Глава 3

Как и у всех, ну, почти у всех девушек ее возраста, у Лили Стасовой была своя тайна. Девичьи тайны бывают маленькими, большими или страшными. Лилина тайна была вовсе и не страшной, а маленькой и даже немножко смешной, но она все равно была и выступала в роли далеко не последнего аргумента в момент напряженных раздумий на тему: быть ли напуганной убийством студентки с соседнего потока и сидеть дома или все-таки ходить в институт на занятия.

У тайны не было имени, но было условное название «Этот в костюме». Лиля была девушкой наблюдательной и давно уже заметила, что мужчины в хорошо сшитых и ладно сидящих костюмах встречаются в метро крайне редко, даже можно сказать, что и не встречаются вовсе. Они ездят на машинах. А те, которые в метро и троллейбусе, те все больше в джемперах и куртках, а если в костюмах, то в каких-то не таких. Этот же, ставший ее маленькой тайной, был не просто в костюме, а еще и в роскошном кашемировом пальто, расстегнутом и позволяющем обозреть не только шелковый шарф от Кензо, но и ослепительную сорочку, и галстук от Версаче, и жилет. Конечно, о том, как сидит на его фигуре костюм-тройка, можно было только догадываться, но судя по идеально отглаженным брюкам, сверкающим ботинкам и безупречной стрижке, на таком мужчине костюм не мог сидеть плохо просто по определению.

Тайна появилась у Лили примерно неделю назад, когда она, ожидая поезда, впервые заметила мужчину в кашемировом пальто на платформе метро. Наверное, она не смогла скрыть свой заинтересованный взгляд, и мужчина его перехватил, потому что слегка улыбнулся. Ей стало неловко, она прошла дальше вдоль платформы и отвернулась, ругая себя за несдержанность. Лиле казалось, что она отошла от мужчины достаточно далеко, поэтому девушка страшно удивилась, когда села в поезд и через несколько секунд увидела его в том же вагоне. Он стоял неподалеку и читал какие-то бумаги.

На «Чистых Прудах» ей нужно было делать пересадку. Лиля стала протискиваться к выходу, и кто знает, сознательно или нет, но выбрала она именно ту дверь, путь к которой лежал мимо того мужчины. Когда она поравнялась с ним, он не оторвал глаз от своих бумаг, однако же в тот момент, когда двери открылись и пассажиры стали вываливаться из вагона, она быстро обернулась и поймала его взгляд и ту же едва заметную улыбку. Он все-таки посмотрел на нее. Или ей вслед?

Лилю охватило смущение, которое, впрочем, прошло уже минут через пять, а еще через пятнадцать она и думать забыла о красивом пассажире в дорогом пальто. А на следующее утро снова увидела его на платформе в метро. Она замедлила шаг и постаралась рассмотреть незнакомца как можно подробнее. Вот тогда и отметила она и отутюженные брюки, и сверкающие ботинки, и стрижку, и лицо, которое ей ужасно понравилось, и даже цвет глаз. Самый, надо сказать, обыкновенный цвет, серо-голубой, ничего выдающегося. Лиля снова прошла мимо него. А он снова улыбнулся ей и легонько кивнул, словно приветствовал старую знакомую. Девушка решила не выпендриваться и улыбнулась в ответ. И снова они ехали в одном вагоне, и он читал свои бумаги, а Лиля – конспект по истории, и снова она обернулась при выходе на платформу, и снова поймала его улыбку и взгляд. Она приподняла руку и сделала едва заметное движение пальцами, мол, пока, до завтра. А он еще раз улыбнулся и кивнул.

Назавтра все повторилось. Они по-прежнему не разговаривали друг с другом, мужчина не делал ни малейшей попытки познакомиться с ней, но улыбался и кивал, а Лиля в ответ тоже улыбалась и махала пальчиками. И было в этом что-то невероятно волнующее и пронзительное, такое, от чего дух захватывало куда больше, чем от поцелуев с однокурсником, в которого Лиля влюбилась перед самым Новым годом, а через месяц остыла.

