Губы Саши тронула неуверенная улыбка, но Ирма лишь едва заметно кивнула в сторону подростка. Одного этого жеста было достаточно, чтобы Саша остался сидеть на месте, словно они с Ирмой и вовсе не были знакомы…

Быстрым шагом она и отец зашагали к белой «Шкоде Октавия».

«Куда-то едут, – с тоской подумал Ковалев, глядя на сизые выхлопы газа. – И когда вернутся?!»

Спустя минуту автомобиль, пофыркивая, укатил прочь, и только тогда он поднялся с лавки. Саша чувствовал себя совершенно разбитым. Вздохнув, он поплелся домой.

* * *

Когда утром следующего дня Саша вышел во двор и увидел на скамейке Ирму, он не поверил своим глазам.

«Сон», – подумал он, чувствуя, как на его лице невольно ширится радостная улыбка.

– Ирма, привет! Ты что тут делаешь?!

Она поднялась с лавки, и Ковалев оглядел девочку с головы до ног. На ней снова было красное платье, и он вдруг подумал, что в этом наряде, с распущенными черными волосами Ирма очень похожа на цыганку.

– Привет, – улыбнулась она. – А я тебя жду. Погуляем? В лесу?

И она пошла, не дожидаясь реакции Саши.

– Я хотел тебе кое-что сказать… плохая новость, – торопливо сказал он, догнав Ирму. – Мася умерла.

Ирма шагала молча, лишь ее хрупкие плечики слегка опустились, и она всхлипнула.

– Ты все знала, – произнес Саша, и было непонятно, задает ли он вопрос или это констатация свершившегося факта.

– Знала, – эхом отозвалась Ирма.

– Тогда почему мы не спасли Масю?! – воскликнул он. – Неужели ее нельзя было как-то спрятать? Или еще как-то уберечь?!

Ирма долго молчала, и Саше стоило колоссального труда держать себя в руках.

– Видишь ли, Саша, – наконец заговорила она. – Мы не вправе менять этот мир. Все вокруг нас происходит само собой. Как бы это сказать… мы не можем влиять на что-то. Я, например, могу видеть кое-что такое, чего не может видеть другой человек. Ты можешь много из того, чего не умею я. И так каждый из нас. Но есть вещи, которые для нас закрыты. Мы не должны соваться туда, где не можем ничего изменить. Не можем и не должны.

– Это что-то вроде судьбы? – помрачнев, спросил Саша.

– Можно считать и так. Если бы ты или я забрали Масю домой и охраняли ее, мы бы вмешались в дело, которое нас не касается. И нас бы за это могли наказать.

Ковалев сосредоточенно думал, он едва поспевал за ходом мыслей своей подруги.

– А кто бы нас наказал? – полюбопытствовал он после паузы. – Бог?

– Ты веришь в бога?

Саша смутился.

– Ну я не то чтобы прямо верю… но мне кажется, там наверху все равно следят, как мы себя ведем. И если кто-то сделает плохо, рано или поздно он будет наказан.

Ирма снисходительно улыбнулась, и он поразился, насколько взрослой она сейчас выглядела. В ее прозрачно-изумрудных глазах пряталась мудрость зрелой и умной женщины, а не малолетней школьницы.

– Как умерла Мася? – спросил Саша чуть хрипловатым голосом. Близость этой девочки сводила его с ума. – Ее убил Дрон? Эти два урода, которые бросались камнями?

– Нет. Дрон и его друг плохие ребята, но они ни при чем. Она погибла под колесами грузовика… – голос Ирмы затрепетал, как пламя свечи на ветру, – …ее бросило на газон.

Ковалев представил себе картину, как многотонная махина на полном ходу сшибает несчастную кошку и та, переломанная и изувеченная, шлепается на землю бесполезным окровавленным мешком.

Желудок скрутило, и ему стало не по себе. Он заметил, что Ирма вытирает повлажневшие глаза.

– Не плачь, – глухо сказал он. – Наверное, Мася не мучилась.

Ирма молча кивнула и осторожно взяла его за руку. От прикосновения ее тоненьких теплых пальчиков по всему телу Саши словно пробежала будоражащая волна жара.

– Ирма, а сколько… тебе лет?

– Тринадцать. А тебе уже четырнадцать, верно?

– Верно. Как ты догадалась?!

Снова многозначительная улыбка. Улыбка человека, который знает все твои сокровенные тайны.

– Я видел, как вчера твой папа тебя куда-то отвез… – неуверенно проговорил он.

– Мы ездили к врачу. И он мне не папа.

Саше показалось, будто его огрели по затылку.

