Астроном целый день рассказывал мне о звёздах, о Белой стране, всё что знал, многое придумывал, многое и не надо было придумывать, оно придумывалось само. Я спросил его за птиц, он перешёл на шёпот, постоянно оглядываясь: -Птицы, это табу, это нельзя! Птицы-враги Священной Гусеницы, «всё что летает, должно быть уничтожено», процитировал он Священную книгу. Оказывается, ещё в давние времена, уничтожены были птицы, ангелы, демиурги, бабочки…-Погоди, мне когда– то Учитель рассказывал, что гусеницы произошли от бабочек,-Сказал я. Астроном побледнел, закрыл мне ладонью рот: -Учитель не мог такое сказать, в храме лежит железная нога Священной Гусеницы, каждый добросовестный прихожанин дважды в месяц целует ежели не мог ты встретиться с Учителем, он полгода назад уехал в страну «Ё».Я забыл совсем, что здесь может быть всего один Учитель, который уехал в страну «Ё», потому что он родился в этой свободолюбивой стране. Здесь, один раз в три года, делается паломничество в страну «Ё», каждым, кто, каким– то образом связан с этой страной. Я попросил Астронома рассказать за две страны подземелья. Он обиделся, это у вас там подземелье, а у нас нормальный мир, и люди у нас нормальные, и не едят мясо пойманных обезьян, поджаренное на кострах. А про эти страны ты узнаешь потом, только лучше Белой страны ничего нет. Ему показалось, что мы засиделись в пыльной и душной комнате, и он меня вытянул на улицу. Я вспомнил о разговорных камнях. Он подвел меня к одному: камень, как камень, только раковина на самой верхушке, как у молюска. Оказывается, они живые, и питаются земной энергией, в нашей стране есть специальная служба, которая выращивает эти камни. Говорят, что есть даже такие камни, к которым и подходить не надо, сказал заветное слово, и говори с кем хочешь. А так, всё просто, называешь имя с кем хочешь поговорить, если он подошел к камню, то говори, сколько хочешь, хоть целый год разговаривай, только 3 серебряных блёстки у тебя, каждый год, изымут за услуги связи. У каждого имени свой сигнал вызова, его можно даже транслировать в мозг, так удобнее пользоваться. Астроном отошел от меня, и мы тут же испытали камни связи, следующий сигнал я услышал у себя в голове. Звонил Историк, приглашал на встречу клуба секретных любителей музыки, называл явки, пароли. Мы с ним договорились встретиться завтра, я пообещал к нему зайти, ближе к обеду. Ему нравилось любое действие окутывать тайной, создавать культ на пустом месте. Каждый придумывал сказку, в которой жил! Историка считали странным, но богатым человеком. Между прочим, с ним было очень интересно, он знал 1000 занимательных историй и загадочных случаев, это была неисчерпаемая копилка всего, что творилось в этом мире. Астроном ему всегда проигрывал в спорах, злился, иногда доходило до рукопашной, но их, как магнитом, тянуло друг к другу. Он категорически отказался идти к Историку, этот звонок окончательно испортил Астроному настроение, он ушёл от меня, что -то бурча себе под носа я поплёлся в сторону неисследованной улицы, она уходила вправо от площади, от самого фонтана, далеко оставляя за собой, и тюрьму, и офис всего, в том числе и связи. -Улица Ковролётная, -прочитал я на табличке дома. Странное название, и магазины какие– то странные, здесь продавались парики, накладные брови, ресницы, всё для женщин. Я был единственным мужчиной на этой улице, женщины, стоящие за прилавком, попадающиеся навстречу, по ходу моего ознакомления с городом, здоровались со мной, как с обречённым, как с принцем, спешащим на обед дракона, в качестве любимого блюда. К концу улицы прохожих не осталось совсем, на стук моих шагов, ко мне подошел слепой старик, спросил, на какую улицу он попал. Я ответил. Старик, только услышал про Ковролётную, так чухурнул от меня, в противоположном направлении, как будто за ним гналась стая бешенных собак. Я всё же, не смотря на внешнюю скрытую опасность, дошёл до конца. Здесь был конвейер каких– то телег, без колёс, которые одна за другой, останавливались ненадолго на площадке, потом медленно отъезжали и ускоряясь, улетали в небо. Это чем– то напоминало аттракцион из рассказов Аники о городе, тем более, что на входе на площадку, стояли