А потом случились выходные. Мужчина в пальто и костюме не выходил у Лили из головы, и больше всего на свете на протяжении двух суток ее интересовал вопрос, появится он в понедельник в метро или нет? Она была девушкой рассудительной и понимала, что такой мужчина не может ездить в метро всегда. Скорее всего, у него машина в ремонте, или водитель внезапно заболел, или ему по каким-то причинам нужно успеть доехать, минуя утренние пробки, а всем известно, что на метро получается куда быстрее. Или еще какие-то обстоятельства сложились таким образом, что он не ездит на машине. Но это временно, и весь вопрос в том, насколько долгим окажется этот «временный» период. Иными словами, сколько еще раз сможет Лиля пережить эти необыкновенные мгновения, позволяющие ей почувствовать себя героиней романтического кино и дающие почву для стыдливых, робких, а порой и отчаянно смелых мечтаний. Ну так, совсем чуть-чуть, пять минуточек перед сном. Она же взрослая рассудительная девушка, к тому же правильно воспитанная мамой и папой, и прекрасно понимает, что между ней, юной студенткой, и этим дорогим и очень деловым мужчиной, к тому же порядочно старше ее, не может быть ничего общего. Сколько ему лет? Наверное, тридцать пять или около того. И конечно же, есть жена и дети. Просто невозможно представить, чтобы у такого мужчины не было жены или хотя бы постоянной женщины. Он весь воплощенная серьезность и добропорядочность. Успешный бизнесмен и отличный семьянин. И своей случайной молоденькой попутчице он улыбается исключительно из вежливости, как это принято, например, в Европе: улыбаются всем подряд, а уж тем, кого однажды видел, – обязательно.

Самые худшие ожидания оправдались, в понедельник его не было. Лиля пропустила один поезд, потом второй, третий, надеясь, что он все-таки появится. Но он не появился, зато она опоздала на первую пару и получила нагоняй от куратора курса. Как назло, именно в тот день злыдня-кураторша стояла у дверей в лекционный зал и отлавливала опоздавших. Однако долго расстраиваться девушке не пришлось: в понедельник весь институт только и говорил об убийстве студентки с первого потока, Наташи Кузиной. И точно так же, как совсем недавно Лилин отец, все вспоминали громкое барнаульское дело и пересказывали друг другу, кто что помнил из газетных публикаций, додумывая на ходу и расцвечивая собственные воспоминания жуткими подробностями. В институт приехала милиция, кого-то то и дело вызывали с занятий, вероятно, искали тех, с кем так или иначе общалась погибшая девушка. О мужчине в пальто, или, как Лиля называла его про себя, об «этом в костюме», она на некоторое время позабыла, пытаясь решить, стоит ли рассказывать милиционерам об инциденте в кафе. С одной стороны, очень похоже, что тот псих и был убийцей, во всяком случае, вид у него был какой-то патологический. Но с другой стороны, никто ее не вызывает и не спрашивает… Может быть, оперативники уже и так знают достаточно, а она со своими добровольными показаниями вызовет у них только смех. И потом, кто-то из милиционеров может оказаться папиным знакомым, и тогда папа уже через пять минут будет знать о ее приключении и запретит ходить в институт и вообще выходить из дому. А как же «этот в костюме»? Может быть, тот факт, что его сегодня не было в метро, еще ни о чем не говорит, и завтра или через несколько дней он снова появится? А Лили не будет… И тогда он решит, что она больше не ездит в это время по этой ветке и он потерял ее навсегда. Может быть, он действительно всего один раз был вынужден поехать на метро, но, увидев девушку, стал ездить каждый день, чтобы встретиться с ней… Глупо, конечно, но чего в жизни не бывает. И если она долго не будет появляться, он тоже перестанет ездить. Фу, как в дешевом сериале! Лиля изо всех сил уговаривала себя не впадать в сопливый романтизм, опомниться и перестать мечтать о несбыточном. Так только в плохом кино бывает, чтобы красавец-миллионер случайно оказался в гуще простого народа и вдруг нашел среди толпы свою избранницу и начал предпринимать шаги, чтобы познакомиться с ней. В жизни так не бывает, это во-первых. И во-вторых, даже если и бывает, то уж она никак не тянет на долгожданную избранницу такого мужчины. И лицо не так чтобы очень, и фигурой не вышла. Во всяком случае, именно это ей всю жизнь внушала мама. Но те секунды безмолвного общения, обмена взглядами и улыбками были так томительно сладки, что отказаться от них невозможно…

За этими раздумьями день пролетел незаметно. На следующее утро, во вторник, шестого апреля, Лиля взяла себя в руки и, спускаясь по лестнице в метро на станции «Сокольники», твердо сказала себе, что, если «этого в костюме» снова не окажется на платформе, она не станет ждать ни одной минуты, не пропустит ни одного поезда, а поедет в институт. Не нужны ей ни опоздания, ни разборки с куратором курса. И «этот в костюме» ей тоже не нужен. Надо выбросить его из головы и забыть.