– Не понимаю, – медленно произнес он. – Как это?!

– Очень просто, они мои приемные родители.

– А где же твои настоящие папа и мама?

– Я про них ничего не знаю, – ответила Ирма, и в голосе девочки зазвучал холод. – Я только знаю, что папа ушел еще до того, как я родилась. У мамы наступил тяжелый период. Она сошла с ума и, как только я родилась, отнесла меня на помойку. Меня нашли какие-то люди в картонной коробке.

Она сжала пальцы Саши, и он прерывисто вздохнул. В сознании неожиданно материализовался образ Ирмы, танцующей на песке, совершенно голой, и он покраснел.

– Представляю, как тебе было тяжело, – только и смог вымолвить он.

– Что поделать. У тебя ведь тоже непростая жизнь, – сказала Ирма. – Я знаю, что ты живешь с мамой и она тебя очень любит. Она тебя Шуриком называет. И ты… Что с тобой случилось?

Саша замялся. Он не очень любил говорить на эту тему, но тут решил ничего не скрывать.

– Случилось то, что у меня… в общем, небольшие проблемы с головой. Мне делали операцию на мозге, из-за чего мне пришлось уйти из обычной школы, – признался он.

– Ты упал?

Ковалев даже замедлил шаг, обалдело уставившись на девочку.

– Да, грохнулся с тарзанки… Получается, ты все знаешь!

– Не все, – поправилась она. – И, к сожалению, эта правда меня совсем не радует. Очень многие вещи на самом деле грустные. Такие, например, как Мася.

«Она знала, когда умрет кошка! – сверкнуло в голове парня. – Значит ли это, что Ирма знает, когда умру я?! Или моя мама?!!»

Он перехватил изучающий взгляд Ирмы.

– Можно я тебя поцелую? – прошептал он, не в силах больше себя сдерживать.

– Можно, – выдохнула она, и он с благоговением прильнул к ее губам. Сашу окутал пьянящий аромат, исходивший от густых волос Ирмы, и впервые за свою короткую жизнь он испытал возбуждение.

Она чмокнула его в нос и тут же мягко отстранила от себя.

– Говорят, люди на Севере целуются носами, – сказала она, лукаво подмигивая.

– Эскимосы?

– Ага, эскимосы.

– В губы лучше, – авторитетно заявил Саша, и они рассмеялись.

– Приготовься, что сегодня вечером тебе попадет от мамы, – вдруг сказала Ирма. – Но ты не обижайся на нее. Она тебя очень любит.

Предсказание Ирмы сбылось. Пока они гуляли по лесу, он где-то потерял ключи, за что мама отругала его. Но это ничуть не расстроило Сашу. Напротив, это еще больше укрепило его чувства к Ирме.

* * *

– Хотел взять хлеб для уток, но потом подумал про овсянку, – сказал Саша, когда они встретились у пруда на следующий день.

Словно боясь, что Ирма усомнится в его словах, он вытащил из пакета упаковку крупы, и она улыбнулась. Ковалев обратил внимание, что в руках девочки тоже был большой полиэтиленовый пакет, в котором лежало что-то прямоугольное, но он почему-то стеснялся спросить, что она взяла с собой.

– Давай пока просто посидим, а уток потом покормим, – предложила Ирма, и Саша, разумеется, согласился. В своих мыслях он не мог себе представить ситуацию, когда он ответил бы этому ангелу «нет».

Они расположились на лавочке.

– Знаешь, а ты оказалась права, – сказал Саша. – Ну… мама меня вчера правда отругала. Я ключи где-то потерял.

– Сильно попало?

– Не очень. У нас запасные есть.

Ирма посмотрела в сторону леса.

– Мы можем пойти туда, где были вчера. Вдруг ключи все еще лежат на дороге?!

Саша почесал затылок. Меньше всего ему сейчас хотелось тащиться в лес и искать ключи, которых там наверняка уже нет. Если он вообще их потерял в лесу, а не где-нибудь в другом месте. Неожиданно его осенила одна мысль:

– Слушай, а ты можешь увидеть то, что потерялось? Ты же вроде как экстрасенс!

Ирма поморщилась, будто надкусила лимон.

– Я не люблю это дурацкое слово, – сказала она. – И я не могу искать вещи. Я не волшебница.

Саша сконфуженно умолк, и она легонько толкнула его в плечо:

– Ладно тебе. Лучше покажи мне фото мамы. Я видела, у тебя есть крутой телефон. Наверняка у тебя есть ее фотография.

