Трое ушли, а Николая еще долго не отпускала ярость. Не потому, что его оскорбили и унизили, он просто не мог простить себе, что отпустил обидчика безнаказанным, что не шарахнул его как положено по балде, за дерзость и издевательство, за плевок в душу.

День прошел спокойно, без лишних разговоров и расспросов, как будто ничего не произошло. Лишь изредка Николай ловил на себе любопытные взгляды. Острыми иглами впивались в спину, и он чувствовал их всей кожей

Отбой прозвучал так же неожиданно, как и подъем.

Негромкие усталые голоса, смех, скрип кроватей – все смешалось в один гул, и уже через несколько минут тишина и темнота стали полноправными хозяевами казармы.

Николай понимал, главные события ждут его впереди и что совсем скоро ему предстоят серьезные разборки. Мобилизуя себя и контролируя все происходящее вокруг, он был максимально готов к ним, оставалось лишь самое противное и ненавистное – ждать.

Деды вошли тихо, почти неслышно, только скрип половиц и тяжелое прокуренное дыхание выдавало незваных гостей. Уверенно шагая через казарму, они направились прямым ходом к койке Волкова. Чей-то голос тихо спросил:

– Этот?

– Он. Притворяется, что спит. Сучара!

Николай узнал голос рыжего Ишака. Он не мог различить в темноте фигуры, но чувствовал каждое их движение. Ему казалось, что он даже слышит, как бьются их сердца.

Тяжелая цепь, описав дугу, со свистом стегнула по кровати.

Николай с трудом успел среагировать и упасть на пол, но кончик металлической змеи зацепил его, больно обжигая плечо и руку. Чтобы не взвыть от боли, он лишь крепче сжал зубы и тут же увидел летящий в лицо сапог. Левой рукой удалось не только блокировать удар, но и нанести ответный ногой точно в промежность нападавшему. Ишак взвыл как недорезанная свинья. По всему стало ясно, что по яйцам прилетело ему, отчего то,, как ребенок, катаясь по полу, звал на помощь маму.

Николай успел вскочить на ноги.

«Ну, слава богу, я, кажется, в порядке».

Вновь все с тем же противным свистом хлестнула цепь, умело нацеленная в голову.

С трудом увернувшись, Волков услышал, как та врезалась в спинку кровати и, зазвенев, запуталась. Он не мог различить в темноте лица нападавшего, но сразу понял, что конец цепи по-прежнему был в его руке, а другой оказался намотанным на спинку.

В этот момент в казарме включили свет. И тут, пользуясь замешательством нападавших, Николаю удалось сориентироваться первому и мощно ударить привязанного цепью.

Вложив в удар всю злость и ненависть, он услышал глухой хруст зубов, чавканье и дикий вой, который, подобно шаровой молнии, прокатился по казарме от стены к стене.

Будучи сконцентрированным, Николай ни на секунду не отвлекаясь, приготовился к атаке, как вдруг мягко, по-детски тепло и нежно, в лицо ему ударила подушка. Он не успел отмахнуться, как тут же непонятно каким образом кто-то вцепился в его руку.

И что-то тяжелое рухнуло на голову.

Казалось, что разошелся пол и он с бешеной скоростью летит вниз, в огромную, бездонную воронку, где вокруг то и дело вспыхивают немыслимые по своей окраске огни, сопровождающиеся звоном, да таким, что, казалось, лопнут перепонки. На смену звону пришли темнота и тишина.

Сознание выключилось, не давая мозгу никакой информации. Безвольное тело, минуту назад представлявшее собой боевую машину, повисло на чужих руках и, волоча ноги по полу, оставляя кровавый след, тут же было вынесено из казармы и по крутой металлической лестнице спущено в подвал.

Дзинь, дзинь, дзинь – словно сотни маленьких колокольчиков, соединившись в одно пение, пронизывали мозг, бередя помутневшее сознание.

Шевельнувшись и чуть не вскрикнув от боли, Николай открыл глаза. Вокруг было темно. Малейшее движение принизывало тело тупой болью. Голова раскалывалась на части, не чувствовались связанные за спиной напрочь онемевшие руки.

