– А ведь дальше будет еще хуже, – продолжил Павел Иванович. – В действие скоро вступит закон песочных часов: бывшие командиры производств и приспособленцы, оборотни и бандиты, люди с хваткой станут настолько богаче, насколько все остальные бедней. Что смотришь на меня как на врага, брат? За великий грех семнадцатого года расплата приходит. Расплата! За все в этом мире надо платить! С развалом страны развалится единое хозяйственное пространство: встанут заводы и фабрики, развалится финансовая система, начнется деградация науки, образования, медицины, культуры и самой духовной сущности человека, потому что тем, кто дорвется до корыта, будет не до них… Место духовной национальной культуры займет космополитичная буржуазная кичкультура, которая будет одебиливать новое поколение. В центре и на окраинах, где давно правят партийные баи и теневики, начнутся кровавые схватки за деньги и власть, махровым цветом распустится уголовщина, а на улицы городов выплеснутся миллионные толпы ограбленных, униженных и оскорбленных.

Я уж не говорю о том, что в Россию хлынут из бывших союзных республик миллионы русских и нерусских, спасаясь от национализма «братьев навек». Великая смута грядет, брат!.. Великая!

– Конечно, с твоей высоты виднее, брат, но не вешай мне лапшу на уши! – гневно прервал его генерал. – У России, слава богу, есть еще армия. Есть КГБ. И мы еще своего слова не сказали!

Павел Иванович положил руку на плечо брата и тихо произнес:

– После капитуляции первый удар куда наносят? Правильно, по органам безопасности побежденной страны, вспомни судьбу гестапо.

– Ну и сравнения у тебя!..

– Я смотрю правде в глаза. КГБ – боевой отряд партии, бельмо на глазу «опричников». Они раздавят вас только за это!

– А ну как мы ударим первыми? – взъярился генерал.

– Глупость! – воскликнул Павел Иванович. – Власть возьмете… Предположим, пушками и танками на время остановите распад, но чем накормить голодных, где средства на модернизацию промышленности, куда деть теневую экономику, а ведь ее доля в общем котле тридцать процентов?.. Да тут никакая пропаганда не поможет. Не-ет, брат, против истории не попрешь!

– Смириться?..

Павел Иванович прижал к себе голову бладхаунда, потрепал его по загривку и чему-то невесело усмехнулся.

– Зачем же так. Пусть «опричники» в одночасье станут богаты, как арабские шейхи, а все остальные бедны, как церковные крысы! – через некоторое время продолжил он. – Бедные скоро поймут, что их опять обвели вокруг пальца и ограбили. По русскому обычаю, они вцепятся в глотки богатых, а затем неизбежно в глотки друг друга, и полыхнет, полыхнет «красный петух» по всей Руси-матушке!

– Ты хочешь сказать, что начнется гражданская война? Ты думаешь, что дойдет до этого? До кровопролития?! – негодующе прорычал генерал. – Но это же ужасно! Это преступно!

– Пусть! – усмехнулся Павел Иванович и оттолкнул от себя бладхаунда. – Кровь смоет всю скверну семидесятилетнего коммунистического режима, и перед лицом более смердящей скверны люди оправдают его, как оправдали деяния Петра Великого… И тогда придем МЫ!..

– Кто это «мы»?.. – заметил Сергей Иванович.

Но старший брат, будто бы не слыша вопроса, продолжал:

– Вместо идей равенства в нищете мы принесем идею национального возрождения через традиционную русскую соборность. При этом будут существовать все формы собственности и культивироваться национальный уклад жизни. Цель – вывести страну на ее исторический путь развития, прерванный в семнадцатом году. Как реки после половодья возвращаются в берега, так и народы, умывшись кровью, спалив в огне бунтов и войн скверну, возвращаются в свое естество… Услышав нас и увидев нашу правду, вдосталь навоевавшиеся народные массы вернутся к станкам, полезут в шахты, возьмутся за плуг.

– Если бы я не знал тебя как человека, обладающего острым аналитическим и совершенно ясным умом, то решил бы, что ты сошел с ума! – воскликнул генерал. – Гражданская война в ядерной стране! Это ж надо такое придумать!

