Пролог

Я самый прекрасный ночной цветок дома Наслаждений в приграничном та́ху Са-ах. Мой дар – управлять чужими эмоциями, что получается у меня даже лучше, чем управлять своими. Уж поверьте, навязывать кому-то посторонние эмоции намного проще, чем справиться с собственной… истерикой.

– Да, да, дааааа! – нет, что-то ни то. – Я! Я! Я! О май гад! – вообще не в тему. – Возьми меня. Ну возьми же… – и хрясь его подносом по башке! Ой не попала.– Ай, ай, ай… Да больно же! – пытаюсь я вывернуться из цепких пальцев одного из самых наглых представителей мужского населения таху.

Кто-то вовремя стучит в дверь. Мы замираем, я едва могу отдышаться.

– У вас всё в порядке? – спрашивает, не открывая двери, моя прилюбезнейшая работодательница, нуа-Киа́ла. Уверена на все сто, что ее беспокоит вовсе не порядок в ее лучшем доме Наслаждений для местных богатеньких аборигенов, а не прибью ли я в пылу схватки одного из ее покровителей. Точнее младшего сынулю одной из правящих семей Са-ах.

– Нормально, – пыхчу я, но понимаю, что ответила слишком тихо и вряд ли меня расслышали за толстой деревянной дверью, такие пропускают только вопли. Наверное, я переусердствовала, раз хозяйка услышала.– Всё хорошо! – ору во всю глотку и чувствую, как чужие лапы на моем теле сжались крепче, хотя сам их владелец аж вздрогнул от неожиданного вопля.

Я хитро улыбнулась, зная, что он не видит сейчас моего лица, возвышаясь надо мной двухметровой детиной, а при моем росте в 165 сантиметров, максимум куда его глаза и смотрят, так это в глубокий вырез моего полупрозрачного балахонистого халатика. Хотя может он джентльмен и смотрит на мою светловолосую макушку? Ага, как же! Его ручищи медленно, но уверенно поползли к моей груди. Не устоял!

– Ну, куда ты так спешишь, – бью я его игриво по одной из ладоней.

За дверью тишина. Или хозяйка удалилась, успокоенная моим громким и уверенным ответом, или ждет исхода.

– Уууу, какая ты горячая! – пыхтит это нечто мне куда-то в район уха.

А он чё думал, я холодная? Полудохлая тушка? Зачем тогда вообще припёрся?

Я разворачиваюсь в его руках, заглядываю в черные глаза, затуманенные похотью, нежно пробегаю пальчиками по плечу, шее, касаюсь его губ, чувствую, что если затянуть дольше, то он мне или ребра, к такой-то маме, сломает, или, как минимум, с синяками буду неделю ходить.

– А ты любишь горячих и страстных?

– А кто таких не любит, – ухмыляется он и наклоняется, явно собираясь поцеловать.

Вообще странно, что мы до сих пор стоим на ногах, а не валяемся где-нибудь между входной дверью и кроватью. Почему-то младших сынков чаще всего хватает на пару шагов и меня уже пытаются завалить, как дичь на охоте.

Я вовремя прикрываю его рот ладонью и, обманчиво разыграв смущение на лице, произношу последние шаблонные фразы:

– Ой! Ну что ты всё спешишь и спешишь. Целая ночь впереди, – и вот он уже, пошатываясь, двигается назад, прямиком к огромной кровати на низких ножках. Валится на постель плашмя, не выпуская меня из рук, и с самым, что ни на есть, блаженным выражением на лице уносится в мир грёз.

– Бедолага, – вздыхаю я и, сбросив его руки с себя, встаю.

Поправила халатик, собрала растрепавшиеся волосы в пучок, разыскала свои тапочки в разных углах комнаты и, подхватив их, с гордо поднятой головой выплыла в коридор.

– Шустрая, – нуа-Киала даже не смотрит на меня, а лениво рассматривает свои аккуратные ноготочки, покрашенные в ее излюбленный бархатно-синий цвет. – Могла бы мальчишке подарить чуть больше времени.

– А я бы и подарила, если бы они не лезли на меня, словно кони в период размножения на кобылу, – отфыркиваюсь я. – На сегодня всё? Я свободна?

– И куда это ты собралась?

– Спать. Куда же еще? – удивлено взираю я на непривычно недогадливую хозяйку.

– Сын Архов здесь.

Я вздрагиваю. И сама не знаю, то ли от предвкушения, то ли от страха.

_________________

Таху – слово «город».

Нуа – уважительная приставка к имени богатой или влиятельной женщины.

Глава 1

Яркое светило медленно скатывалось к горизонту, освещая безжизненную пустошь, растянувшуюся во все стороны, куда только мог достать взгляд живого существа. Длинное ущелье было единственным местом, где наружу всё еще пробивалась вялая растительность и можно было отыскать между огромными валунами или в неглубоких горных нишах скудную тень. Ветер завывал, будто раненый зверь и подымал в небо пыль, не позволяя дышать глубоко и ровно.

