Всю дорогу до «Речного вокзала» Хрип раздумывал над тем, что же ему все-таки делать. Ведь далеко не случайно Мореный вместе с двумя штуками выдал ему и карт-бланш: «Решай сам…»
Вот он и решал. Его мало волновала жизнь парней, которым он вез деньги. А вот о собственной безопасности подумать было надо.
Впрочем, ничего страшного. Выходил и не из таких переделок. А тут… Пришить двух ничего не подозревающих лохов? В общем-то раз плюнуть!
И дело даже не в двух тысячах, которые Мореный, по сути дела, позволил ему взять себе. Виталий хорошо понимал, что главное для него – устранение этих ребят. Они работали с Мореным уже не в первый раз, и Мореный, видимо, решил на всякий случай перестраховаться. А значит, подстраховать и его…
Что ж, все правильно. Береженого Бог бережет.
Впрочем, что ему разгадывать причины, побудившие Мореного убрать ребят, которые отправили на тот свет Беса. Ему надо было как можно быстрее определиться самому.
С Бесом у него были старые счеты. И в тот самый день, когда на одной из разборок Кесарев отхлестал его по щекам, он поклялся отомстить ему. И когда Мореный предложил ему убрать Беса, он только обрадовался.
Ладно, черт с ними, и с Бесом, и с этими щенками: две тысячи баксов не помешают.
Один из подрядившихся на убийство Кесарева парней жил рядом с динамовским Дворцом спорта на улице Лавочкина. Понятно, к самому дому Виталий подъезжать не стал. Оставив машину рядом со станцией метро, он сел в автобус.
Выйдя через две остановки, Хрип направился к нужному ему дому. На его счастье, у подъезда никого не было, поскольку дождливая погода не располагала сидящих обычно у подъездов старух отважиться выползти на улицу.
Поднявшись на десятый этаж, Виталий позвонил в нужную ему квартиру. Дверь открыли почти сразу. Правда, Виталию показалось, что на лице открывшего застыло какое-то странное выражение.
Не придав этому особого значения, он прошел в комнату, где его ждал второй киллер. И этот пребывал, судя по всему, в мрачнейшем настроении.
– Как дела, мужики? – спросил Виталий, обращаясь сразу к обоим.
– Хорошо дела, Хрип, – неожиданно ответил ему чей-то удивительно знакомый голос.
Повернувшись, Хрип, к величайшему своему изумлению, увидел стоящего с пистолетом Беса.
Правда, в следующее мгновение к этому изумлению прибавился страх. Если эти козлы раскололись, то ему крышка. Уж кто-кто, а Бес не простит подобной выходки. Да и кто на его месте простил бы?
А козлы, конечно, раскололись…
– Подними руки! – приказал Бес, и Виталий беспрекословно исполнил приказ. – А теперь, – продолжал тот, – подойди к стене и положи руки на нее!
Когда Хрип застыл с поднятыми руками у стены, Бес быстро подошел к нему и обыскал. Вытащив из кармана Хрипа небольшой «браунинг», он засунул его себе за пояс.
– Садись! – кивнул Бес на стоявшее у стены кресло. – Поговорим.
Вот чего-чего, а говорить с Бесом у Хрипа желания не было. Никакого.
– Так как, Виталик? – насмешливо спросил Бес, играя зажатым в руке пистолетом.
Одним из тех двух, которые неделю назад Хрип сам положил в камеру хранения Белорусского вокзала.
Виталий смотрел в холодные глаза Беса и думал о том, сколько ему осталось жить. Минуту, две… час?.. А если попытаться поиграть с ним? Хотя какие, к черту, могут быть с Бесом игры? А если все-таки попробовать? Поломаться для виду, а потом сдать Мореного? И если он возьмет его с собой в качестве, так сказать, вещественного доказательства, то…
Впрочем, ему ничего другого и не остается. Не подставлять же так бездарно свой лоб под пулю! Бес выстрелит и не поморщится. А умирать Хрипу ох как не хотелось!
– Я не понимаю, Толя… – начал было он, но Бес, по лицу которого пробежала тонкая улыбка, спустил курок, и одному из его несостоявшихся убийц уже не суждено было самому подняться с кушетки.
Второй киллер еще сильнее побледнел и для чего-то закрыл руками грудь, словно это могло спасти его от пули. Нижняя челюсть у него отвисла и мелко подрагивала. Как завороженный он смотрел на дуло пистолета.
«Предупреждение» подействовало. И дальше искушать судьбу Хрип был не намерен.
– Послушай, Толя, – произнес он голосом, за который и получил свою кличку, поскольку в минуты волнения всегда хрипел, – я все скажу, но я здесь ни при чем. Мне приказали, и я исполнил!
– А кто приказал-то, Виталик? – улыбнулся Бес.