Ковалев с готовностью вынул из кармана смартфон. Он почти никогда на него не снимал, но, кажется, одно селфи с мамой где-то было…

– Вот, – сказал он и, открыв папку, где хранились немногочисленные фотографии, выбрал нужный снимок.

Ирма молча взяла у него телефон, осторожно коснувшись пальчиком экрана. Что-то беззвучно шепнула и, вздохнув, посмотрела на замершего подростка.

– У тебя очень добрая и милая мама. Она проживет долгую жизнь.

– Сколько?

– Девяносто один год. Так я вижу.

– Девяносто один? – ошарашенно переспросил Ковалев. Эта цифра показалась ему фантастически нереальной. Он попытался представить маму в этом преклонном возрасте, но из этого ничего не вышло.

«А я?» – хотел спросить Саша, но что-то остановило его, и он даже не мог понять, что именно.

«Мало кто хочет знать день собственной смерти, парень, – усмехнулся внутренний голос. – Представь свою жизнь, если ты узнаешь это. Каждый день ты будешь считать, сколько тебе осталось. Это будет помимо твоего желания, помимо твоей воли…»

– Я кое-что взяла тебе показать, – между тем сказала Ирма, доставая из пакета альбомы для рисования. – Сколько я себя помню, я всегда любила живопись. Когда была совсем маленькой, рисовала на улице всем чем попало – палочкой на земле, стеклышком на дощечке, угольком на асфальте…

Саша с интересом взял у нее альбомы.

– Я хотела поступить в художественную школу, но приемные родители меня не хотели отдавать, – продолжала девочка. – Даже не знаю почему. Может, оттого, что им не нравятся мои рисунки?

Ковалев молча листал альбом, и с каждой перевернутой страницей на его лице ширилось потрясение. Он не мог поверить, что подобные рисунки могла изобразить маленькая девочка, пусть даже такая необыкновенная, как Ирма.

Гротескная бабочка, парящая среди грозовых туч. Великолепные, изящные крылья никак не вязались с «лицом» небесного творения – дьявольской мордой с хитрой ухмылкой и развевающимися седыми волосами. На следующей странице был изображен город, расколотый пополам. Из огромной расселины высовывались костлявые руки, пытаясь схватить мечущихся в панике жителей.

Третий рисунок изображал терпящий бедствие корабль, окруженный русалками. Только на месте женских голов у сказочных обитательниц были громадные пасти, утыканные острыми зубами… Вместо того чтобы спасать тонущих, русалки утаскивали их на дно.

– Ты… – промямлил Саша, даже не зная, что сказать. – Мама разрешает тебе рисовать такое?

– Настоящая жизнь намного хуже, Сашенька, – тихо ответила Ирма. – Она даже хуже того, что вижу я. А я очень часто вижу страшные вещи.

Ковалев отложил просмотренный альбом и взял в руки следующий.

– Тебе не нравится? – с беспокойством спросила она. – Наверное, зря я решила тебе показать это…

– Нет, что ты, – пробормотал он, не отрывая взора от очередного рисунка. Он изобиловал всевозможными цветами, только вместо бутонов у них проклевывались человеческие лица, искаженные в диком крике. Цветы тянулись к солнцу, которое представляло собой пульсирующее сердце, с которого на «бутоны» капала кровь.

Перевернув страницу, Саша заметил, как из альбома что-то выпало в траву. Что-то плоское и прямоугольное, вроде… Календарик! Наклонившись, он поднял его, бережно сдувая пыль.

Ковалев пожал плечами. Обычный карманный календарик, изображающий какой-то парк с фонтаном. Он перевернул его, присвистнув.

«Какой странный», – подумал Саша. Двенадцатое октября было обведено в кружок, а все дни и месяцы после этого числа были густо закрашены черным фломастером.

«Как будто год заканчивается двенадцатого октября», – с усмешкой подумал он.

Интересно, что бы это значило?!

Ирма, до этого с интересом наблюдавшая за утками, взглянула на Сашу, который продолжал вертеть в руках календарик. Лицо девочки внезапно застыло, сделавшись чужим, и Саша, перехватив ее взгляд, даже испугался.

– Отдай, – сдавленным голосом потребовала она.

С оцепенелым видом тот протянул ей календарик.

– Я просто хотел спросить… – начал он, но Ирма его перебила:

– Извини, я случайно его туда положила.

Она сунула календарик в пакет, уставившись прямо перед собой.

– Ирма, что случилось? – спросил Саша, ровным счетом ничего не понимая. – И это… Двенадцатое октября. Это что-то значит?

– Мне сегодня к врачу надо, – сказала она, будто не слыша его. – Завтра увидимся, Саша.