Сказано – сделано. Незнакомца на платформе, конечно же, не оказалось, и Лиля мужественно села в первый же поезд. И в тот момент, когда двери закрылись и вагон качнулся, собираясь набрать скорость и нырнуть в тоннель, она увидела, как «этот в костюме» быстро спускается по лестнице. Сердечко Лилино замерло, потом подпрыгнуло куда-то в горло, потом упало вниз, а щеки запылали. Значит, он не исчез, он по-прежнему ездит в метро! Ну почему, почему она такая дура, почему дала себе это идиотское слово не пропускать поезд?! И не просто дала, но еще и выполнила.

На всякий случай Лиля вышла на «Красносельской» с намерением сесть в следующий поезд, в котором наверняка будет ехать «этот в костюме». Народу, конечно, много, утреннее время, и вряд ли ей удастся увидеть, в каком он вагоне, но можно рассчитывать на то, что он сядет, как и в предыдущие дни, в четвертый вагон. Поезд подошел, Лиля вошла в вагон, но его не увидела. То ли он стоял так, что его заслонял кто-то из пассажиров, то ли сел в другой вагон. Девушку охватило отчаяние.

Следующая станция – «Комсомольская», три вокзала и пересадка на Кольцевую линию, много народу выйдет, но еще больше войдет, и тогда отыскать незнакомца не останется никаких шансов. После «Комсомольской» вагоны будут забиты битком. Одно дело точно знать, где стоит интересующий тебя человек, и совсем другое – искать его в час пик по всему составу. Затея бесперспективная и бессмысленная.

«А вдруг он вообще не едет в этом поезде? – мелькнула мысль. – Может, он, так же, как я вчера, стоит на платформе на «Сокольниках» и ждет меня?»

Но подобные глупости Лиля тут же в головке своей пресекла. Да, он мне нравится, с присущим ей хладнокровием констатировала девушка, но это совершенно не означает, что я нравлюсь ему и что он вообще обо мне помнит. Завтра она поступит умнее. Завтра у нее первая пара – семинар по немецкому, она сегодня подойдет на кафедру иностранных языков, разыщет преподавателя и договорится с ним. Либо он разрешит ей опоздать, либо вообще согласится, чтобы Лиля сдала тему в другое время, может быть, даже сегодня, она готова, язык она знает хорошо. В любом случае, она сегодня сделает все необходимое, чтобы завтра прийти чуть раньше и иметь возможность стоять на платформе до тех пор, пока не появится «этот в костюме».

Вот такая маленькая смешная тайна была у Лили Стасовой, и тайна эта никак не позволяла ей отсиживаться дома, пока милиционеры будут искать маньяка, убивающего студенток. Однако же Лиля была не только дочерью сотрудника милиции, пусть и бывшего, но и постоянно общалась с женой отца и их друзьями, которые почти сплошь были следователями или оперативниками, поэтому отдавала себе отчет в том, что ее недавняя история с неприятным типом в кафе может иметь отношение к чему-то более серьезному. Ведь случилась она всего за несколько часов до того, как была убита Наташа Кузина с первого потока, и в том же районе, и главное – тоже оказалась привязанной к ночному клубу. Конечно, связи никакой может и не быть, и тот псих хотел повести ее в какой-то другой клуб, и вовсе он не собирался никого убивать, он обыкновенный наркоман, который всего-навсего вознамерился «раскрутить на бабки» девицу, имеющую денежки. Может быть, и так. Но ведь может быть и не так. И нужно, наверное, все-таки рассказать об этом эпизоде следователю. Или не рассказывать? И как сделать так, чтобы папа не узнал и не запер ее дома? Тетя Настя Каменская сказала, что есть психи, которые убирают свидетелей. А тот тип из кафе видел, что она читает учебник, и вполне может догадаться, что Лиля учится где-то неподалеку. А неподалеку от кафе только один институт – ее. Она сама-то не боится, но папе ведь не объяснишь, прикажет сидеть дома, еще и охрану приставит, Лиля даже пикнуть не посмеет, ее воспитали в безусловном послушании родителям.