Хрип перевел дыхание и, сглотнув комок, выдавил:
– Мореный…
– Мореный? – удивленно поднял брови Бес.
– Да, Толя, он! – уже тверже проговорил Хрип, начиная надеяться на удачу.
Но Бесу было уже не до него. Его мысли крутились вокруг бывшего помощника, решившего отпраздновать его освобождение таким весьма своеобразным способом.
Почему он решил разделаться с ним именно сейчас? Боялся? Но чего? Ведь принадлежащие Бесу деньги он давно переслал в колонию… Значит…
Ничего это, впрочем, еще не значило. Надо колоть самого Мореного…
– Ты на чем приехал? – взглянул Бес на Хрипа.
– На тачке, – с готовностью ответил тот. – Правда, я оставил ее у метро!
– Черт с ней! – продолжал Бес. – Позвони Мореному и скажи, что сейчас приедешь. Он ждет твоего звонка?
– Да, – с затаенной радостью подтвердил получивший отсрочку Хрип.
– Тогда звони!
Неверной рукой Хрип набрал номер Мореного и, стараясь придать голосу естественность, проговорил:
– Это я. Я все сделал. Но надо срочно поговорить! Кое-какие осложнения. Да, сейчас приеду!
Положив трубку, Хрип с трудом перевел ды-хание.
– Он ждет…
– Идем! – кивнул Бес и, почти не целясь, выстрелил во второго парня.
Убедившись, что тот мертв, он взглянул на Хрипа:
– Деньги!
Тот покорно вытащил из кармана кожаной куртки конверт с долларами.
Разделив их на две равные части, Бес брезгливо бросил деньги на трупы.
Он недаром слыл за в высшей степени справедливого авторитета. И «по справедливости» отдал эти деньги тем, кому они предназначались…
Это было красиво. И хмуро наблюдавший за ним Хрип не мог не отметить широту этого жеста. Он бы так не поступил.
Леонид Афанасьевич Каракозов положил телефонную трубку и поморщился. Какие еще, к чертям собачьим, могут быть осложнения? Дело выеденного яйца не стоит!
Он не сомневался, что Хрип уберет этих ребят. Теперь хорошо бы освободиться и… от него самого. Мавр свое дело сделал…
Кто знает, какой расклад ждет Мореного завтра? И оставлять на руках Хрипа козырного туза он не имел ни малейшего желания. Чуть что, и тот заложит его со всеми потрохами.
А как здорово все начиналось!
Созданная Бесом бригада по угону и продаже машин в Среднюю Азию работала как часы. Плыла себе по Волге-матушке баржа и плыла. И никому даже в голову не приходило, что внутри нее, в специально оборудованном цехе, полным ходом шла работа по перекраске машин и перебивке номеров на деталях. Но, как говорится, хорошенького понемножку.
Нет, вышедший на него чьими-то стараниями мент не пугал его, а просто предложил выбирать. И Мореный выбрал… В результате этого выбора баржа, подобно славному крейсеру «Авроре», встала на вечную стоянку, а Бес отправился в Мор-довию.
Все эти восемь лет Мореный прожил как на иголках. Его благодетель наглел на глазах. А потом и вовсе начал зарываться. Но стоило Мореному только раз возмутиться, как на смену прянику сразу же пришел кнут.
Чем он, Каракозов, собственно, недоволен? Вот Анатолию Николаевичу Кесареву действительно не повезло… Мордовия, конечно, далеко, но полнится слухами земля-то, и еще как полнится! А ну как дойдет один из них до Беса? Что тогда? Не лучше ли уж потерпеть? Не он первый. И не такие терпели…
И Мореный терпел. А что еще делать? Против лома нет приема. А желающего быть поставленным на ножи Мореный еще не встречал. На разборке не будут выяснять, почему ты стал «ссученным», а просто разрежут на куски. Как и не было.
Ладно, с этим все! Было и быльем поросло… А с Хрипом он успеет разобраться.
Каракозов достал запотевшую бутылку пива. Открыв, надолго приложился к горлышку. Даже сейчас он не изменял любимым «жигулям». Потом достал «беломорину». Все эти «кенты» и «мальборо» ему тоже были не по вкусу.
Хрип явился в семь. Мореный долго лязгал запорами тяжеленной бронированной двери, которую вряд ли бы взял даже автоген.
А вот Бес взял… Усадив «корешей» на диван, он насмешливо взглянул на сразу же осунувшегося Мореного.
– Продал, сука! – с ненавистью взглянул тот на примостившегося рядом с ним Хрипа.
– Он не продавал тебя, Леня, – покачал головой Бес, – а уступил силе.
Этого Мореному объяснять было не надо.
– А продал-то, Леня, ты, – продолжал Бес уже без усмешки.
