Положа руку на сердце, это никак нельзя было назвать темницей. Дверь и стены сооружения, на манер клетки, были забраны железными прутьями, а сверху лежала деревянная решётка. Солнца и воздуха была вдоволь, поскольку узилище, в которое их с Симусом заперли, стояло в центре нижней палубы. Капитан барка и боцман без тени сарказма именовали эти клети «солярием». Неизвестно для чего их использовали ранее, возможно для перевозки ценных животных, неспособных перенести путешествие в затхлом трюме, но Матиуш был благодарен судьбе хотя бы за то, что их с Симусом поместили здесь, а не заперли где-нибудь внизу.
Судно с названием «Быстрый кулак» шло к Эдинси-Орту. В общем-то, направление полностью устраивало эмиссара короля Стевариуса: это отвечало его намерениям. Не устраивал только способ, которым он туда перемещался.
Из Эвага Благодатного он вышел на собственном корабле ― небольшой, но быстрой бригантине. Она скоро обогнула остров Дивон, не заходя в его порт, поскольку рейс ее служил единственной цели ― доставить Матиуша в бывшую столицу королевства, и уже через четыре дня приблизилась к Шлисту.
Остров Шлист, несмотря на то, что располагался недалеко от берегов Каллендии, относился к королевской марке. На нём были воздвигнута крепость с башнями на берегах, выходящих к проливам, и нёс службу охранный гарнизон. Остров стратегически был чрезвычайно важен ― он запирал выход из Благодатного моря и позволял контролировать всё судоходство в этой области.
Винны оснастили башни крепостей баллистами и в северном проливе к каллендскому берегу протянули цепь. Южный проход был опасен для мореплавания: он изобиловал мелкими островами, песчаными косами и, ко всему прочему, был запрещён для использования. Любой корабль мог быть атакован без предупреждения и разнесён метательными снарядами в щепки. Судна, идущие в Тримор и Эваг или обратно, были обязаны проходить мимо северной башни и по требованию останавливаться для досмотра.
Ещё на расстоянии Матиуш увидел, что на башне развиваются не бело-зелёные вымпелы королевских вепрей, а квадратные флажки с бегущими носорогами. Значит, Шлист постигла та же участь, что и Эдинси-Орт и весь берег Урбанта ― он был захвачен железными баронами.
С башни подали сигнал остановить корабль на внешнем рейде и бросить якорь. Лорд Хеспенский приказал капитану подчиниться этому требованию. От берега скоро отделился силуэт, в котором угадывался парусный ялик. Через две склянки он приблизился к бригантине единорогов.
Морской офицер в войлочном колпаке, заломленном на бок, заявил Ардо, что проход через Шлист запрещён любым чужестранным судам. Этот запрет распространяется так же и на корабли сонетров.
– Но я направлен к вашему королю со специальной миссией, ― прокричал ему Матиуш. ― Я уполномочен говорить с ним от лица Стевариуса Сонетра.
Офицер отрицательно помотал головой.
– Вам придётся сойти на берег и ждать оказии нашего корабля.
Делать было нечего. Лорд Хеспенский был вынужден отпустить свою бригантину и команду, которая была дана ему в сопровождение, и перейти на сторожевой ялик. С собой он взял совсем небольшой багаж и только одного человека в сопровождение: больше людей брать на борт офицер отказывался. Йиржи Симусу пришлось оставить своего слугу. Сделал он это с большим сожалением.
В ожидании подходящего рейса им предписали остановиться в портовой корчме. Покидать её двор запретили под страхом смертной казни. Кроме дегустации всех видов пойла в буфете и созерцания выцветшего моря через окно больше заняться было решительно нечем. Йиржи и здесь нашёл какую-то сговорчивую девицу: уставши протирать штаны за стойкой буфета и поднимаясь в свою комнату, Матиуш слышал их возню за лестницей, видел голые коленки и настойчивые, ищущие руки. Сам он мог думать только о том, чем может закончиться его новое путешествие на Королевский холм, и, главное, когда. Когда он сможет вернуться в Эдессу? Перед глазами вопреки воле стояло растерянное лицо Селиты, ее сцепившиеся руки. Губы Ардо помнили неожиданно прохладные для знойного дня щеки принцессы; под взглядами придворных матрон в королевском зале она наклоняла голову, покорно подставляя их для его поцелуев.
