ЧТО ДЕЛАЛ В ЧК БЫВШИЙ ПРАВИТЕЛЬ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ ЭНВЕР-ПАША

30 октября 1918 года представители Османской империи подписали на борту английского крейсера «Агамемнон» перемирие, являвшееся, по сути дела, полнейшей капитуляцией. Некогда великая и грозная Османская империя фактически прекратила свое существование, и находившаяся более десяти лет у власти младотурецкая партия «Единение и прогресс» самоликвидировалась. Ну а бывшие руководители Османской империи Таллат-паша, Джемаль-паша и Энвер-паша срочно бежали за границу.

Но и обосновавшись в Берлине, младотурецкие лидеры не чувствовали себя в полной безопасности, поскольку все трое были приговорены к смерти за устроенный ими в 1915 году геноцид в Армении. А после того как Антанта потребовала их выдачи и суда над ними за совершенные ими в годы их правления преступления, вся эта далеко не святая троица жила под чужими именами.

Трудно сказать, насколько нижесказанное соответствует действительности, но, согласно некоторым источникам, всех троих пригласил в Москву Карел Радек, который очень надеялся с их помощью оказывать влияние на национальное движение в Анатолии. Таллат отказался и остался в Берлине, где вскоре и был убит. А не знавший покоя Энвер вместе с Джемалем отправились в большевистскую столицу. В 1922 году Джемаль оказался по каким-то до сих пор не выясненным делам в Тифлисе, где его и настигла месть.

Единственного оставшегося в живых Энвера большевики, помня о его отношениях с лидером борьбы за независимость Ататюрком, решили сделать своеобразным противовесом. Они были ровесниками и заканчивали одни и те же учебные заведения. Однако после курсов генерального штаба их дороги разошлись. Ататюрк отправился в Сирию замаливать грехи за свое участие в подпольной организации, а Энвер получил назначение в Македонию, самую революционную по тем временам область Османской империи.

Именно там началась младотурецкая революция, которую в силу сложившихся обстоятельств возглавили Энвер, Таллат и Джемаль. Что же касается Ататюрка, то он слишком поздно вернулся из своей ссылки и так и не смог найти места в новом руководстве страной. Там все было занято испытанными бойцами с режимом султана Абдул-Хамида II, и никто не собирался уступать свое место под солнцем какому-то неизвестному человеку.

В то время как Энвер быстро сделал карьеру и превратился в национального героя, Ататюрк продолжал пребывать в тени. Во время Триполитанской войны они оба оказались в Триполи, и именно там отношения между ними были испорчены раз и навсегда. Целых шесть лет длилась их вражда, не раз и не два выясняли они отношения, и порою дело доходило чуть ли не до применения оружия. Энвер всячески тормозил продвижение Ататюрка по служебной лестнице. Хотя звание генерала и паши все-таки дал.

После окончания Первой мировой войны положение изменилось. Энвер превратился в политического коммивояжера, а Ататюрк возглавил национально-освободительное движение в Анатолии и превратился в фигуру, с которой считались и султанское правительство, и англичане, и большевики. Конечно, Энвер предложил ему свои услуги и даже собирался приехать, однако Ататюрк, ничего не забывший, посоветовал бывшему руководителю Османской империи оставаться за границей и оттуда помогать борьбе за независимость.

Конечно, Энвер не мог смириться с подобной участью. Авантюрист до мозга костей, он не мог сидеть сложа руки и наблюдать за тем, как его злейший враг набирал очки. Опытный и ловкий политик, он не мог не понимать, что большевики заключили «брак» с Ататюрком отнюдь не по любви, и очень надеялся с их помощью снова обрести ту власть и почет, какими он обладал совсем еще недавно. Он был хорошо информирован и прекрасно знал, что окружение Ататюрка составляли большинство бывших членов «Единения и прогресса», и все они с большим удовольствием сменили бы его на своего недавнего лидера. Ведь сам Ататюрк никогда не питал дружеских чувств к «бывшим» и делал все возможное, чтобы не дать им объединиться. Зная о полнейшем неприятии коммунистических идей со стороны Ататюрка, он решил сыграть и на этом, и прекрасно понимая, что Ленин и его помощники сделают все, чтобы экспортировать свои идеи в Турцию, что им, надо заметить, и удавалось делать, объявил себя сторонником коммунизма.

