Глава 5. Коллизионная защита в суде присяжных

«…В этой речке, утром рано,

Утонули два барана».

С. В. Михалков

Коллизия, при разрешении уголовного дела в суде, может быть определена как столкновение противоположных интересов и стремлений подсудимых и их защитников в целях устранения ответственности или ее уменьшения. Естественно, коллизия в суде присяжных заседателей имеет свою специфику, обусловленную соответствующими процедурами и ограничениями, накладываемыми законом на деятельность присяжных. Так, если конфликт интересов затрагивает процессуальную сторону делу, то он будет совершенно невидим для присяжных. К примеру, если столкновение интересов подсудимых касается вопросов кто кого первый изобличил, кто активнее сотрудничал со следствием или чья характеристика личности оппонента заслуживает большего доверия, то эти вопросы останутся для присяжных заседателей невидимыми, поскольку присяжные заседатели не изучают процессуальных вопросов или вопросов, связанных с характеристикой личности подсудимых. Однако, если же противоречия затрагивают версию обвинения, конкретные факты инкриминируемых преступлений – то вот тут то они и становится достоянием внимания присяжных. То есть коллизия в процессе с присяжными, это прежде всего столкновение разных версий, высказываемых подсудимыми.

При этом вопрос коллизионной защиты крайне актуален именно для суда с присяжными. Дело в том, что некоторые статьи, оставленные законодателем для разрешения суда присяжных, допускают (а некоторые – прямо предусматривают), что к ответственности должно привлекаться несколько подсудимых. Взять хотя бы составы преступлений предусмотренных ст.209 (бандитизм) или 210 (организованное преступное сообщество), которые вообще не могут быть вменены одному единственному подсудимому, а прямо предусматривают группу. Да и ч.2 ст.105 УК РФ (убийство) – наиболее частый гость в суде присяжных, в одном из своих квалифицирующих признаков также говорит о группе лиц. Возможны, конечно, нюансы, когда из всей группы физически на скамье подсудимых оказывается лишь один-единственный подсудимый (остальные в розыске, или их дела выделены в отдельное производство), однако это все-таки относительная редкость. Таким образом ситуации, когда в числе подсудимых оказывается несколько человек, для суда присяжных – обычное явление. Ну а там, где имеется несколько подсудимых – один шаг до коллизионной защиты.

Конечно, коллизионная защита – это зло. Вот только в процессе с участием профсудьи – это зло абсолютное, которое не несет подсудимым ничего хорошего (за исключением только того, кто полностью соглашается с версией обвинения и рассчитывает на мягкий приговор). А вот в процессе с присяжными – это зло относительное, поскольку вызывает в глазах присяжных определенный «разрыв шаблона». И даже признание своей вины, в глазах присяжных, отнюдь не является тем незыблемым доказательством вины, каким оно есть в глазах профессионального судьи.

С другой стороны, обвинение прекрасно знает о том, насколько гнетущее впечатление производит на присяжных грызня между подсудимыми и прикладывает все силы, чтобы спровоцировать ее. Тут идут в ход и обещания, и угрозы – все для того, чтобы кто-нибудь из подсудимых признал вину и дал показания на остальных соучастников. Анализ процессов в отношении групп подсудимых показывает, что обвинение всеми силами пытается не дать образовать защите «единый фронт», выбивая из ее рядов наиболее слабые звенья – самых трусливых, самых беспринципных, самых нестойких.

Однако, пользоваться коллизией далеко не всегда умеют и прокуроры. Так, один убеленный сединами прокурор, в ходе прений, радостно использовал аргумент, мол подсудимый О. вину признает, потому что раскаивается в содеянном, а остальные подсудимые ее не признают из-за тяжести им вмененного. Дословно: «Кто же будет признавать такое обвинение?». Ну что ж, защите оставалось только напомнить, что подсудимый О. обвиняется в тех же деяниях, что и остальные, и дальше вдоволь поговорить о том, что же такое – какая неведомая сила – заставила О. признать вину по такому тяжкому обвинению, да еще и с учетом того, что он его не совершал…

То есть, если в обычном суде коллизионная защита, вернее участие в ней на стороне обвинения – это почти всегда «синица в руках» (приговорят, признают виновным, но наказание дадут меньше, чем тем, кто не признал), то в суде присяжных – это скорее «журавль в небе», поскольку здесь свою значительную роль начинает играть фактор непредсказуемости вердикта присяжных. К чему, собственно, я это все говорю? К тому, что возникновение в процессе с присяжными коллизионной защиты, это еще не повод для капитуляции. Работать с показаниями и доказательствами подсудимых-противников надо точно также, как и с доказательствами обвинения – оспаривать их, опровергать, давать свою оценку.