– Да-да, твое мнение разделяют многие, – покивал Павел Иванович. – На это и расчет! Запад и Америка, увидев непомерный аппетит «опричников» и поняв, что им народ не удержать, убоявшись «красного петуха» в нашей ядерной державе, хотят они того или нет, во имя собственной безопасности будут негласно способствовать нашему приходу. Им нужна будет твердая рука под вывеской демократии. По большому счету, они уже смотрят на Хозяина и на того, кто наступает ему на пятки, как на фигуры отыгранные… А для нас главное – ничему не удивляться, не мешать, не торопить события и готовиться…

– Что… что значит готовиться?! – уныло вздохнул генерал и опрокинул в рот сразу полфужера коньяка.

– Ну, например, вывести из-под удара и сохранить твоих и других преданных людей, – объяснил Павел Иванович, прикладываясь по примеру брата к фужеру с коньяком.

Генерал вопросительно посмотрел на него.

– Задача решаема! – усмехнулся Павел Иванович. – У нас за рубежом по всем континентам на сотни миллиардов долларов собственности: недвижимость, прямые и подставные фирмы, фирмы «друзей», депозиты в банках еще с царских времен, акции предприятий и компаний, газеты, корабли, плантации кофе. Никто толком в государстве не занимался полной инвентаризацией этой собственности и не знает даже, где она находится… Есть всего один реестр, и тот неполный. А что самое главное – этот реестр в моих руках. Я полагаю, что твои люди по нашей наводке могли бы взять, что им прикажут, под контроль. Наши люди позаботятся о юридической стороне вопроса… Что скажешь на это, брат?

– Увести собственность из-под носа «опричников»! – оживился генерал. – Над этим стоит подумать…

– Вот и подумай! – пряча усмешку, кивнул Павел Иванович. – Вместо пули в подворотне верные нам люди получат дело.

– Во всяком случае, они сохранят верность, – задумчиво, словно уговаривая самого себя, заметил генерал и, насторожившись, достал из-под мышки «стечкина».

Из болотной тины донесся собачий лай, плеск воды и фырканье. Вздыбилась на мощном загривке шерсть бладхаунда, и, приняв позу, он перекрыл все звуки жутким рыком.

– Стоять, Абрек! – властно скомандовал Павел Иванович и, взяв на изготовку ружье, подошел к краю болотины.

Лай и фырканье раздавались уже где-то совсем рядом, и скоро из-за поросшего осокой островка показался плывущий чуть впереди преследующей его стаи собак красавец лось. Выскочив на берег и не обращая внимания на злобно щелкающих зубами собак, он принялся шумно отряхиваться.

Павел Иванович поднял ружье и прицелился, но в это мгновение, как по чьей-то команде, собачья стая вцепилась в лося.

Лесной гигант будто бы ждал этого – две-три собаки с визгом взлетели кувырком в воздух, напоротые на его развесистые рога, несколько отлетели в стороны, отброшенные мощными копытами. Получив отпор, собачья стая, скуля, отбежала на безопасное расстояние, а лось неспешной трусцой направился в чащу. Павел Иванович опустил ружье и, взглянув на подошедшего со «стечкиным» в руках брата, заметил:

– Смотрю, с моим подарком не расстаешься!..

– С ним я хозяин, по крайней мере, над своей жизнью, – ответил тот.

– У тебя есть надежные люди из нелегалов? – бросив взгляд в сторону Лесса, спросил Павел Иванович.

– Ну-у!.. Допустим…

– Для начала нужно купить, предположим, в Австрии или Германии замок, на худой конец – виллу и оборудовать их современными средствами связи. Купить можно, ну, скажем, на отпрыска какого-нибудь фон дер Фрица, вернувшегося в фатерланд из Южной Африки…

Оглядевшись, Павел Иванович протянул брату пластиковую карточку.

– Банк в Цюрихе. Подробности потом. Нас тоже не пальцем делали, брат! – добавил он в ответ на его удивленный взгляд.

– Ты все просчитал, Павел? – с тревогой спросил генерал.