Конечно, вряд ли Ленин и бывший тогда в силе Троцкий верили в подобную метаморфозу, но спорить не стали, поскольку желали иметь в своих руках хоть какое-то средство давления на тонко разыгрывавшего свою партию Ататюрка. И в сентябре 1920 года Энвер, как создатель Союза исламских революционных обществ и Партии Народного совета в качестве международной мусульманской организацией, позже заимевшей свое ответвление и в Турции, отправился на конгресс народов Востока в Баку. Он подготовил даже меморандум, в котором предлагал свои услуги для борьбы с «западным империализмом».

Однако он был слишком одиозной личностью, и его выступление на конгрессе из-за протеста общественности не состоялось. Как можно было выпустить на трибуны палача, виновного в геноциде целого народа! Большевиков, похоже, это совсем не смущало. Энвер являл собою идеальный инструмент для обуздания Ататюрка. Что же касается сотен тысяч убиенных, то для большевиков это было скорее нормой, нежели преступлением.

Оставшись не у дел, Энвер не спешил в Москву и имел длительную беседу с представителем Ататюрка, который негласно приехал на конгресс. Но и на этот раз ничего из предложений Энвера не вышло. «Вы, – повторил эмиссар Ататюрка слова своего лидера, – принесете куда больше пользы нашему движению из-за границы!» По извечной иронии судьбы они поменялись с Энвером местами, и теперь уже сам Ататюрк сдерживал своего некогда могущественного противника. И Энверу не оставалось ничего другого, как снова вернуться в Москву с уже готовыми новыми предложениями. И в этой связи весьма интересен следующий документ.

«В виду разногласий между Энвером и кемалистами, – говорилось в докладной Наркоминдела, – Энвер не может издавать своих газет нигде, кроме России. И для нас очень важно поддерживать кого-либо, не принадлежащего к господствующей группировке кемалистов, чтобы иметь возможность оказывать на них давление. Энвер уже оказал нам большие услуги в наших сношениях с кемалистами. Это чрезвычайно тонкий политик, очень хорошо разбирающийся в положении и понимающий, что мы ему нужны. Мы предлагаем разрешить ему издание его двух газет и оказывать при этом полное содействие, и в данный момент требуется только принципиальное разрешение этого вопроса…» Комментарии, как говорится, излишни!

Трудно сказать, нравилось ли заниматься какими-то газетами самому Энверу, но думаю, что вряд ли. Он любил живое дело, а тут… Да и кто знает, какие на самом деле он вынашивал планы. Вряд ли он, испытавший все наслаждение высшей властью, мог довольствоваться уготованной ему большевиками ролью скромного подносчика снарядов, которого в любой момент можно было списать за ненадобностью.

11 апреля 1921 года в соответствии с декретом ВЦИК была создана Туркестанская Социалистическая Советская республика, ставшая автономной единицей РСФСР. Новая республика заняла часть Средней Азии, простиравшейся от Каспийского моря на западе до Синьцзяна на востоке. Она граничила с Персией и Афганистаном на юге и с Казахстаном – на севере. Высшим законодательным органом власти в республике стал «Съезд Советов Рабочих, Дехканских, Крестьянских, Красноармейских и Казачьих депутатов». Еще в апреле двадцатого года была образована Хорезмская Советская республика.