5.1 Коллизионная защита: причины возникновения и типичные ситуации

Говоря о коллизии, следует, конечно, разобраться и в причинах ее возникновения. Собственно говоря, это первый шаг на пути ее преодоления. В судебной практике встречаются несколько основных причин возникновения коллизии.

Так, расходясь в вопросе признания или непризнания вины, подсудимые могут руководствоваться различной степенью доказанности вины каждого из них. Не редки случаи, когда кто-то из соучастников может быть опознан очевидцем преступления, а кто-то нет, у кого-то может быть алиби на момент преступления, а у кого-то оно отсутствует и т. д. Указанные обстоятельства вполне могут повлечь ситуацию при которой подсудимый, в отношении которого имеется убедительная доказательственная база, может избрать в качестве стратегической цели своей защиты – получение снисхождения присяжных заседателей, и как результат – назначение ему более мягкого наказания, в то время как подсудимый, доказательств вины которого недостаточно, может добиваться своего полного оправдания по конкретному эпизоду. То есть в этом случае возникновение коллизии объективно обусловлено.

Еще один вариант, когда при примерно сопоставимой доказательственной базе, подсудимые расходятся в своих оценках перспектив рассмотрения дела. Так, кто-то может быть уверен, что доказать невиновность не удастся, а кто-то склоняться к противоположному умозаключению. То есть в данном случае коллизия возникает из-за субъективных причин.

В перечисленных случаях, коллизия возникает как, своего рода, «побочный продукт» защиты и не является самоцелью. Признавая свою вину, подсудимый вынужден давать показания и в отношении остальных соучастников, поскольку в противном случае это признание будет воспринято присяжными заседателями как неискреннее и не полное (со всеми отсюда вытекающими негативными последствиями). Можете себе представить, как двусмысленно будет выглядеть со стороны признание, например, в соучастии в убийстве в форме нанесения потерпевшему нескольких ударов кулаками, и при этом полное умолчание о том, кто именно из подельников нанес потерпевшему удары ножом.

В то же время, имеют место ситуации, когда именно коллизия, т.е. явное столкновение интересов защиты подсудимых, становится обязательным элементом стратегии защиты. Речь идет, прежде всего, о тех случаях, когда подсудимые, частично признавая достоверность версии обвинения, пытаются переложить полностью или частично свою вину на соучастника. То есть, подсудимые не просто пытаются себя оправдать, но и вынуждены фактически выполнять часть работы обвинителя, доказывая виновность своего собрата по несчастью.

Однако и в этом случае, ситуация далеко не всегда бывает такой безнадежной, как выглядит изначально. Так по одному из дел, рассмотренных Мосгорсудом, подсудимые М. и Г. обвинялись в совершении ряда нападений на иностранцев, одно из которых закончилось гибелью потерпевшего. При этом, несмотря на то, что большая часть доказательств обвинения указывала на виновность Г., обвинение, тем не менее, вменило совершение убийства именно подсудимому М. Вместе с тем, при защите подсудимого М., наиболее эффективным способом защиты пришлось признать именно активное изобличение в убийстве подсудимого Г. – в результате в стратегии защиты Г. и М. возникла коллизия. Каждый из них утверждал, что ножевые ранения, послужившие причиной смерти потерпевшего, нанес именно другой подсудимый. В результате, на следствии обвинение в убийстве было предъявлено подсудимому М. Зато в суде, убедительнее оказались доводы защитников подсудимого М. и в итоге суд присяжных признал М. невиновным в данном преступлении, а поскольку Г. оно не вменялось, то и Г. также не был привлечен к ответственности за его совершение. При этом по остальным вмененным эпизодам, стратегии подсудимых практически не отличались друг от друга, более того, было достигнуто соглашение о том, что по остальным эпизодам ни один из подсудимых не пытается ухудшить положение оппонента (и это соглашение было выдержано в течении всего процесса)…

Но, пожалуй, наиболее неприятной причиной коллизии является месть одного подсудимого другому. К счастью, в моей практике таких ситуаций не встречалось, хотя что-то похожее все-таки имелось. Примером такого случая может быть рассмотрение дел Тихонова-Хасис (дело об убийстве адвоката Маркелова) и затем т.н. «дела БОРН» в отношении Ильи Горячева.