– Все! – кивнул тот, глядя немигающими стальными глазами. – Помни только, что в моих расчетах ставка на тебя и твоих людей весьма крупная…

– Ты мне так и не ответил: кто это «мы»? – напомнил генерал.

– Мы, те, для которых Россия – не гостиница для временного проживания, а родной дом на все времена! – ответил старший и добавил: – Решай сам, брат!..

– А если раскрутится история с группой Сарматова со всеми вытекающими из этого последствиями?..

– Я пока у Хозяина в силе! – как-то горько скривил рот Павел Иванович. – Но подстраховаться все-таки надо… Шумит, говоришь, отмороженный капитан, как его?..

– Савелов! – подсказал генерал. – Он, понимаешь, зять Николая Степановича…

– Из Минатома? – удивленно поднял брови старший. – Интересно!.. Николай Степанович – человек нам не чужой… Ты вот что, потолкуй у себя там с народом, и не тяните. Короче, доставь мне представление на этого капитана к Звезде Героя, что ли. В конце концов, твой Сарматов пишет, что правительство непримиримых ликвидировано… Так что доклад его можно трактовать и как успех операции.

– Круто! – выдохнул генерал. – Савелову заткнем рот Звездой, а если Сарматов притащит американца, расскажем ему сказку про звонок из Кремля?

– Если он упрется, то рассказывать сказки ему следователь будет, – нахмурил брови Павел Иванович. – Ведь ему можно сказать, что задание провалено, группа практически погибла, а одного офицера он сам зарезал, о чем и пишет в донесении. Работал он, дескать, грубо, едва не спровоцировал военный конфликт с Пакистаном и не сорвал Женевские переговоры… Сам видишь, брат, какой букет! Но… – Павел Иванович сделал паузу, поднял указательный палец вверх и продолжил: – Лучше бы, конечно, чтобы он не дошел до следователя!.. В крайнем случае, думаю, что договориться мы с ним сможем. Дадим и ему Звезду Героя, он, по-моему, давно ее ждет, – глядя в глаза брату, тихо произнес наконец Павел Иванович.

– Ждать-то он ее не ждет, а вот заслужил давно… – ответил генерал, и в голосе прозвучали горделивые нотки.

Восточный Афганистан, 25 июня 1988 года

Поблек над кронами деревьев серп месяца, и на влажную от росы траву легли рассветные сумерки. Остроконечные заснеженные вершины гор зарделись ярким розовым пламенем. А группа все шла и шла.

Впереди «зеленка» заметно поредела и перешла в предгорье, покрытое чахлыми кустами. Сарматов беспокойно оглянулся и стал к чему-то принюхиваться.

– Что, командир? – тревожно спросил Алан.

– Запах какой-то чудной! – ответил тот и показал рукой направление, откуда, как ему казалось, доносился этот самый запах.

– Ничего не чую! – пожал плечами Бурлак. – Показалось, видать, тебе, командир…

– Возможно!.. Но на всякий случай погуляйте по местности и разведайте, что к чему! – приказал Сарматов.

Бурлак с Аланом мгновенно скрылись за деревьями, а Сарматов тем временем, отстегнув от запястья американца браслет, сказал:

– Покемарь пока, полковник, а я тебя от змеюк посторожу!

Янки мгновенно повалился в траву и моментально заснул.

Бесшумно передвигаясь от куста к кусту, Бурлак с Аланом вышли к краю «зеленки». Перед ними распластался сбегающий склон, который в утренних сумерках издали был похож на огромное алое полотнище.

– Ну и нос у командира! – восхищенно произнес Бурлак. – За километр «дурь» чует!..

– Слушай, это плантации Абдулло! – утвердительно сказал Алан. – Здесь можно нарваться на «духов»! Так и есть! – воскликнул он, поднося к глазам бинокль.

В окулярах просматривались сплошное полотнище цветущего мака и укрытый под деревом навес. Рядом с ним были привязаны два ослика, и неподалеку, сидя на земле, спал вооруженный автоматом человек в круглой афганской шапочке-пакуле.

– Посмотрим, что этот хмырь стережет? – предложил Бурлак, взглянув в бинокль. – Может, лепешкой разживемся… Меня от мяса уже с души воротит.

– Постой! Сперва у командира надо добро получить! – осадил его Алан.