Двое мужчин лежали бок о бок на земле на одной из возвышенностей и пристально наблюдали за ущельем, точнее за тем, что там происходило. Их песчаного цвета одежда и обувь сливались с обезвоженной почвой пустоши, головы были покрыты платками, скрывающими и часть лица; смуглая кожа приобрела красноватый оттенок и покрылась тонким слоем пыли. Их сложно было заметить. И единственное, что могло привлечь чужое внимание – блеск металла. Но оружие было спрятано в кожаных ножнах на поясе, да и в наличие оно было только у одного – у того, кто выглядел старше, опытнее и заметно собранней, чем его товарищ.

– Брат, ты видишь ее? – прошептал младший.

– Да, – был спокойный ответ.

– Где? – мужчина необдуманно приподнялся на локтях, едва не выдав их обоих.

– Голову опусти, – зло прошептал старший.

Прошло какое-то время. Мужчины продолжали наблюдать. А внизу в это время, не подозревая, что за ними ведется наблюдение, отдыхали наёмники со своим товаром – похищенные молодые женщины для работорговли.

Семь молодых темноволосых женщин сидели на голой земле, прижимаясь друг к дружке. Их одежда превратилась в пропыленные тряпки, руки связаны, на тонких шеях болтались ошейники из кожи. Лишь одну держали отдельно от остальных – двое мужчин удерживали женщину за тонкие, но крепкие цепи, прикованные к обручам на ее запястьях, одетые поверх длинных перчаток из грубой ткани. К ошейнику была прикреплена еще одна цепь, но сейчас она болталась без надобности, запутавшись за лодыжку рабыни. Женщина стояла на ногах, руки широко разведены в стороны, светлые волосы висели грязными паклями и казались серой немытой массой, платье превратилось в лохмотья, даже хуже, чем у остальных. Она и сама выглядела намного хуже, словно ее ведут по пустоши уже нескончаемое количество дней. Но женщина отличалась не только внешне, она и вела себя иначе, в ней будто бушевало пламя жизни, неугасаемое сопротивление.

Ущелье то и дело оглашали гневные крики, на смеси кирео́рского и еще какого-то языка.

– Дэ́миян, ты когда-нибудь видел таких самоуверенных рабынь? – прошептал младший.

– Скорее уж глупая, а не самоуверенная.

– Жаль. Убьют ее. Не успеем, – вздохнул мужчина, стянул платок с лица и почесал заросшую черной бородой щеку, затем попытался продолжить разговор. – А может…

– Даже не думай! Мио́ри важнее, – остудил его старший, при этом даже не отвёл взгляда от происходящего в ущелье, но будто бы машинально проверил на месте ли его клинок и, нащупав рукоятку, обмотанную тонкими полосками кожи грубой выделки, немного расслабился.

Мертвые земли Ада́нии пользовались спросом лишь у тех, кто желал пройти незамеченными мимо территорий одного из самых могущественных народов мира под названием Тэнэки́я – кирео́ров. Кире́я – земли, принадлежащие киреорам – славилась своей силой. Их боялись и уважали практически все. С ними могли соперничать немногие, но и те старались поддерживать дружеские союзы, чтобы не увязнуть в очередной нескончаемой войне.

Мир был шатким, но он того стоил, а мелкие стычки, особенно на приграничных территориях никого не волновали. А если они происходили еще и в землях, которые давно никому не интересны, то тем более всем было не до них. Зато многие пользовались этими самыми ненужными и заброшенными территориями. Как, к примеру, ущелье, которое когда-то было глубоководной рекой, если верить древним летописям ада́нского народа, покинувшего эти места много полных круговоротов Тэнэкии вокруг ша-а́х.

Путь через ущелье считался самым коротким, от того наиболее привлекательным для наемников. Именно поэтому мертвые земли и особенно такие места, как ущелье, хоть и не часто, но проверялись хранителями границ Киреи – дага́лами. А какие-то там наемники были им не ровня, пускай даже самые умелые, сильные и кровожадные.

Двое наблюдателей были именно этими самыми хранителями границ, а старший к тому же занимал высокий статус – кэ́я дагалов. И сейчас его в большей мере волновала не намечающаяся потасовка с наемниками, не рабыни, за которых он получит приличную надбавку для своих людей, когда доставит их в Са-ах (один из четырех приграничных таху Киреи), а лишь одна из похищенных и один из сопровождающих.

Рабыней была их подруга, которую похитили по дороге к таху. Для кэя Дэмияна Миори еще и как младшая сестра, поэтому он никогда бы не оставил ее в беде. Не смог бы забрать сейчас, значит, отправился бы следом и выкупил.

Но его также и заинтересовал незнакомец, сидящий верхом на мощном и слегка неповоротливом с виду животном – талэ́ку – чьи чешуйки блестели под лучами небесного светила, как отполированная сталь. Мужчина был одет иначе, чем наемники, у него единственного был талэку, и он единственный прятал лицо под шуа́рой – платок, которым киреоры покрывали голову и прятали нижнюю часть лица от ветра и палящего солнца. А еще он явно не главный, того кэя приметил сразу, однако его похоже или уважали, или, возможно, побаивались, поэтому сторонились.