«Все-таки вырубили, сволочи. Интересно, чем это они меня? – Он попытался собраться с мыслями и сосредоточиться. – Надо несколько раз глубоко вздохнуть и выдохнуть, это поможет успокоиться».

Собрав волю в кулак, Николай еще раз попробовал открыть глаза, но кругом была лишь безмолвная темнота и слышался беспрерывный звон.

«Вода где-то капает. Теперь понятно, что за колокольчики поют».

Сознание постепенно возвращалось к Николаю, но мысли путались.

«Вырубили, притащили в подвал, привязали. Так… И что дальше?»

Свет вспыхнул неожиданно, лучи лампочек иглами впились в глаза, и от этого тупая боль в который раз прошила мозг.

– Ну что, Рэмбо, очухался?

Ослепленный Николай не видел ни лица того, кто говорил, ни тех, чьи силуэты маячили за спиной. Но по голосу он понял, перед ним стоял Крест.

– Да, я смотрю, ты мальчик с гонором и прыти в тебе хоть отбавляй. Вон как Тимохе зубы аккуратно в кучу сложил. Теперь ему даже клюкву давить будет нечем. – Крест вдруг загоготал зловещим, леденящим душу смехом. – Да и Рыжему яйца загнал аж в самое горло. До сих пор найти их не может. Так что, браток, как ни крути, должок за тобой, а долги следует возвращать. – Он достал из кармана пачку сигарет. – Закурить желаешь?

– Не курю.

– Здоровье бережешь? Правильно делаешь. Здоровье беречь надо. К тому же оно тебе очень даже скоро понадобится. – Он опять зашелся в ненормальном хохоте.

Вокруг все молчали, и от этого смех Креста звучал зловеще и угрожающе.

– Ну, что притихли, орлы? – повернулся он к свите. – Или вам сказать нечего?

– Отдай его мне, Крест. Я этого пидора на куски порву.

Из темноты выплыла опухшая рожа Тимохи. Она была так расписана, что понять, рожа это или жопа, можно было с большим трудом.

– Заткнись, – остановил его Крест. – Герои. Мать вашу. Втроем не смогли щенка сломать. Теперь можно и кукарекать, когда он перед вами связанный стоит. А может быть, у кого-то есть желание один на один потолковать? Так это мы мигом организуем. А ты… – Он вновь повернулся к Николаю. – Как тебя там?

– Волков он, Николай Волков, – подсказал кто-то из стоящих в темноте солдат.

– Волков, говоришь? Ишь ты, и фамилия соответствующая. Глаза-то до сих пор огнем горят, как у настоящего волчары. Если сейчас зубы не обломать, завтра можешь и матерым стать.

Крест достал зажигалку и, прикурив, глубоко затянулся. На мгновение задержав дыхание, выпустил струю дыма в лицо Николаю.

– Ну что, Волков? Может, поговорим по-хорошему? Так сказать, постараемся найти общий язык. Я тебе выскажу свои условия, ты мне свои пожелания, глядишь, и договоримся. – Он вновь затянулся, при этом дым выпускать в лицо Николаю не стал.

– А слово моё будет такое. Хочешь, чтобы служба пуще воли казалась, давай ко мне. Хоть ты еще и салага, но мы тебя примем, выбитые зубы и прочие причиненные братве неудобства простим. С кем не бывает. И запомни, будешь нас держаться, все блага будут для тебя. Но только одно условие: здесь я командир, я твой отец, я твой крест, без меня ни шагу. Моё дело говорить, твоё слушать и выполнять всё, что я прикажу. Ну а если нет…

В руке Креста вдруг вспыхнул огонек, и уже в следующую секунду вырвавшееся на волю пламя больно обожгло грудь Николая.

Крест засмеялся и выключил зажигалку.

– Ну что скажешь, Волчара?

Волков поморщившись, сплюнул.

– Ты развяжи сначала, а уж потом базар веди. – И, чуть подумав, добавил: – Слушай, Крест, а может, ты боишься, что я и тебе лампочку стряхну, так ты не ссы, тебя я бить не стану.