– Ты что, уже уходишь? – печально спросил он.

– Меня ждут.

– Зачем тебе к врачу? Вчера ты тоже была у врачей… Ты чем-то болеешь?

Ирма встала с лавочки.

– Любопытной Варваре нос оторвали, – с грустной улыбкой произнесла она, забирая у Саши альбом. – Пока.

Неожиданно где-то вдали замелькали проблесковые маячки, и среди деревьев мелькнул белый полицейский автомобиль.

Ковалев тоже слез с лавки.

– Интересно, к кому это полиция приехала? – задумчиво проговорила Ирма.

«Ты же ясновидящая, вот и скажи», – хотел поддеть ее Саша, но вовремя одумался. Судя по бледному лицу Ирмы, продолжать разговор она была явно не в настроении.

– Ладно, пока, – вздохнул он.

Вечером его ждала еще одна шокирующая новость.

Как только он вошел, мама подбежала к нему и крепко обняла.

– Ты что? Все в порядке. Я же не опоздал к ужину, – пробубнил он, неловко отстраняясь от нее. И умолк, с тревогой глядя на лицо мамы. Оно было таким же бледным, как у Ирмы полчаса назад там, на пруду.

– С тобой точно все нормально? – спросила мама, целуя его в лоб.

Саша кивнул.

– А мы машину полиции видели. Она приехала в наш район, – сообщил он, снимая кроссовки.

– Ты помнишь этих ребят, Андрея и Лешу? Они в девятом доме жили. Вы вроде бы раньше играли вместе.

Ковалев, уже намеревающийся идти мыть руки, остановился.

– Дрон и Леха? Знаю.

«Они чуть кошку не убили», – хотел добавить он, но передумал. Незачем маме знать такие детали.

– Они погибли. Их сегодня в гараже нашли, там пожар был, – сказала мама, в упор глядя на Сашу.

Он поежился.

Как это – умерли? Какой еще пожар?!

– Я не знаю, что там точно произошло, – произнесла мама. – Но вроде они чем-то надышались и закрылись изнутри. Потом возник пожар, и они сгорели. Просто кошмар…

У Саши вновь разболелась голова. Казалось, его затылок пытались вскрыть консервным ножом, и мама дала ему какие-то таблетки. Помимо головной боли, у него напрочь пропал аппетит и за ужином кусок просто не лез в горло.

Мама старалась говорить на отвлеченные темы, но он едва ли слушал ее. Он пытался представить себе, как умерли Дрон с Лехой. Если они чего-то обкурились и спали, наверное, смерть была легкой. А если нет, то… Наверное, это очень страшно – гореть заживо.

А еще он думал о странных рисунках Ирмы, которые видел сегодня в ее альбоме. Жуткие русалки, кричащие цветы, разорванный пополам город…

Лишь когда он, погасив свет, улегся в постель, его словно током ударило.

«Двенадцатое октября на календарике. И все черное до конца года. Может, это ее последний день? – подумал Саша. – Ирма ведь многое видит из того, что не может видеть простой человек… Вдруг она узнала день своей смерти?!»

От этого предположения его объял всепоглощающий страх.

Этой ночью Саша почти не спал.

* * *

В этот раз Ирма исчезла надолго. Саша часами дежурил у подъезда возлюбленной, с надеждой вглядываясь в окна, но за все время лишь однажды всколыхнулась занавеска. Ирма не появлялась.

Правда, как-то раз из дома вышел ее папа, но Саша почему-то побоялся подойти к нему и спросить, почему Ирма не выходит гулять. Смерив подростка настороженным взглядом, мужчина сел в свою «Шкоду» и уехал.

Следующий день не принес никаких изменений, и Саша, дождавшись, когда в подъезд Ирмы зашла какая-то женщина, прошмыгнул следом.

Он поднялся на второй этаж, вопросительно переводя взор с одного звонка на второй.

«Какой из них правильный?» – мучительно размышлял он.

– Вы к кому, молодой человек? – услышал он за спиной голос и резко обернулся. На ступеньках стояла та самая женщина, вместе с которой он прошел в дом.

– Я… я ищу Ирму, – запинаясь, выговорил он.

– Она дома, я сейчас позову ее.

С этими словами женщина открыла дверь.

– Заходи, – позвала она Сашу, но тот застенчиво покачал головой.

Она пожала плечами и скрылась в квартире.

«Это ее мама, – догадался Саша. – Приемная то есть».

Спустя минуту в дверях стояла Ирма, и сердце Ковалева, совершив невообразимый кульбит, замерло.

– Привет, – тихо сказала девочка.