Молодой дагал неловко дернулся и задел локтем кэя, вырвав того на время из его размышлений, но старший лишь скосил глаза в сторону и снова уставился на ущелье.

– Прости, Дэмиян, – поспешил извиниться за свою неуклюжесть младший и еще усерднее изобразил на лице каменную маску наблюдателя, хотя на самом деле язык так и чесался закидать старшего вопросами насчет происходящего внизу.

А внизу всё никак не могли угомонить смутьянку-рабыню. Из милого ротика лился такой поток отборной ругани, что если бы каждое слово можно было понять, у мужчин бы уши завяли.

– … Слышь, ты, садист, даже не думай сваливать, я ж все равно до тебя доберусь. Причиндала все твои своими же руками пооткручиваю. Да, отпустите вы меня!

– А рабыня-то с характером, – не выдержал, наконец, младший их молчания. – Правда, ни слова не понял. Ругается или проклинает?

– Нет. Счастья и здоровья желает.

– Аааа, – протянул он задумчиво и тихонько прошептал: – Не хотел бы я услышать такие пожелания в свою сторону.

– Эй! Куда пошел?! Я с тобой говорю! Да отпустите вы меня! Мне надо с этим … как его там… поговорить.

Смутьянку удерживали, но очевидного вреда ей никто не причинял, что еще больше удивляло молодого дагала. Если ей и было больно, то лишь из-за ее же дёрганья на месте.

– Интересно, кто она, – пытался рассмотреть рабыню младший. – На наших женщин не похожа.

– Не знаю.

– У нее вроде волосы светлые…Или из-за пыли такие?

– Не отвлекайся! – зло рыкнул на младшего старший.

– Прости.

Для молодого дагала это был третий опыт похода в мертвые земли, и первые два принесли увесистые мешочки рахи́ров, когда они отбили у наемников их товар и доставили рабынь в Са-ах. Но он был в большей мере заинтересован в приобретении опыта и наблюдениях, чем в наживе. Не копил и не отправлял семье заработанные рахиры, как делали это остальные, а спускал весь свой заработок в домах Наслаждения и на необходимые товары для своего ремесла – лекаря.

Толковый лекарь – затратная профессия, так считал он сам. Но толковый лекарь еще и очень ценен, особенно в трудных пеших походах, именно поэтому кэя до сих пор терпел все его выходки, а не прогнал прочь. И оба знали об этом. Хотя большинство считало, что причина в их родстве, и яро это обсуждали в свободное время. А чем не тема для разговора, когда собирается мужская компания под бутылочку крепкого киреорского пойла, доступного каждому, у кого хоть немного звенит в карманах. Да и не со зла дагалы обсуждали кэя и лекаря, а ради забавы. И кто вообще сможет обойти стороной такую интересную тему, как близкое кровное родство с разным социальным статусом, где занимающий более высокое положение вроде как подчиняется тому, кому не должен. Хотя «подчиняется» – это было громко сказано. Но то, что кэя и лекарь братья, знали все без исключения.

– Страстная. Мне бы такую, – раздался мечтательный голос младшего. – С ней не соскучишься.

Кэя на мгновение замер, не веря своим ушам, затем повернул голову, глянуть на непутевого брата, возомнившего, что ему пора обзавестись дурной на всю голову рабыней.

– Ария́р… тебе отцовских рабынь и домов Наслаждения мало?

– Мало! – заявил уверенно. – Пора себе постоянную женщину найти.

– Ты еще о гара́е мне начни петь.

– А почему бы и нет? – улыбнулся младший замечанию старшего.

Рассматривая заинтригованное происходящим в ущелье лицо их молодого лекаря, кэя неодобрительно покачал головой, и тут же следом полетела смачная затрещина по бестолковой башке. Кэя с удовольствием приложился ладонью к затылку, спрятанному под пропыленным платком.

– Ай!

– Не отвлекайся! И поправь шуару. Кто ее так заматывает, – бурчал он недовольный поведением своего родственника и по совместительству подчиненного, за которого нес ответственность не только перед семьей, но и перед ушедшими в мир бестелесных теней предками* – все-таки наследник, а не абы кто.

– Прости, прости, – шептал виновный и тщетно пытался спрятать лицо под тканью, как это было у его кэя.

– Из-за твоей болтовни нас заметят, а Бэгу́ру еще нужно время обойти ущелье. Хочешь оставить Миори на попечение этих зверей в тряпках?

– Нет.

– Тогда молчи и следи в оба.

Прошло некоторое время, и снова раздался тихий шепот:

– А на кого она всё же так злится?

– Я сам пытаюсь понять кто он.

– Но явно не на их главного. Тот вон, в сторонке сидит, и она на него даже не смотрит. Я же прав?

– Да.

Младший верно подметил: рабыню интересовал не главный среди ее похитителей, и не один из подручных главного, а тот же, кем заинтересовался кэя.