два больших разукрашенных клоуна, и приглашали прокатиться, как бы заманивая в небо. Я преодолел в себе это жуткое желание и молча потопал домой, в надежде узнать от Астронома всё об этой странной улице, и о летающих каретах. Астронома дома не было, на столе лежала записка, но прочитать я её не смог, из-за корявого почерка. Весь вечер и всю ночь я провёл в переживании за друга, а утром, с первым сигналом водных часов, находящихся в храме Большой Гусеницы, я побежал по Цветочной улице, с запиской в кармане, в надежде, что застану Историка, и он прочитает, что в ней написано. Историка дома не было, он тоже где-то пропал с вечера. Домоправительница подтвердила, что прибегал Астроном и они вместе с Историком куда то ушли. Записку она крутила, и так, и этак, но чтоб прочитать её, направила меня к господину Рынде, благо, что директор паноптикума жил, напротив. Мы с ним пересеклись, когда я выходил от Историка, Рында спешил на работу, я ему пересказал всё по пути. До места работы было недалеко, накрапывал дождь. Рында кому-то крикнул, чтоб выключил поливалку, и дождь закончился. Он взял записку, и вслух прочитал: -Поливай цветы, поплыл выручать Свистульку. И больше ничего, для другого Спасатель не требовался, главное-поливай цветы. Мне было интересно, что там натворил Свистулька, что его выручать понадобилось, за этих пять дней? Осталось только ждать, когда приплывут с острова Историк и Астроном. Меня Рында ввёл в музей, извинился, что нет Гиды (Гида уехала с Учителем), она бы провела тебя по музею по высшему классу, с объяснениями и с красочными характеристиками каждого экземпляра. Ты тут осматривайся, а я побежал, и Рында испарился, оставив меня один на один с чудовищами. (Он панически боялся оставаться внутри паноптикума. Правда я тогда этого не знал.) Я молча переходил от одного экземпляра, к другому: -причудливую растительность, сменили первые океанские ящеры-монстры, рядом сидели демиурги, стаями, похожие на Шурим, казалось, что они только прекратили разговор. Меня поразило с какой тщательностью были сделаны копии, даже взгляд их стеклянных и восковых глаз, казался живым, осмысленным. Дальше шли животные, как чучела, нагроможденные друг на друга, стаи птиц свисали с искусственных скал, разнообразная мелкая живность была выложена вдоль тропинки, абсолютно бессвязно: змеи с хомяками, мыши с крысами. В конце был человек, в диких шкурах, рядом застыла его жена, с курительной трубкой, трубка ещё дымилась, в самодельной грубой подвешенной колыбели лежал ребёнок, похожий на орангутанга и сосал соску. Дальше были двери с изображениями богов, они были заколочены досками, время от времени кто-то там буянил, оттуда раздавался шум и крики, что директор сволочь и вор, пропил их зарплату за полгода, что и на него найдём управу, вот только вырвемся из лабиринта. Я обернулся: соска валялась на полу, уже мужик курил трубку, а впереди у ящера, стоящего перед стаей демиургов, непрерывно бежала слюна изо рта. Мне что-то расхотелось возвращаться, и я вышел через боковые двери. Но только я туда вошёл, ко мне с визгом подскочила какая то мохнатая образина, со словами, что сюда нельзя, не готово ещё, и выпихнула меня наружу. Директора я нашёл в беседке, он при моём приближении, успел что-то спрятал в сумку. Я спросил, как отсюда выйти, он видимо не понял, сказал «Угу «и махнул рукой. Я прошёл через запах полироли или спирта, доносящийся из беседки, за которой сразу начиналась улица, параллельная Цветочной. Рядом с Цветочной мне хотелось, чтоб находилась улица Ягодная или Виноградная, какое же было моё удивление, когда на табличке близстоящего дома, я прочитал-Улица Поп…остальное было густо заретушировано. -Может быть Популярная или Попутная, -подумал я. На этой улице был единственный на весь город магазин сантехники, со светящимися унитазами на витраже. Мне надоело обследовать город по его второстепенным улицам, легче было найти карту города, где обозначено всё не особо значимое, и только на случай, если мне понадобится магазин скрепок или иголок с нитками. Я вновь вышел на Цветочную и пошел к площади. На площади, как всегда, кто-то чего-то строил; наверное, очередной праздник приближается.