К счастью на второй день вместе с налетевшим пассатом, нахмурившим тучами небо, в порт пришла нужная посудина. По фигуре кальмара на носовом свесе было видно, что судно сделано на верфи в Бизани. В Северном море у баронов не было своего порта. Купцам же вольного города было всё равно, кто и для чего фрахтовал у них суда, лишь бы платили исправно.
На корабль, а это был большой трёхмачтовый барк, лорд Хеспенский и его люди поднялись свободными людьми, но как только судно вышло из шлисской бухты, капитан велел посадить новых пассажиров под замок.
– Извините, милорд, ― сказал сухой и высокий капитан носорогов. В его равнодушном голосе совсем не слышалось сожаления. ― Мне не нужны на корабле свободно разгуливающие Сонетры. По молодости мне пришлось нести службу в Железном лесу, и я вынес, что не стоит поворачиваться к единорогам спиной. Ничего с вами не станется, если вы подышите свежим воздухом на палубе. Днём, когда вся команда на верху, я буду позволять вам под присмотром размять ноги, а в прочее время ― не обессудьте…
Так что бастард Стевариуса мог себя поздравить с очередным попаданием в заключение… Это в какой же раз?
Слева и справа от него стояли такие же ящики с прутьями вместо стенок. В левую поместили Йиржи, а вот в правой клетке Матиуша ждал великолепный сюрприз. Его обитателем был представитель племени наугримов, которых хронисты высоким слогом порой называют сыновьями Аулы. Есть ещё прозвища, которыми величают этот свободный народ, но, выражаясь попросту ― это был гном.
Ардо настолько был захвачен этой удивительной встречей, что позабыл о своём неудовольствии способом, коим он перемещался в сторону Эдинси-Орта.
Как уроженец Хеспена, он с малых лет видел вещи и строения, оставленные после себя расой гномов, слышал много сказок, где они были главными действующими лицами. Маленький Матиуш воспринимал горный народ, как часть своего мира. Казалось, они живут совсем рядом, и деяния, описываемые в легендах, происходили буквально вчера или даже нынче утром, и если пойти вот тем заброшенным проходом вдоль горного ручья, то бросив взгляд между каменными колоннами вниз, можно увидеть, как гномы устанавливают мельничное колесо на запруде или укрепляют её стену.
Их отсутствие воспринималось, как досадное недоразумение. Сердце мальчика желало, чтобы гномы вернулись в свои владения, жили неподалёку и позволили прикоснуться к своим тайнам. Люди, пришедшие на место наугримов, помнили о прежних хозяевах. Наверное поэтому они запечатлели память о гномах в названиях гор и рек. Собственно, наименование города и марки Хеспен, буквально означало «оставленное низкорослыми»
Ставши отроком, Матиуш впервые побывал в гномьих шахтах. Мастерство горного народа поражало: они, воистину, были прирождённые рудокопы и рудознатцы, непревзойдённые камнерезы и кузнецы. Подземные сооружения, проходы, старые механизмы вызывали восхищение. Юный Ардо полюбил книги, ведь только из них можно было почерпнуть сведения об истории наугримов – хотя и очень скупые, узнать, какие бытуют представления об их обычаях и нравах, об устройстве гномьего общества, и соображения ученых мужей, почему же они в незапамятные времена покинули свой край.
Ходили слухи, вернее даже байки, что иногда кто-то где-то встречался с детьми Аулы. Говорили, не все они ушли за Драконий хребет, и некоторые малочисленные кланы и одиночки продолжают обитать в Больших Фестах и даже в отрогах Старого Керта.
Матиуш всегда хотел, чтобы это оказалось правдой, и вот теперь он видел живое тому доказательство.
