньше он был другим? (Сергей повел плечами). Это вряд ли, Сереж, люди не меняются. Просто не сразу проявляются, а, как правило, под воздействием тех или иных обстоятельств, которые выступают в качестве катализатора. Ты этого видеть не мог, поскольку он был тебе другом. Но здесь, как в любви, грань тонкая. Часто бывает, что сегодня друг, завтра враг. А бывает и наоборот.

Переглянулись, выпили. Петровский продолжил.

– Идем дальше. Следует учесть еще один немаловажный момент, а именно личностную деформацию. Говоришь, раньше он был прижимистее, а сейчас заметно распущен в своем благосостоянии? Понимаешь, о чем я? Когда люди становятся зажиточнее, грани стираются, зачастую они теряют свое лицо. А дальше, уверившись в своем превосходстве, и человеческая жизнь перестает представлять для них ценность. Остается лишь одно, что удерживает таких представителей рода человеческого от потери этого самого человеческого облика – их близкие.