Историк с Астрономом появились через неделю-злые, задумчивые, сильно помятые, на мои вопросы, только огрызались и сразу завалились спать. Выручать им кого– то явно расхотелось. Когда на следующий день, оба выручателя пришли в себя, и встретились у нас дома, то от их крика и взаимных упрёков, я думал, что крышу сорвёт. И самое интересное, что один рассказывал одно, другой другое, как будто не вместе были. Но совместив, как-то их рассказы и убрав эмоции, подтверждающиеся регулярными пинками и щипками с обеих сторон, я прояснил всю картину происшедшего.

На Свистульку постоянно сыпались жалобы, вода в острове имела свойство заканчиваться быстрей, чем набираться. Свистулька был далеко не юн, да ещё любил пофилософствовать, а когда он решал ту или иную мировую проблему, он забывал про воду, про остров и про всю вселенную. Романтичную работу водоноса он не любил, умудрился порвать оба кожаных мешка, в которых переносил воду, и проклинал тот день, когда его уговорили, за пол срока тюремного заключения, поработать водоносом на острове Святой Гусеницы. Кое как отмучав очередной день и вручив оба порванных мешка служащим для ремонта, он решил разведать внутренности храма, поискать что ни будь водоносящее, водосамопередвигаемое, что ни будь полегче кожаных мешков. Чтоб ему пусто было! Он залез в самое святое-святых–в пещеры Великой Гусеницы. Осквернив своим прикосновением реликвию древности, которую он назвал канистрой под воду, вылив всё её содержимое на груду железа, валяющегося в углу. То, что было в канистре, он назвал вонючим маслом, быстро разъедающим ржавчину. Через некоторое время из груды ржавчины, появилась железная рука и потянулась к остальным канистрам. Свистулька испугался и убежал с криком, к своей келье. Его пытались успокоить, привести в чувство, но он только свистел и говорил: -А-А-а-а-шс-шс.Когда наконец он смог более-менее связано рассказать, что случилось…все ринулись в Храм. Но там никого уже не было, не было и железной ноги Священной Гусеницы. Только был огромный туннель и записка, выбитая на стене зубилом: -Всё своё забираю с собой. Исполнительный орган демиургов Г-66(для остальных дураков-Гусеница.)Пол часа все стояли с раскрытыми ртами. Потом начался шум, третья часть рванула по новому туннелю, догонять божественную Гусеницу, которой уже след простыл, она успела наделать столько пещер и лабиринтов, что догоняльшиков месяц собирать с помощью «Ау» пришлось, другие говорили, что всё это засекретить надо, третьи, которых было больше, посчитали себя одураченными, наливались и краснели от злости, а когда их терпение перелилось через край, то тут такое началось…досталось всем – и за папу, и за маму, и за целование железной ноги. Но больше всех досталось бы самому Свистульке, если бы его не утащила Святая Гусеница, после которой в келье, только туннель остался. Как только эта заварушка началась, один знакомый монах позвонил Астроному. Вот мы с Историком и ринулись спасать Свистульку, а приехали в самую середину разборок, когда все лупили всех, а больше всего досталось жрецам, монахам и их родственникам. Я только одного не пойму, кто сказал толпе, что мы друзья Свистульки? … Три дня, по новому туннелю, между островом и Белой страной вместе с монахами убегали. Кстати, этот новый туннель, этот Исполнительный орган Г-66 вырыл, для каких целей, а кто его знает.В первый день, когда люди мутузили друг друга, он водопровод на острове сделал, видимо Свистульку достала эта не наполняемая чаша с водой. Нет худа, без добра, теперь острову водонос не нужен.