Гном был крепкий, не старый. На его голове и в бороде не было ни единого седого волоска. Одет он был в короткую тонкую кольчужку, на поясе висели пустые ножны меча, украшенные серебряными вставками. Но более на нём не было никаких доспехов, а из одежды: лишь грубая шерстяная рубаха под кольчугой и легкие льняные шаровары, еще короткие кожаные поршни, а Матиуш привык думать, что гномы-воины должны быть с ног до головы одеты в тяжёлую броню. По крайней мере, на рисунках в свитках их изображали именно такими. На них даже на ногах у гномов были тупоносые железные сапоги. [#1 – поршни – вид легкой обуви, напоминающей кожаные лапти или мокасины]
– Многоуважаемый сосед, ― со всем почтением обратился к гному Матиуш. Перед этим он встал, и, следуя придворному этикету, повернулся всем корпусом к его клетке. Он старался произносить слова раздельно и четко, поскольку даже не был вполне уверен, что наугрим владеет общим языком. ― Могу ли я познакомиться с моим невольным попутчиком? События развиваются таким образом, что нам предстоит провести бок о бок не одну луну. Хорошо, если мы станем добрыми знакомыми. Приятное общество и занимательный разговор могли бы скрасить время нашего путешествия.
– Нет, ― произнёс густой голос.
Гном сидел на полу своей клетки, прислонившись спиной к решётке. Отвечая, он быстро взглянул на Ардо, и его глаза вновь устремились вверх на проплывающие облака.
– Хм… Очень жаль. Меня зовут Матиуш Ардо. Дело в том, что я родился и вырос в Хеспене, где сохранилось много подземных сооружений вашего созидательного народа.
– Ежей рожать… Человеческие названия ничего не говорят мне, ― проскрипел гном.
– Это северные предгорья Старого Керта. Тень от его вершины закрывает наш город в те звёздные ночи, когда Селена становится полной.
На лице немногословного собеседника появилось задумчивое выражение. Он поднял руку и дважды потрогал себя за мочку уха.
– Это пустые шахты остродумов у истоков Реуга, ― наконец произнес гном. Лицо его сморщилось, словно разговор с человеком вызывал у него желудочные колики.
– Хм, вот как… Значит, их звали остродумами… А мейстер Фиторран в своём трактате об известных народах мира называет этот клан железнозадыми.
– Так их называли соседи. Молот на ногу… Оттого, что они носили свои щиты на спине…
– А вы, значит, из другого клана ― не из остродумов?
– Нет, ― коротко ответил гном и на этот раз закрыл глаза, показывая, что не намерен далее продолжать разговор. Он даже сложил руки на груди и немного сполз по стене.
Матиушу страсть как сильно хотелось поближе сойтись с сыном Аулы, но он сдержался. С новым знакомым не стоило пережимать и торопить события. Начало положено, может, со временем гном привыкнет к соседству с ним и станет разговорчивее.
Так что, не смотря на очередное заточение Матиуша, путешествие в далёкое море Урбанта обещало быть занимательным, к тому же капитан «Быстрого кулака» не обманул своих пассажиров: действительно днём им позволяли проводить время вне клетки, так что это заключение было куда как мягче предыдущих. Небольшим неудобством было только то, что их не выпускали прогуливаться вместе. Или он или Симус должны были быть под замком: видимо вместе они в глазах осторожного капитана выглядели уже целым отрядом. Неужели он боялся, что они захватят корабль?
С другой стороны, с гномом носороги обходились совсем иначе. Наугриму свободу не предоставляли вовсе.
Бесцельно шататься по палубе Ардо скоро наскучило. Берег синел далеко и его очертания менялись медленно. Когда наступал черёд Матиуша разминать ноги, он с интересом смотрел за слаженной работой команды барка. Он впервые плыл на таком большом судне, и многое для него было в новинку.
Было удивительно наблюдать, как быстро моряки поднимаются по вантам наверх, как они, не зная страха, ходят по снастям вдоль рей, как вместе через блоки натягивают и закрепляют канаты, и некоторые из них именуются фалами, другие – брасами, или шкотами. И у каждой детали оснастки корабля было своё, зачастую многосоставное, название. Всё это казалось необходимой частью удивительного и замысловатого ремесла.