В 2011 году за участие в убийстве адвоката Маркелова и журналистки Бабуровой были осуждены Никита Тихонов и Евгения Хасис. При этом центральным доказательством их вины – в версии следствия – были показания их знакомого – руководителя умеренно-националистической организации «Русский образ» Ильи Горячева. Согласно его показаниям, и Тихонов, и Хасис, зачем-то сами в подробностях рассказывали ему (Горячеву) о своей преступной деятельности и, в частности, о совершенном убийстве адвоката Маркелова. Изначально, оговорив Тихонова и Хасис, Горячев старательно скрывал данный факт от близких и адвокатов обвиняемых. Когда же, в конце следствия – при ознакомлении с материалами дела, показания Горячева стали известны стороне защиты, он предпринимает отчаянную попытку выгородить себя, заодно подставив всех остальных. Гениальная (как он сам думал) комбинация заключалась в следующем: в начале осени 2010 года адвокат Горячева вышел на связь с одним из адвокатов со стороны Тихонова и Хасис и настойчиво предлагал взять у него… нотариально заверенный отказ Горячева от свидетельских показаний, данных им на следствии. Для защиты было очевидно – брать это «заявление» и пытаться его использовать в суде нельзя, потому что оно не имело никакой юридической силы. Более того, уже тогда стало понятно, что если сторона защиты только попытается предъявить в суде это заявление, то Горячев вполне возможно тут же заявит о том, что заявление было получено от него под угрозой расправы, и оправдываться придется уже нам. В силу того, что в рядах защитников Тихонова и Хасис идиотов нет, этот адвокат вместе с Горячевым и его бумажкой был вежливо послан в… Генеральную прокуратуру, куда, собственно, и следовало заявлять об имевшем (или не имевшем – кто теперь разберет) место давлении на его персону со стороны ФСБ.

После этого разговора Горячев на связь (в том числе и через своего адвоката) больше не выходил. Впрочем, на суде Тихонова-Хасис он все-таки попытался разыграть эту карту (ну действительно, не пропадать же реквизиту), правда, тоже без какого-либо успеха. Горячев прислал в Мосгорсуд свой нотариально заверенный отказ от свидетельских показаний (хотя нотариально заверена там была только подпись, а не содержание заявления) и… отказ от отказа – в котором он заявляет, что написал первое заявление по принуждению «страшных русских фашистов» и друзей Тихонова…

Осудить Тихонова и Хасис тогда удалось лишь ценой неимоверных усилий не только и не столько следствия и прокуратуры, сколько «оперативного сопровождения» коллегии присяжных и беспрецедентного количества нарушений закона судьей.

Однако, весьма скоро испорченная карма дала Илье Горячеву знать о себе. В мае 2013 года он был задержан в Сербии и в последующем экстрадирован в Россию. Волей случая (и следователей) Горячев из обычного предателя дружбы превратился в «крестного отца» т.н. «Боевой организации русских националистов» – организации, по версии следствия, состоявшей из нескольких человек и совершивших, также по версии следствия, ряд громких убийств по националистическим и идеологическим мотивам.

В итоге, уже Тихонов и Хасис стали свидетелями по делу Горячева, и убедительно (как показал последующий единогласный обвинительный вердикт присяжных заседателей) объяснили, какое отношение имел Илья Горячев к деятельности БОРН.

Честно говоря, зная своего подзащитного Никиту Тихонова, я далек от мысли, что он решил именно отомстить Горячеву за ранее им сделанный оговор. Скорее, омерзительный поступок, совершенный Горчевым, просто дегуманизировал его в глазах Тихонова и он стал совершенно безучастно относиться к судьбе своего бывшего друга. Вот так и появились в деле показания, согласно которым Горячев оказался руководителем БОРН и сам определял цели и лиц, подлежащих убийству…

Естественно, что в описанной ситуации, даже надеяться на какие-либо переговоры и теоретическую возможность договориться о единой стратегии защиты нечего и думать. В таких случаях остается только строить свою защиту с учетом существующей коллизии, и работать над тем, чтобы минимизировать причиняемый ею ущерб.