Но все эти достижения большевиков вовсе не означали, что мусульманское население Средней Азии с великой радостью встретило своих новых хозяев. И среднеазиатское басмачество попортило немало крови советской власти! Особенно оно активизировалось после того, как армия под командованием Фрунзе заняла Бухару, эмир которой был убежденным младобухарцем. Младобухарцы представляли собой буржуазно-националистическую партию, члены которой являлись последователями джадидизма. Его идеалы выражались прежде всего в проведении реформ вместо борьбы с царизмом, они проповедовали и идеологию пантюркизма – объединения всех тюркских народов в рамках одной федерации.

Как любая партия, организация младобухарцев оказалась расколотой на два непримиримых лагеря, и один из них – левый – в конце концов вошел в Бухарскую компартию, в то время как их оппоненты стали лидерами басмачей, которых сразу же стали поддерживать самые реакционные круги Турции, Китая и Афганистана. Ну и, конечно, все они были так или иначе связаны с английской разведкой, которая не собиралась сдавать завоеванные позиции на Востоке и делала все возможное, чтобы с помощью басмачей дестабилизировать обстановку на южных границах Советской России.

Трудно сказать, чем руководствовались большевики, вручая Энверу, который обещал им верой и правдой бороться с басмачами и английским влиянием в Средней Азии, мандат ВЦИК и отправляя его в Бухару. Можно подумать, что им было неизвестно пантюркистское прошлое Энвера, который пошел на союз с Германией перед Первой мировой войной во многом из-за того, что та одобряла его намерение создать Великий туран, в который вошли бы все тюркоязычные народы. При всем желании очень трудно поверить в то, что они надеялись на заверения Энвера пустить в ход весь свой авторитет, дабы переломить ход событий и бороться с басмачеством.

Едва оказавшись в Средней Азии, Энвер сразу же позабыл и о борьбе с басмачеством, и о своих обещаниях разоблачать деятельность английских спецслужб. И ничего удивительного в этом не было. Скорее это было закономерно. Честолюбивый и властный, Энвер привык быть первой скрипкой, и роль «наместника Мухаммеда» прельщала его куда больше, нежели туманное будущее. Да и на что он мог надеяться после того, как Ататюрк одержит победу и станет единоличным правителем новой Турции. На пост главного редактора какой-нибудь никому не нужной газетки?

Нет, столь жалкая участь была не для него, и, мгновенно вспомнив свою голубую мечту о создании Великого турана, он обратился за поддержкой ко всем младобухарцам и членам многих мусульманских общин Туркестана и, частично получив ее, объединился с басмачами и организовал выступление населения восточной части республики против правительства в Ташкенте.

Почти год ему удавалось вести успешные боевые действия против частей Красной армии. Надо заметить, здесь, в Средней Азии, Энвер снова оказался в своей стихии. Он никогда не обладал военными способностями для ведения крупномасштабной войны, что продемонстрировал в Триполитании и особенно на Кавказе, где его войска потерпели сокрушительное поражение от русской армии. А вот что касалось лихих кавалерийских наскоков и глубоких рейдов, тут ему не было равных. Разбив несколько отрядов Красной армии, он в ультимативной форме потребовал от Москвы вывода советских войск из Туркестана, обещав взамен поддержку коммунистической деятельности на Ближнем Востоке.

И все же, как это бывало с ним всегда, Энвер не учитывал реальной политической обстановки. А она была явно не в его пользу. Единственным антисоветским национальным движением, уцелевшим к концу Гражданской войны, оставалось именно среднеазиатское басмачество, и Энвер был обречен.

Впрочем, если он даже и понимал это, делать ему было нечего – будущего у него не было. А жизнь под чужим именем (за ним по-прежнему охотились армянские боевики) была не для него. Он продолжал сражаться с советскими войсками, и 4 августа 1922 года Энвер погиб в бою с отрядом красной кавалерии.

Так бесславно закончилась жизнь «героя младотурецкой революции» и бывшего правителя Османской империи, который до самых последних своих дней продолжал оставаться точно таким же романтиком и авантюристом, каким он когда-то начинал борьбу с кровавым султаном Абдул-Хамидом II…