Ардо захотелось самому попробовать на прочность корабельный такелаж. Он влез на фальшборт и потрогал вантовые канаты. В нижней части они были толще руки и казались надёжнее любой деревянной лестницы. Матиуш поставил ногу и в несколько движений легко поднялся над палубой. Море вдруг оказалось далеко внизу. Он сделал ещё несколько усилий… Страшновато. Теперь чувствовалось лёгкое колебание снасти. Это дышала мачта, паруса на верхних реях были подняты и наполнены свежим ветром. Ардо вдруг захотелось, чтобы принцесса Селита увидела его на этой высоте и чтобы на её непреклонном лице появилось выражение обеспокоенности или хотя бы интереса… Что это с ним? Что за странная мечтательность напала на него? Он конечно должен позаботиться о ней. В память о несчастном и благородном рыцаре Баррионе он будет защитником его сестре. Но зачем Матиушу сердце этой девочки. Только оттого что она теперь носит его имя?
– Эй, единорог, закрепи конец!
Матиуш поднял голову. Сверху над ним стоял моряк и показывал рукой на свободно развивающийся в воздухе пеньковый трос. Моряк был на другом плече вантов, и ему спускаться было не с руки.
Матиуш двинулся вниз с облегчением. Нет, чтобы бегать по снастям наверху, нужно обладать совершенным бесстрашием, а ведь там нужно ещё и работать. Но вот внизу помочь ― это в охотку. Даже приятно размять мышцы… Моряк подсказал ему сверху, где можно было закрепить парусный линь.
Теперь при случае, когда требовалось общими усилиями натянуть фал, Матиуш охотно скидывал дублет (рукава в плечах начинали трещать), плевал в ладони и наваливался вместе со всеми.
Моряки, набранные в команду в основном из вольных городов, не брезговали его помощью, но и позубоскалить были непрочь: что за странная болезнь напала на заморского лорда, что он интересуется их нелёгким ремеслом и не боится набить мозоли на руках. Зачем это ему, коли в карманах и без того звенит монета? Неправильный лорд. А всё, поди, из-за слишком длинного носа на его физиономии. Это он мешает сонетру сидеть, спокойно сложив руки.
Капитан поднимал бровь, проходя мимо, но и у него не было возражений. Праздношатающийся человек на палубе раздражает.
Совместная работа делает людей особенными знакомцами. Ведь ремесло кормит простого человека. Если ты приложил в совместном труде свои руки, потратил силы, время своей жизни и помог кому-то в его деле, это всё равно, что поделился с голодным своей собственной краюхой хлеба. Это сближает. И по-особому сближает, когда ты смахиваешь пот, в свою очередь зачерпывая воду из общего бочонка. И сближает общий гальюн на носу барка ― по обе стороны от бушприта… когда каждый пользуется по известному назначению своей щелью, над головой хлопает косой парус, а ты смеёшься грубой, но уместной случаю шутке собеседника, и видишь только его голову над носовым рангоутом.
Через несколько дней лорд Хеспенский уже не был таким чужаком на «Быстром кулаке». Когда боцман запирал его в «солярии», можно было поклясться, что на его обветренном лице появлялась извиняющаяся гримаса.
Симус Йиржи смотрел на это дело по-другому. Когда Матиуш советовал ему для разнообразия попробовать на вкус морскую работу, физиономия у ординарца становилось несчастной, и он отодвигался подальше вглубь клетки. Он был готов вовсе не выходить на палубу, лишь бы ему не пришлось закатывать рукава и тянуть чужую лямку.
– Не обессудь, мой господин, но я вдоволь нагорбатился в кожевне у своего отца. До сих пор в горле стоит запах шкур, мокнувших в дубильных чанах. Да и подстегнуть оплеухой рвение своих работников папаша никогда не скупился. И мне по-свойски перепадало, ― говорил Йиржи и опасливо оглядывался, не слышит ли кто, кем на самом деле был раньше благородный сквайр. ― Ну его, в печень… Подлый труд лучше оставить людям неспособным даже в фантазии подняться над своей убогой долей. Человек создан, чтобы быстро и ярко прожить свою жизнь, взяв у неё по возможности все удовольствия. Разве мой господин желал бы поменяться с кем-нибудь из этих бродяг своей участью?
О проекте
О подписке