Выслушав Алана и Бурлака, Сарматов растолкал спящего американца.

– Топаем дальше, полковник! – сказал он, защелкивая на его запястье браслет наручников.

Вскоре перед глазами идущих открылся прекрасный вид на плантацию цветущего опийного мака.

– Бурлак, побудь с американцем, а мы с потомком хазаров погуляем пока! – приказал Сарматов и, сняв со своей руки браслет наручников, защелкнул его на руке Бурлака. – Будет дергаться – залепи ему рот и выруби, но слегка, не переусердствуй смотри!

– Может, не стоит, командир, туда соваться? Еще, не ровен час, обнаружим себя! – заметил Алан.

– Стоит! – ответил Сарматов. – Взять бы нам живым «духа» и узнать у него, где наших искать, а то идем неведомо куда!..

Выглянув из кустов, Сарматов сделал Алану знак, и тот, зажав в зубах нож, ящерицей пополз к дремлющему у навеса «духу». При его приближении тощие облезлые ослики шарахнулись в сторону, «дух» прикрикнул на них и снова погрузился в сон. Оказавшись за его спиной, Алан зажал ему рот и, сильно ударив ребром ладони по затылку, свалил на землю.

Заглянув за плетеное ограждение навеса, Алан помахал притаившемуся в кустах Сарматову.

– Командир, здесь славяне! – прошептал Алан, когда командир подошел. – Наши пленные, слушай!

Под навесом спали, скорчившись в немыслимых позах, три похожих на скелеты человека в лохмотьях, сохранявших еще признаки бывшего солдатского обмундирования. Сарматов приподнял руку одного из них и прочел на тыльной стороне ладони татуировку: «Вася. Псков».

– Эй, Вася, проснись! – стал хлопать его по щекам Алан, но в ответ услышал лишь тягучий, со всхлипываниями храп и увидел, как судороги забегали по мертвенно-бледному отечному лицу спящего человека.

– Отстань от него. Что, не видишь, что ли, они «дури» нажрались! – остановил Алана Сарматов. – Их уже не спасешь, при наркоте Абдулло рабами стали. Этих пропавших своих сыновей Родина-мать уже не дождется, а жаль – пацаны совсем!..

– Опиум-сырец! – показал Алан на кусок липкого вещества грязно-коричневого цвета, прикрытый кусочком промасленной газеты с арабским шрифтом.

На голове одного из спящих парней была круглая афганская шапочка, а на плече красовалась татуировка со скрещенными парашютами – фирменная эмблема ВДВ. Сарматов приподнял его заросшую, давно не мытую голову, тот пришел в себя и, дико вращая красными белками глаз, выкрикнул:

– Аллах акбар!.. За Родину!.. За Сталина! Ура-а!

Алан занес кулак, чтобы прекратить его выкрики, но парень тут же замертво повалился на грязную циновку и погрузился в глубокий сон.

– Оставь их! – повторил Сарматов. – Попробуем «душка» поспрошать…

Очень скоро пришедший в себя «дух» затравленно смотрел на невесть откуда взявшихся людей, склонившихся над ним.

– Где Абдулло? – спросил его на фарси Алан.

– Скоро будет здесь! – ответил тот, не сводя взгляда со смотрящего на него дула «стечкина». – Хозяин ищет гяуров… парашютистов шурави, за которых назначен большой бакшиш.

– Кто те люди? – Алан кивнул под навес.

– Гяуры!.. Рабы Абдулло… Они совсем больные от терьяка… совсем плохие рабы! Один из них офицер… Он принял веру пророка Мухаммеда, да будет благословенно имя его, но вместе с Абдулло пьет самогон и не соблюдает законы шариата…

– Где шурави? – перебил его Алан.

– Пять дней на коне рысью ехать, – ответил тот и мотнул головой на запад, подумав, добавил: – В горах говорят, танки шурави скоро придут в кишлак Таганлы – два дня на коне скакать…

У навеса Сарматов заметил большую бутыль с мутной жидкостью, понюхав, он поднес ее ко рту «духа».

– Пей, «душок», чтобы мозги отшибло! – приговаривал майор. – «Шило» не ахти, но извини!..