Уже заканчивалась третья пара – семинар по экономике, когда дверь аудитории распахнулась и вошла ненавистная кураторша в сопровождении двух мужчин. Лиля чуть не подпрыгнула: один из них был симпатичным стройным блондином в модной куртке, а другой – дядей Юрой Коротковым, папиным другом. Совсем недавно, пару месяцев назад, Лиля вместе с отцом и тетей Таней была на его свадьбе. Дядя Юра женился на Ирине Савенич, известной актрисе, про которую мама сказала, что это «девочка с большим потенциалом». И это мама, которая известна всему свету как самый язвительный кинокритик и от которой доброго слова не допросишься, во всяком случае, мало кому из актеров и режиссеров удавалось услышать из ее уст похвалу в свой адрес. Правда, мама тут же добавила, что Ирина совершает большую глупость, выходя замуж за милиционера, и собственная мамина жизнь, испорченная Лилиным отцом-оперативником, – яркий тому пример.

– Никто не расходится после звонка, – металлическим голосом начала вещать кураторша, – с вами хотят побеседовать сотрудники милиции по поводу убийства Кузиной. Все остаются на местах и отвечают на вопросы столько, сколько нужно.

Никто не возражал. Все-таки в аудитории сидели будущие юристы, они понимали, что дело серьезное. Старичок-доцент, проводивший семинарское занятие, засуетился, начал торопливо складывать в портфель свои бумажки и посеменил к двери. До звонка оставалось две минуты.

– Не буду вам мешать, – пробормотал он, обращаясь не то к кураторше, не то к милиционерам, – мы практически закончили.

Когда дверь за ним закрылась, Коротков выступил чуть вперед.

– Господа студенты! – начал он, откашлявшись. – Позвольте представиться. Меня зовут Юрием Викторовичем, фамилия моя Коротков, я работаю на Петровке в отделе по раскрытию убийств. Рядом со мной мой коллега Максим Иванович Заточный, он – старший оперуполномоченный из окружного управления внутренних дел. Все вы знаете о трагическом происшествии с вашей однокурсницей Наташей Кузиной. Она училась на другом потоке, и мы уже подробно поговорили со всеми, с кем она посещала лекции и семинары. Теперь нам нужно побеседовать с вами. Мы понимаем, что вы общались с ней меньше, может быть, многие из вас вообще не знали ее и даже не представляют, как она выглядит. Но тех, кто ее хоть немного знал, или видел в день убийства, или просто хотел бы что-то нам сообщить, я попрошу задержаться и ответить на наши вопросы. Есть среди вас такие?

Поднялось шесть или семь рук. Лиля тоже, поколебавшись, подняла руку. Наташу Кузину она не знала, но решила поговорить с Коротковым.

Впрочем, поговорить с симпатичным блондином по имени Максим Иванович она бы тоже не возражала. От отца и его друзей она частенько прежде слышала имя Ивана Алексеевича Заточного, и как-то в их разговоре мелькнула фраза о том, что его сын тоже работает в милиции. Скорее всего, этот блондин – его сын. Как бы угадать, с кем легче договориться, с дядей Юрой или с молодым Заточным?

Коротков медленно обвел глазами тех студентов, которые сидели с поднятыми руками, заметил Лилю, она поняла это по его чуть дрогнувшему лицу, но ничего не сказал.

– Спасибо. Все остальные могут быть свободны. Пока, – добавил он загадочное слово.

Полтора десятка студентов с шумом похватали портфели и сумки и покинули аудиторию. Семь человек остались.

– Ну что ж, – вздохнул Коротков, – начнем, помолясь. Работать будем так: я займу стол преподавателя, поставим сюда стульчик, один из вас сядет рядом со мной, и мы тихонько поговорим. Максим Иванович займет самый дальний стол, второй человек сядет к нему. Повторяю, разговариваем тихо и друг другу не мешаем. Остальные пятеро пока ждут и потом подходят к нам по очереди. Это может занять много времени, поэтому заранее приношу извинения. Пожалуйста, прошу вас, первые двое. Один человек ко мне, второй – к Максиму Ивановичу.