– Развяжите его, – приказал Крест, явно не ожидая столь наглого ответа от молодого солдата. Приказал как отрезал.

Двое солдат подскочили к Волкову. Отвязав, отошли в сторону.

Тело Николая обмякло, словно было ватным, ноги сами по себе начали медленно сгибаться в коленях. С трудом удерживаясь, чтобы не упасть, он постарался максимально мобилизоваться, призвав на помощь всю силу воли, – главное не показать слабость, не дать этим уродам возможность почувствовать превосходство.

Крест придвинулся вплотную.

– Значит, грозишься и мне лампочку стряхнуть? – Он с жаром дышал в лицо Николая, и тот почувствовал резкий запах алкоголя.

Удар пришелся прямо в дыхалку.

Николай тихо охнул и начал медленно оседать на пол. Второй удар пришелся сверху в голову.

Волков отключился, распластавшись на мокром бетонном полу.

Крест молча отойдя в сторону, бросил:

– Плесните на этого сопляка воды, может, очухается.

Вода мощной струей ударила в лицо.

Через мгновение Николай почувствовал, как густой туман рассеивается и к нему вновь возвращается сознание.

Подхватив под руки ему помогли подняться на ноги.

Придя в себя и переведя дыхание, Волков оттолкнул стоявших рядом солдат:

– Да я тебя, гнида… – Николай рванулся вперед, но раздался щелчок и в руке Креста сверкнуло лезвие ножа.

– Дернешься, я не только твою волчью шкуру продырявлю, но и кишки на трубы намотаю.

Глаза Креста пылали огнём, и было ясно, что он не шутит.

Убрав нож, он вдруг неожиданно расхохотался.

– Что, Волчонок, в штаны наложил? Может, тебе памперсы дать?

– А тебе в рыло, чтобы оно не сквозило.

Смех оборвался.

– Да он оборзел, – рванулся из темноты Тимоха.

Крест движением руки остановил его.

Подойдя к Николаю, процедил сквозь зубы:

– Ты что, щенок, не понял меня? Я тебе дружбу предложил, ты же, падаль, решил мне вызов бросить?..

– Слышь! Как там тебя, Крест? – перебил его Николай. – Запомни, Волков никогда ни под кем не был. Я сам по себе.

Крест внимательно посмотрел Николаю в глаза:

– Ну что же. Кто не с нами, тот против нас…

В эту секунду за дверью послышались шаги. Кто-то спускался в подвал, и не один.

– Крест, атас! Майор с караулом, – разрезал тишину крик сверху.

И сразу застучали по металлическим ступенькам тяжелые солдатские сапоги.

Майор Вавилов с ним двое солдат с автоматами появились внезапно.

Подойдя к Волкову, офицер внимательно оглядел его с ног до головы. После чего обвёл присутствующих изучающим взглядом.

– Так, опять Крест со своей сворой. Я сколько раз вас предупреждал?.. Ну, теперь всё. Считай, что допрыгались.

– Мы-то здесь при чем, товарищ майор? – невинной овечкой заблеял Крест. – Молодой солдат зачем-то полез в подвал, упал с лестницы и разбудил, понимаешь, старших товарищей. Мы, как и полагается бывалым солдатам, решили прийти парню на помощь. Помочь, так сказать, неопытному бойцу. Правда, Коля? – Крест впился наглым взглядом в глаза Николая.

Тот, опустив голову, молчал.

– Что здесь произошло? – Майор в упор смотрел на Волкова.

– Ничего особенного, товарищ майор. Упал я.

– Понятно, – многозначительно протянул майор. Он еще раз окинул всех присутствующих испытующим взглядом и скомандовал: – Значит, так. Ты, Крест, со всей своей свитой шагом марш в казарму. Завтра с Вами будет отдельный разговор. А ты, Волков, шагай за мной в дежурку.

Не дав Николаю доложить по уставу, Вавилов пододвинул стул.

– Трудно тебе?

Голос на этот раз звучал не по- командирски, скорее наоборот, по-домашнему добрым, располагающим, и в то же время по-отцовски требовательным.

Николай удивленно поднял глаза.