Глава 4.

В Белом царстве пахло жаренным, первыми этот запах почувствовали храмовики, они пропали в один день, даже из политики. Никто уже не заикался о 15 процентах годовых в пользу храма. А ожившая Гусеница за ночь выстроила, что-то типа Ковролетной переправы, по туннелю связывающим Белую страну с островом. Хочешь на корабле сутки пиляй, хочешь-в карете, за пару часов. Только, пока смута не закончится, правительство решило войска к туннелю подогнать и закрыть Ковролетное сообщение. А народ, управляемый стихией, открыл сезон охоты на храмовиков, пошли повальные обыски, аресты. Половина населения гонялось за священниками, половина прошла через камеры местной тюрьмы. Меня схватили первым, как пособника главного жреца. Таких пособников собралось больше 10000человек, никто из них жреца не смог описать. По камерам ходил художник, по общему описанию жрец был абсолютно лысым, похож на Фаллос с крыльями, сидящий в железном сапоге Великой Гусеницы. Под это описание подходило больше половины служащих культа ползающего идола. Слава Великой Гусенице! Такими словами начиналось каждое утро в Белой стране, в течении многих тысячелетий. При обысках нашли и повыпускали много птиц, здесь было такое многообразие синичек, зябликов, голубей, попугаев, привыкших к полумраку сов, даже одного страуса и двух пеликанов. Они мгновенно заполнили небо подземного царства, большая часть из них улетела, найдя путь наружу, но некоторые остались: совам, попугаям и голубям, родившимся здесь, пришёлся по вкусу местный корм и безветренный тёплый климат. Нас по одному вызывали к следователю, потом люди пропадали, в крайнем случае никто не вернулся. Камера была забита полностью, моих знакомых никого не было, люди ни с кем не разговаривали, ходили ужасные слухи. Наконец дошла очередь и до меня. Меня вело целых шесть жандармов, вооруженных булами. Следователь начал из далека, что то рассказывал о колдовстве, о политике, о грязных интригах храмовиков, закончил тем, что за один камень он освободит меня от смерти и трибунал приговорит меня к депортации.Так оно и вышло, хорошо хоть камни я запрятал в разных местах, как советывал мне Астроном, иначе отобрали бы все.На улице Ковролётной образовался целый лагерь, жандармы цепью окружили площадь с осуждёнными, меня просто втолкнули внутрь цепи, и я оказался в объятиях Историка: -Я уже давно наблюдаю, как тебя ведут. Хорошо хоть так, мы живы, Спасатель с нами, а значит не пропадём. Мне бы его оптимизм. Больше никого наших не было. Историк радовался, что хоть меня нашёл, а может в страну Эха кого-то раньше отправили? У него было немного перекусить, он уже третий день находился в лагере. Здесь было трудно с едой, мы были осуждены, значит вне закона, деньги, что отдавались охране на еду, просто пропадали. Карет для переезда не хватало. Был полнейший хаос и беспредел. Мы нашли местечко потише и поспокойней, это хоть дало возможность, что -то кинуть в желудок и осмотреться. Тебе не кажется странным, что здесь одни мужчины? Неделей назад, на эту улицу, нельзя было не одного мужика загнать? -обратил внимание я Историка. Он задумался, а потом придвинулся ко мне поближе, и на ухо, шёпотом: -Нас, под шумок, за наши же деньги, продали. Потом Историк рассказал, что нас ждет в стране Эха, и что она из себя представляет.