Каракозов метнул на Беса быстрый взгляд. «Неужели знает? Неужели уже стукнул благодетель? Впрочем, какая разница, знает, не знает… Так или иначе – каюк!»
– Так как, Леня? – доставая левой рукой сигарету из кармана пиджака, спросил Бес. – Расскажешь?
Мореный не отвечал. Он лихорадочно размышлял.
«А может, как-нибудь… того… усыпить бдительность, да и самого его? Вместе с этим щенком. Связался на свою голову! Не захотел рук марать! Позабыл, с кем дело имеет!»
– Будешь молчать? – слегка наклонил голову Бес. – Ну, смотри, дело твое… А то, может, пойму!
Понять-то поймешь. Чего тут не понять? Самому на зоне пыхтеть неохота, вот и послал кореша. Да толку-то от такого понимания…
Нет, Беса ему не обмануть! Все, зараза, насквозь видит! И если говорить, так говорить правду! Хуже все равно не будет! Да и лучше тоже…
– Зажали меня… – стараясь не смотреть Бесу в глаза, едва слышно произнес Мореный.
– Менты? – презрительно прищурился Бес.
Каракозов вздохнул.
– Это я, значит, по твоей милости восемь годков из жизни вычеркнул? – В голосе Беса зазвенел металл.
Покрывшийся смертельной бледностью Мореный молчал. Но Бес уже и не нуждался в его ответе. И раздавшиеся в следующее мгновение два сухих хлопка унесли с собою две жизни, для чего-то все-таки дарованные этим людям Богом…
Григорий Александрович Битман припарковал свой «мерседес» и, кивнув охранникам, важно прошествовал к дому. И эта важность, с которой он в последнее время делал почти все, шла ему самым удивительным образом. Являя собою на пороге шестого десятилетия яркий пример ухоженного мужчины, Битман и выглядел соответственно.
С холеным и достаточно тренированным телом, над которым три раза в неделю трудились массажисты и два – банщики, Григорий Александрович, с его крупной головой и пышной пепельной шевелюрой, выглядел весьма импозантно. А если ко всему этому добавить еще и великолепно сидевшие на нем костюмы, то его вполне можно было снимать для журнала «Деловые люди». Только вот сниматься Григорий Александрович при всей своей импозантности не любил. С той самой минуты, когда молчаливый работник органов внутренних дел увековечил его портрет анфас и в профиль для картотеки Московского уголовного розыска…
Впрочем, к шумной славе он не стремился никогда. Да и тот род деятельности, который избрал себе Григорий Александрович, никак не располагал к саморекламе, поскольку всю сознательную жизнь Битман посвятил самообогащению. Причем способами, которые почему-то всегда находились в крайнем противоречии с действующим законодательством.
Ловкий и смышленый от природы, Григорий Александрович, будучи еще просто Гришей, раз и навсегда решил, что строительство коммунистического общества и он – вещи диаметрально противоположные. И в полном соответствии со своим мировоззрением выбрал себе профессию зубного техника, которая не только удивительно шла к фамилии, но и приносила хороший гешефт… Врачом он быть не захотел. Да и зачем? Пусть другие ковыряются в чужих ртах. А он будет иметь дело с тем самым металлом, из-за которого вот уже столько тысяч лет гибли люди.
И работать с этим металлом Битман научился виртуозно. Он никогда не опускался до примитивного обвешивания. К чему? Ведь существовали сотни других способов. Скупка краденого золота в том числе…
Эта скупка и привела его в конце концов в те самые места, которые почему-то принято именовать «не столь отдаленными». И Битман провел в этих «не столь отдаленных» целых пять лет из своей золотой в полном смысле этого слова молодости.
Отмотав срок, он вернулся в первопрестольную, и его сразу же взял к себе в дело некто Фишман, тоже золотых дел мастер, с которым он не один год хлебал бок о бок лагерную баланду.
Правда, теперь Гриша уже не отливал из ворованного и купленного в полцены золота коронки и мосты. Для этого были люди попроще. Он занимался антиквариатом. Да так, что по прошествии всего трех лет ему удалось сколотить приличный капитал. А капитал, насколько Битман знал из марксизма, ну просто обязан был приносить еще больший капитал, или, иными словами, прибыль…
Григорий Александрович занялся шейлокством. Понравилось ему почему-то это дело. И весьма процветал. Пока на него не «наехал» известный в Сокольниках беспредельщик. И кто знает, чем бы для него закончился этот «наезд», если бы не…
– Здравствуй, Гриша! – вдруг услышал уже подошедший к своему подъезду Битман хорошо знакомый голос.
Он быстро повернулся и, к своему великому удивлению, увидел… улыбающегося Беса.
– Ты?! – не скрывая изумления, воскликнул он.
– На этот глупый вопрос, – со своей обычной иронией ответил Кесарев, – мне остается дать только еще более глупый ответ… Да, Гриша, это я!