Лиля хотела было рвануть к симпатяге Заточному, потому что решила, что, во-первых, с молодым парнем договориться легче, он наверняка еще не забыл собственных проблем с родителями, а во-вторых, он слишком молод для того, чтобы папа знал его лично, поэтому опасность утечки информации к строгому родителю все-таки поменьше. Она уже встала и сделала шаг из-за стола, но ее опередила Светка Мигунова, обожавшая худощавых блондинов. Лиля решила подождать, но выглядела она как-то глупо, ведь встала уже, так что ж теперь, снова садиться? Она поймала приглашающий взгляд Короткова и нехотя двинулась в его сторону.

– Здравствуйте, дядя Юра.

– Привет, – улыбнулся он. – Я вообще-то знал, что ты здесь учишься, но не ожидал, что попаду именно в твою группу. Сейчас во всех группах работают наши сотрудники. Надо же, как мне повезло! Как дела-то у тебя?

– Все хорошо, дядя Юра. А у вас?

– Да спасибо, не жалуюсь. Ну, Елизавета Владиславовна, выкладывай, что знаешь.

– Дядя Юра, – она набрала в грудь побольше воздуха, – я могу вступить с вами в преступный сговор?

– Это в какой же?

– Я вам расскажу одну историю, которая может иметь отношение к делу, а может и не иметь. А вы за это не скажете папе.

– О чем не скажу? – не понял Коротков.

– Ни о чем. Ни о чем не скажете. Не скажете, что я к вам подходила. Что рассказывала эту историю. Вообще ничего. Можно так сделать?

– Слушай, – шепотом возмутился Коротков, – да ты никак торгуешься со мной?

Лиля округлила глаза и сделала невинное лицо.

– Да вы что, дядя Юра! Как можно? Я предлагаю товар. Вы или берете его, или нет. Если нет, я найду другого покупателя.

Коротков прищурился и посмотрел на нее с нескрываемым подозрением.

– Что-то больно знакомые слова ты произносишь. Где-то я их уже слышал.

– Ага, – подтвердила Лиля, – от тети Насти Каменской. Она часто так говорит. Я у нее научилась.

– Ты бы у тети Насти-то чему-нибудь хорошему поучилась, а не этой вот… торговле, с позволенья сказать, – строго прошипел он. – У тети Насти твоей масса достоинств, ты вот с них бы пример брала, а не с ее языка поганого. Мала еще со мной торговаться. Давай выкладывай.

– Нет, – твердо ответила она. – Пока не дадите слово, что папе не скажете, ничего выкладывать не буду.

– А куда ты денешься? – с любопытством спросил Коротков. – Я ведь теперь знаю, что у тебя есть для меня какие-то сведения, так куда ты от меня денешься?

– А я к Максиму Ивановичу пойду, – Лиля улыбнулась. – И с ним договорюсь.

– Ерунда. Он мне все расскажет.

– Не-а. Я так договорюсь, что он вам не расскажет.

– Лилька, запомни, ни одно честное слово, данное свидетелю, не перевешивает интересов дела. Особенно если это дело – поимка убийцы. Что бы ты ни наплела Заточному, как только мы выйдем из этой аудитории, я буду знать, что ты ему сказала. Поэтому не льсти себя глупыми надеждами. А если хочешь, чтобы я отнесся к твоей просьбе с пониманием, лучше объясни мне по-человечески, почему я не должен ничего говорить твоему отцу.

Лиля с горечью поняла, что все ее расчеты провалились. Ей-то казалось, что она сможет договориться, но то, что сказал дядя Юра, звучало так… взросло, что ли. Серьезно. «Ни одно честное слово, данное свидетелю, не перевешивает интересов дела». Ей это даже в голову не приходило. Почему-то представлялось, что все гораздо проще.

– Дядя Юра, вы же знаете папу. Он может запретить мне ходить в институт, пока преступника не поймают. А у меня личная жизнь. Понимаете?

– Понимаю, – очень серьезно кивнул Коротков. – И кто он? Сокурсник? Или на стороне нашла?

– Сокурсник, – соврала Лиля, не моргнув глазом, вовремя сообразив, что для встреч с сокурсником нужно посещать институт.