– Что смотришь? Думаешь, что мы, офицеры, чурки безмозглые? Только орать и командовать умеем. Нет, брат, ошибаешься, у нас тоже сердца имеются. Мы всё видим и знаем, вот только не всегда что-то можем сделать. А в армии, сам понимаешь, все гораздо сложнее, к тому же над каждым из нас тоже начальство имеется. Так что, как ни крути, мы с тобою вроде как равны. – Вавилов тяжело вздохнул. – Ты, конечно, можешь мне не говорить, что в подвале произошло, да это и не важно. Не об этом я хотел с тобой поговорить. Если слабину покажешь, конец тебе. Сожрет тебя мразь, причем сожрёт с потрохами. И главное даже не то, что они тебя под откос пустят, как десятки других солдат, главное – то, что ты себя потеряешь. А это пострашнее дедовщины будет. Можешь поверить мне на слово. Так что ты подумай, какое решение примешь, с тем и дальше жить будешь.

Николаю на мгновение показалось, что он в тренерской Никанорыча и перед ним не командир, а любимый тренер. Такие же печальные, умудренные жизненным опытом глаза, доброта во взгляде и теплота слов.

Майор отодвинул в сторону стакан с недопитым чаем и, взглянув в глаза Николаю, поднялся.

– Тяжело тебе, парень, будет с твоим-то характером, но лучше быть необузданным рысаком, чем ездовой клячей. – И тут же, улыбнувшись, добавил: – Хотя, судя по твоей физиономии и по рожам тех, кто был с Крестом в подвале, тебе это не грозит.

Вернувшись в казарму, где царила настороженная тишина, Николай неожиданно увидел, что его заправлена. Следов сражения не было и в помине, гимнастерка аккуратно сложена, сапоги ровненько стоят рядом с табуреткой.

«Получается что, я не один», – подумал Николай и улыбнулся.

День за днем солдатская жизнь шла своим чередом. Дела прошедших дней постепенно начали оседать на дно памяти, и только порой, вспомнив своих обидчиков, Николай злился на то, что не сумел отомстить им. Но он был уверен, что ещё предстоит столкнуться и с Крестом, и с его свитой. И вот тогда-то он, Николай Волков, скажет свое слово, покажет им свои волчьи зубы, пусть пока не матерого, но все-таки волка.

До отбоя оставалось совсем немного времени. За стеной невнятно бормотал телевизор, иногда из разных углов казармы нет-нет да и раздавался солдатский смех.

Крест со своими шестерками появился, как всегда, неожиданно, их было человек пять-шесть. Продвигаясь вдоль кроватей, они то и дело раздавали попавшимся под руку солдатам пинки и подзатыльники, демонстрируя тем самым подогретую спиртным самоуверенность.

Николай сидел на табурете и подшивал воротничок.

Увидев непрошеных гостей, он даже не поднял головы. Только душа и тело, объединившись в единое целое, приготовились дать отпор.

«Здесь драки не будет, это точно. Значит, только базар, но это уже ерунда. Главное – быть предельно внимательным, не зарываться и не терять головы».

– Ну что, Волчара, почти матерый? – Крест ехидно улыбаясь, перекидывал из ладони в ладонь кастет. – Я смотрю, ты не рад нам? Что скажешь?

– Ты это о чем? – Николай поднялся и, глядя Кресту в глаза, добавил: – Крест, почти дубовый.

Они стояли, сцепившись взглядами. Так, будто старались заглянуть друг другу в душу. Это были взгляды двух сильных людей, готовых за свое «я» идти даже на смерть.

– Значит, опять дурака решил включить? Я тебе в прошлую нашу встречу что предлагал? Быть с нами. – Крест демонстративно надел на пальцы кастет и сжал кулак.

– А я тебе еще тогда ответил, н стаю Вашу вступать не собираюсь. Я сам по себе, как волк-одиночка.

– Значит, ты так решил? – Крест обвел взглядом окружение: – Ну что же, придется продолжить воспитание, пока не поймешь, чего от тебя дядя добивается.

– А ты попробуй. – Николай окончательно взял себя в руки и был готов к бою.