– Боже ты мой, – слегка обнял Кесарева Битман, – как быстро летит время!
– Это оно для тебя тут быстро летит, – насмешливо заметил Бес. – Ты один дома?
– Да, – кивнул Битман. – Жена на даче.
– Что же ты тянешь с приглашением?
– О чем ты говоришь, Толя? – воскликнул Григорий Александрович, умело пряча то отчуждение, которое естественно даже для хорошо знакомых людей, не видевшихся восемь лет. – Идем!
Подойдя к квартире, он долго не мог открыть какой-то сверхсложный замок. Кесарев помор-щился:
– Да успокойся ты!
Справившись с запорами, Битман сделал широкий жест рукой:
– Заходи, Толя!
Оказавшись в просторной прихожей, Кесарев снял пальто и разулся.
– Тапочки там! – указал Григорий Александрович на низкую полку из красного дерева с тонкой и замысловатой резьбой.
– Ничего, – махнул рукой Кесарев, – я так похожу.
Они прошли в просторный зал. В свое время Битман поломал голову над его обстановкой. И не зря…
Большой стол из карельской березы, на котором стояла огромная хрустальная ваза с розами, восемь красивых кресел вокруг него, великолепная люстра, дорогие картины на стенах и несколько деревянных подставок, на которых красовались причудливые бонсаи… Все это производило впечатление.
– Надо бы отпраздновать встречу, – взглянул Битман на Кесарева. – Ты как?
– Конечно!
– Где сядем? Здесь? На кухне?
– Давай на кухне, – зябко повел плечами Кесарев, – здесь как-то прохладно для задушевной беседы.
Пока Битман быстро и со знанием дела накрывал стол, Бес молча курил, наблюдая за его уверенными движениями.
Стол был накрыт на славу. Мясные деликатесы, маринованные и свежие овощи, оливки, севрюга горячего и холодного копчения, различные соусы и целая батарея напитков.
– Что будешь пить, Толя? – вопросительно взглянул Битман на Кесарева.
– Водку!
– А какую? – улыбнулся Григорий Александрович.
– На твой вкус…
– Тогда «Лимонную», – протянул Битман руку к только что извлеченной из морозилки запотевшей бутылке.
Он налил водку в весьма вместительные рюмки.
– За встречу, Толя! И за тех, кто на зоне!
– За встречу, Гриша! И за тех, кто на зоне! – чокнулся с ним Бес и опрокинул холодную, пахнущую лимоном жидкость в рот. По пищеводу пробежала ледяная волна, которая тут же перешла в приятное тепло.
Поставив рюмку на стол, Кесарев с удовольствием закусил малюсеньким маринованным огурчиком, который так приятно хрустел на зубах.
– Ты когда вернулся, Толя? – налил Битман по второй.
– Сегодня. – Кесарев положил себе севрюгу и полил ее каким-то никогда им не виданным соусом. – Удивлен?
– Если честно, – не стал кривить душой Битман, – то да! Не такая уж я крупная птица, чтобы ко мне прилетали такие орлы… Да еще к первому!
– Ну, ты не первый, – загадочно усмехнулся Бес, доставая из пачки сигарету.
Неожиданно Григорий Александрович вспомнил тот вечер, когда впервые встретился с веселым и респектабельным Кесаревым, напоминавшим скорее представителя какой-нибудь богемной профессии, нежели авторитета, живущего по законам преступного мира.
Внимательно выслушав Григория Александровича, Бес попросил его тогда быть завтра дома до трех часов. А потом выпил с ним в честь знакомства рюмку коньяка.
Правда, в тот вечер Битман не очень-то поверил Кесареву. Слишком уж легковесным он ему показался. И спал в ту ночь плохо. Да и откуда ему было взяться, сну-то? Ведь на него «наехал» сам Лом, обложивший данью многих деловых людей в Сокольниках и постоянно поднимавший проценты. И платили… А что делать? Нашелся один смелый, так по странному стечению обстоятельств уже на следующий день угодил под машину.
И каково же было его удивление, когда на следующий день этот самый Лом заверил Григория Александровича, что рассматривает имевший между ними место инцидент как досадное недоразумение.
С того дня никто не тревожил Григория Александровича подобными недоразумениями. А самого Беса он увидел только через полгода.
Тот встретил Григория Александровича как старого и доброго знакомого. И после официальной рюмки коньяка предложил работать на него.
Битман сразу же согласился. Конечно, он предпочел бы работать один. Если бы не несколько «но»…
Времена менялись, и кустарям-одиночкам, каким являлся до сих пор Григорий Александрович, постепенно приходил конец. В Москве и области начиналась серьезная борьба за разделы и переделы сфер влияния. Все они подпадали так или иначе под чьи-то интересы.
О проекте
О подписке