Когда на Земле царило согласие и покой, и в долине, омываемой великим Индом, было много дичи, не было недостатка в воде и пище. Редкий путник, странствующий в этих местах, мог найти себе безопасный кров под сенью вековых деревьев, чьи плоды украсили его стол, чьи ветви защитили бы его от ветра и дождя. И любой, прохожий местный житель, рад бы был поделиться едой с путешествующим. Достаточно было короткого рассказа, чтоб насытить любопытство аборигена. В том месте, где река Инд, несёт свои воды в Аравийское море, были леса, стада диких буйволов паслись по её берегам, люди, заселяющие эти земли, занимались скотоводством, немного земледелием, охотой. Вместе возделывали землю, вместе праздновали день собранного урожая, вместе защищались от хищников, но от тех хищников, что пришли, одновременно с севера и с юга, защиты не было. Они хитростью зазвали вождей племён на пир, и отравили их. Всех людей, что попадали к ним в руки, сделали рабами; и заставляли, под угрозой смерти, вырубать деревья, выкорчёвывая и выжигая пни. Подгонялись длинные плоские лодки и сотни верблюдов, увозившие дерево, древесный уголь, гипс, мрамор, соль, медную руду. За сотню лет не осталось ни одного дерева, пришлые люди дали три потомства, родив новый народ-ариев, построив город Мохеджо-Даро на реке Сарасвати. Новые племена невольников, пригнанные на эту землю, рыли каналы, насыщая почву влагой, получая лучшие корма для скота, лучшие урожаи, для тех, кто рискнул заняться земледелием. С каждым новым поколением, всё больше, и больше люди насиловали землю, не слушаясь голоса разума. Начались войны за воду, из зависти, травили ядовитыми травами, привезёнными из глубины Индии, рыбу и скот, выращенный более удачливыми соседями. Земля умирала. Природа взбунтовалась против человека, погубившего её. Было землетрясение, сильное землетрясение, которое разрушило и поглотило город Мокеджо-Даро, река Сарасвати ушла под землю, а вода стала солёно-горькой, и не пригодной для людей и животных. Но поздно, слишком поздно началось это очищение, земля умерла окончательно, превратившись в пустыню. Народ ариев растворился в истории, дав семена другим народам. Одна ветвь этого древнего рода ушла под землю, по течению скрывшейся реки Сарасвати. Прошло много лет, люди забыли выход на поверхность, люди забыли, что есть земля. Под землёй народ, минуя много веков, пошел тремя путями: одни осели на благодатном берегу океана, где земли богаты корнеплодов, пригодных для пищи, построив химические комбинаты, и основав Белую страну. Вторые, основали военную диктатуру, назвав её страной Эха, объявив врагами демиургов, основанием для вражды стала кровь, которой питаются эти существа. И как демиурги не доказывали, что держат для этой цели кроликов и устраивают охоты на крыс, то в одном, то в другом месте обнаруживались трупы людей, полностью обескровленные, иной раз находили консервы из человечины, они даже выращивают и держат собак, высокоинтеллектуальных чупокабр, которые тоже не брезгуют человеческой кровью. Третьи, создали страну эгоистов, там каждый сам за себя, каждый считает себя личностью, и его мнение самое правильное из мнений. Они назвали её страной «Ё». Почему? Я не знаю. Я там ни разу не был.

–А, что конкретно грозит нам? -спросил я. Историк схватился за сердце: -А, ты что, ещё не понял? Не ты ли мне только что сказал, что неделю назад, на эту улицу ни одного мужика затащить нельзя было? Потому, что здесь, около карет, постоянно дежурили солдаты-вербовщики, и кого уговаривали, кого спаивали, кого воровали, для войска в страну Эха. Вот увидишь, там на другом конце будут ждать войны, которые будут делать из нас пушечное мясо. А, всех, не вписавшихся в эту, антирелигиозную революцию, кто– то удачно продал в армию Эха. И никакое плоскостопие, никакие камни тебе не помогут, даже сверхдрагоценные, даже если они в почках или в мочевом пузыре. В этой милитаристической стране совсем другие ценности и другая валюта.