– Привет. Ты… – он набрал в легкие воздуха, будто набираясь смелости, – выйдешь гулять?

Она кивнула.

– Подожди на улице, – шепнула она и, блеснув бархатисто-смоляными волосами, прикрыла дверь.

Через несколько минут они медленно шли по аллее.

– Почему ты не выходила? – спросил Саша.

– Потому что у меня были дела.

Он пристально посмотрел на девочку. Взгляд парня скользнул вниз, остановившись на загорелой руке Ирмы. На худеньком предплечье темнело два синяка.

– Откуда это? – спросил он, медленно закипая гневом.

– Не важно, – бросила она.

Саша остановился.

– Если тебя кто-то бьет, это важно.

Ирма тоже встала, исподлобья глядя на него.

– Что случилось?! – Он стоял, сжимая и разжимая кулаки. – Я так ждал тебя! Ты могла хотя бы выглянуть в окно! Кто тебе сделал больно?!

Она осторожно взяла его руку в свои ладони. Они были мягкие и прохладные, и Саша готов был целовать их хоть всю вечность, но сейчас он хотел выяснить очень важный вопрос.

– Я знаю, что это был за календарик, – выпалил он, решив высказать все, что он думал, а там будь что будет. – Двенадцатое октября – это ведь твой последний день! Скажи, Ирма!

Она отвела взгляд, но он успел заметить слезы, выступившие на ее глазах.

– Ответь, – настаивал Саша. Он крепко сжал ладошки любимой, и она вскрикнула. – Прости, – взмолился он. – Я просто хотел, чтобы…

– Ты все правильно сказал, – прервала его Ирма. – В этот день меня не станет.

Саша вздрогнул, моргнув. И хотя где-то в глубине души он был готов к такому повороту, услышать это от Ирмы оказалось непростым испытанием. Внутри его будто что-то сломалось с тихим хрустом, быстро наполняясь ледяным озером. Плечи его обвисли, лицо посерело.

– Ты очень умный, раз все понял, – снова заговорила Ирма. Приподнявшись на цыпочках, она ласково погладила его по щеке, скользнув пальчиком по брови, которая уже практически зажила. – И какой дурак прозвал тебя Кастрюлей?!

Саша попытался обнять Ирму, но та изящно выскользнула из его рук.

– Сейчас лето, – сказал он, морща лоб.

– Верно, – подтвердила она. – Двадцать пятое июня.

– Значит, до октября еще…

Он умолк, сосредоточенно подсчитывая в уме. Математика никогда не была у него в почете, а после травмы головы и вовсе стала настоящей пыткой.

– Почти три с половиной месяца, – подсказала Ирма.

Ковалев ошеломленно замотал головой. Он был похож на человека, которому внезапно показали секрет хитроумного фокуса.

– Целых три с половиной месяца мы будем вместе, – напомнила Ирма. Она улыбалась, но из глаз ее катились слезы, оставляя прозрачные дорожки на щеках. – Если люди любят друг друга, они радуются каждой минуте, даже каждой секундочке, которую провели вместе…

– Я не хочу три месяца, – разлепил губы Саша.

– Ты не хочешь быть со мной?

Сам того не осознавая, он опустился на колени, уткнувшись лицом в платье Ирмы.

– Ты что?! – всполошилась она. – Встань сейчас же! Люди увидят!

Ковалев медленно выпрямился. А когда он поднял голову, Ирма с изумлением увидела, что лицо Саши тоже мокрое от слез.

– Я люблю тебя, – выдохнул он, и на какую-то долю секунды ему стало очень легко. Так легко, словно из воспаленной раны вместе с гноем вышла застрявшая заноза, мучившая несколько дней.

«Теперь она знает. Теперь все решится. Или мы вместе, или она уйдет».

Лицо Ирмы было словно высечено из гранита. Темно-зеленые глаза поблескивали сквозь пряди волос.

– А я люблю тебя, – наконец вымолвила она. – Мой рыцарь.

Она снова привстала на цыпочки, поцеловав Сашу прямо в губы.

Перед его глазами все поплыло. Губы Ирмы были восхитительными и пахли чем-то одуряюще приятным и сладким, как фруктовая жвачка.

– Пошли отсюда, тут меня могут увидеть соседи, – шепнула Ирма.

Взявшись за руки, они быстро зашагали к пруду.

– Мы должны что-то сделать, – сказал Саша, когда они сели на склоне неподалеку от воды. – Ты не должна умереть. Мы… может, нам уехать куда-нибудь?

Ирма обхватила руками колени, глядя, как божья коровка старательно карабкается по одуванчику.