Эти слова вывели Креста из себя.

– Ты, урод сопливый, – зашипел он. – Я тебя, суку, обещал поставить на карачки? Обещал. Значит, поставлю.

– Попробуй, – парировал Николай.

– Что ты можешь? Что? – в бешенстве орал Крест. – Ты же один, понимаешь, один…

В этот момент произошло то, чего никак не ожидал ни Крест, ни его свита и уж тем более сам Николай.

Со всех сторон к ним стали подходить солдаты.

Уверенно отодвигая в сторону окружение Креста, они молча выстраивались рядом со своим товарищем.

Встав стеной на его защиту, они тем самым защищали себя, восстав против наглой разнузданной силы. С этой минуты все они были объединены в единый монолит, сплоченный мощным солдатским духом и справедливостью.

Воодушевленный поступком товарищей, Николай нарушил затянувшееся молчание.

– А я, как видишь, не один. И вы меня… то есть нас, на колени не поставите. Кишка тонка.

– Значит, так… – По всему было видно, что Крест не ожидал такого поворота событий и был явно растерян.

Ничего не говоря, он развернулся и пошел из казармы. За ним потянулся и его сброд.

После происшедшего все сразу встало на свои места. Со стороны дедов прекратились издевательства над молодыми солдатами. Служба пошла по своему законному руслу.

А где-то через месяц Николая вновь пригласил к себе майор Вавилов и предложил пойти учиться на водителя.

– Понимаешь, Волков. Проблема в части. Опытные водилы на дембель подались, а замены нет. Та детвора, которая права имеет, так, детский лепет. На отцовских тачках по городу девок катать – это они запросто, а вот серьезные машины, по-настоящему мужские, доверить некому. Да и тебе, глядишь, в жизни пригодится.

Уговаривать Николая было ни к чему. Еще на гражданке он дал себе слово: первое, что сделает, когда вернется со службы в армии, так это пойдет учиться на водителя, чтобы получить права и крутить баранку автомобиля, радуясь проносившемуся за окном попутчику-ветру.

А тут вдруг такая удача, посланная самой судьбой.

Три месяца обучения пролетели как один день. Все это время Волков самозабвенно изучал новое ремесло.

Он впитывал каждое слово офицера, обучающего солдат водительскому делу. Каждый день, когда доводилось сесть за руль, воспринимал как праздник, испытывая истинное наслаждение от возможности заставить подчиниться себе могучий «Урал».

Чувствуя себя укротителем необъезженного мустанга, он, словно ребенок, радовался победам над могучим монстром. Возвращаясь в казарму счастливым и уставшим, он мгновенно засыпал с одним лишь желанием – поскорее проснуться завтра, чтобы вновь можно было вдохнуть ни с чем не сравнимый запах масла и бензина.

Среди других солдат, обучающихся водительскому делу, Волков слыл явным лидером, опережая не только в мастерстве вождения, но и в знании двигателя, ходовой части, в общем, всего, что касалось водительского мастерства.

– Ты родился шофером, – не раз говорил ему инструктор. – У тебя, Волков, тяга к машинам от бога, а это, брат, в нашем деле главное.

Поэтому, когда возник вопрос, кого сажать за руль генеральской «Волги», все офицеры однозначно указали на Николая. Но тут неожиданно взбунтовался сам Волков. Он наотрез отказался садиться за руль легковушки, мотивируя тем, что не для того ждал три месяца, чтобы катать по магазинам генеральскую семью. И хотя было указано, что в армии приказы командиров не обсуждаются, все равно все были рады его решению, потому, как иметь под боком такого спеца, как он, любому офицеру, отвечающему за мобильность автопарка, было большой подмогой.

После сдачи экзаменов, которые для Николая стали чистой формальностью, он уже через два дня принял могучий «Урал», который с первого дня их совместной службы стал для него настоящим другом. Через неделю автомобиль было не узнать. Вместо замученного и уставшего трудяги, что достался Николаю по наследству от предыдущего нерадивого хозяина, в гараже гордо стоял ухоженный и отремонтированный старый вояка, проехавший по стране многие, многие сотни километров.