«Дух» попытался вскочить, но Алан придавил его к земле и насильно влил в горло самогон.

– Хватит! – остановил Алана Сарматов. – А то он к этому делу непривычный, еще, глядишь, дуба даст!

Между тем человек в пакуле вышел из-под навеса на полусогнутых ногах и, практически не просыпаясь, стал мочиться на одну из его опор.

Сарматов повалил и его на землю и вылил в горло остатки самогона. Тот жадно проглотил обжигающую жидкость и, выкрикнув что-то нечленораздельное, отключился.

– Думаешь, у них память отшибет? – с сомнением спросил Алан.

– Если есть шанс грех лишний на душу не брать, то лучше его не брать, потомок хазаров! – сказал Сарматов. – Все, глядишь, в мире ином зачтется… А что до инструкций, их на все случаи не придумаешь!

Алан молча кивнул.

Сарматов осмотрел в бинокль предгорья и озабоченно произнес:

– По «зеленке» придется плутать – Абдулло на предгорьях нас выследит, как пить дать!

Вновь качалось яркое полуденное солнце, переливались среди древесных стволов снопы его лучей, подчеркнутые туманными испарениями «зеленки». Хрипели и с шумом выдыхали горячий и влажный воздух усталые люди, бредущие по еле заметным в густой траве звериным тропинкам.

– Командир, как ты думаешь, мы далеко от реки ушли? – спросил Алан.

– Нет, она где-то близко, – ответил Сарматов, показывая рукой вправо. – Там!

– Откуда знаешь? – недоверчиво хмыкнул Бурлак.

– Все дороги ведут в Рим, а все звериные тропы – к водопою, – ответил тот.

– Сармат, может, сделаем привал? – спросил американец.

– Топать! – рявкнул Сарматов. – Если остановимся, отключимся сразу!.. Тогда-то Абдулло нас точно тепленькими возьмет! – немного смягчившись, добавил он.

И вот вновь уползает за заснеженный хребет красное закатное солнце, и сразу же «зеленка» погружается в вечерний полумрак. Где-то совсем близко заходятся в замогильном вое шакалы и снова мелькают среди древесных стволов их свечи-глаза.

– Явились! – прокомментировал шакалий ночной концерт Бурлак. – Я, блин, без вас скучать уже стал.

– Слава богу, теперь уснуть на ходу не дадут! – поддакнул ему Алан и кинул в промелькнувшую мимо шакалью тень подобранный с земли камень. Раздался визг, и шакалья стая скрылась в сумраке зарослей. Но через некоторое время вблизи снова послышался шакалий вой. Внезапно он резко оборвался.

– К бою! – срывая с плеча автомат, тихо скомандовал Сарматов.

Заклеив рот американца пластырем, он уложил его под разлапистый куст и замкнул второй браслет его наручников на стволе возле земли.

– Не обессудь, полковник, обстоятельства вынуждают! – прошептал он ему на ухо. – Поспи пока, пользуясь моментом!

Присоединившись к Бурлаку и Алану, которые заняли позицию за стволом мшистого, лежащего на земле дерева, Сарматов стал напряженно всматриваться в ночную мглу.

– Караван с оружием из Пешавара к Хекматиару! – уверенно сказал он.

– Ты что, ясновидящий, командир? – шепотом спросил Бурлак.

– А ты в этом сомневаешься? – ответил тот и щелкнул затвором автомата.

Вскоре на фоне фиолетового сумеречного неба появились несколько всадников, а вслед за ними выплыла цепочка привязанных друг к другу верблюдов, нагруженных длинными ящиками и патронными цинками. Сарматов поднес к глазам бинокль. Теперь он ясно разглядел надписи на английском языке, украшающие бока ящиков.

– «Стингеры»! – прошептал Сарматов Бурлаку. – Эх, силенок мало, а то бы…

Вслед за цепочкой верблюдов на фоне неба появились повозки, напоминающие цыганские кибитки, за ними пешком и на осликах следовали вооруженные бородатые люди в чалмах и пакулях-шапочках. Время от времени они останавливались и напряженно всматривались в темноту, стараясь поймать каждый шорох.