Погони за своей спиной он больше не чувствовал. Да и была ли она вообще, не пригрезилась ли в разгоряченной и поплывшей от самогона голове? Велемир добрел по вязкому песку до пляжной отмели. Здесь он когда-то загорал с Леной, они кормили хлебными крошками мальков, купались. Но уже тогда на берегу было очень много снулой рыбы. Волга умирает, и все, что в ее водах, тоже.
Подумав, Велемир стал раздеваться. Альма присела рядышком, с любопытством наблюдая за ним: что еще выкинет? Уж не топиться ли собрался? Если так, то это надо делать подальше, у валунов, где и глубже и течение покруче. Там, знала собака, и муж Лены с кладбища утоп.
Велемир сбросил с себя все, кроме трусов. Потом, поглядев вокруг, снял и их тоже. Утренняя свежесть и ветерок с реки приятно холодили вспотевшее тело. Сложив всю одежду на округлый камень, он пошел в воду. Почти по ней, как блаженный Симон Юрьевецкий. Но здесь было совсем мелко, по щиколотку. Да святого бы из него и не вышло. Рано еще.
Пройдя несколько метров, Велемир попробовал окунуться, но в воде стало настолько холодно, что защемило сердце, и он поспешил выскочить обратно на берег. Альма, словно ждала этого, сразу затявкала, будто поздравляла с возвращением к жизни. А он вдруг представил себе, как плывет по течению реки, раздувшийся, словно бревно, с уставившимися в синее небо мертвыми глазами. Картина была столь отвратительной, что он чертыхнулся, а потом еще и наступил босой ступней на бутылочный осколок.
– Вот сволочи! – совсем разъярился он. – Где пьют, там и гадят.
Допрыгав на одной ноге до камня, Велемир попытался в позе «мальчика, вынимающего занозу», высосать из ранки кровь. Когда с этими манипуляциями было покончено, он принял другую скульптурную композицию – роденовского мыслителя. Голый человек, подперев скулу кулаком, сидел на берегу реки и глядел на текущие воды. О чем он думал? О Лене, конечно. И теперь, казалось, и вовсе окаменел. А собака легла рядом, у его ног.
Размышления Велемира прервало появление длинного, жилистого, загорелого до черноты человека в плавках и с вафельным полотенцем на плече. Ступал он бесшумно, был похож на скрученный темный провод, а рыжая голова отливала золотом, как клемма.
«Наверное, это и есть здешний знаменитый электрик с насосной станции», – догадался Велемир. Просто никто иной такую «электрическую» внешность иметь не мог. «Ему бы еще два светящихся миньона вместо яиц».
– Доброе утро! – приветливо сказал мужчина, мимоходом взглянув на «мыслителя».
– И вам не хворать, – отозвался Велемир, натягивая трусы.
Электрик, между тем, напротив, плавки сбросил и с разбегу кинулся в воду. И, самое удивительное – поплыл! Видно, знал тут какое-то глубокое место, где можно было не опасаться зацепиться брюхом за дно. Велемир с любопытством наблюдал за его фырканьем. «Как же его величали, там, в гостинице?» – вспоминал он. Добравшись до бакена, мужчина повернул обратно. Вылез на берег и начал тотчас же растираться, поминутно отплевываясь.
– Погода-то, погода какая, а? – радостно сообщил он.
– А какая? – спросил Велемир.
– Ну-у… Это вам не вчера.
– А вчера – что?
– Не то.
– Вот и я так думаю, – согласился Велемир. – А завтра?
– Тоже, – уверенно ответил мужчина.
– Интересный вы человек, Максим Иванович, глубоко роете.
– Вы меня знаете?
– Наслышан. А я вот Велемир Радомирович.
– И я о вас в курсе, – явно соврал электрик, из вежливости. А может быть, и вправду знал что-то. – Рад познакомиться.
И он тут же приступил к физическим упражнениям. Стал выбрасывать в стороны длинные руки, сгибаться пополам, приседать и подпрыгивать. Альма смотрела на него с беспокойным интересом: с ума сошел, что ли? Ведь лежать или сидеть гораздо удобнее и приятней. Но, очевидно, для электрика это были ежедневные процедуры. «Человек, так энергично заботящийся о своем здоровье, долго не проживет», – подумалось Велемиру. Любые лишние перемещения тела в пространстве укорачивают отпущенное этому телу время. Износ металла, закон физики.
– На завтрак мы что едим? – зачем-то спросил он.
– Овсянка, яйцо всмятку, стакан молока, – охотно отрапортовал Максим Иванович. – Самая полезная пища. И, разумеется, без соли. А хлеб лучше всего слегка поджарить. И без масла.
– Так я и думал, – кивнул Велемир. – Курение?
– Ну что вы! Яд.
– Тогда об алкоголе и не спрашиваю.
– Нет, выпить немного можно. Но исключительно хорошего виноградного вина.
Электрик стал отжиматься на песке.
– Секс? – продолжил допрос Велемир.
– Обязательно. Три раза в неделю, – его, казалось, не смущали подобные вопросы. Он словно бы интервью давал заезжему журналисту.
– Почему не четыре?
– Совесть не позволяет, – изменяя своим шаблонным фразам, ответил физкультурник. Велемир не стал допытываться: ну, не позволяет – так не позволяет, может, чрезмерно совестливый человек, электрики все такие, под напряжением работают.
– А вы, значит, приезжий? – теперь сам Максим Иванович задал наводящий вопрос.
– Забредший, – ответил Велемир. И добавил, поправив: – Заблудший.
– Бывает. А к кому?
– Пока еще точно не знаю. Не решил. Время покажет.
– Это вы верно заметили. Ну, когда покажет, тогда меня кликните, я приду, сниму показания со счетчика.
«Эге! А он тоже далеко не так прост, как и все тут. Здесь дураков нет, – подумал Велемир. – А чего ты ждал? Приехал сюзерен к своим вассалам? Загордились там, в своих столицах…»
– Обязательно кликну.
Электрик стал глубоко вдыхать и выдыхать воздух, вентилируя легкие. Затем начался бег на месте. Потом опять дыхательная гимнастика.
– А Ирина, часом, не к вам приехала? – спросил Велемир в лоб, пока тот не успел отдышаться.
– Вы и о ней знаете? Ко мне, к кому же еще.
Максима Ивановича, казалось, ничто взять не могло. Никакие допросы с пристрастием или подковырки. Он протянул Велемиру руку и сказал на прощанье:
– Все, ушел. Режим, работа. Вы заходите сегодня вечерком. Поужинаем, поболтаем.
– Спасибо, непременно, – ответил московский гость, уже не уверенный здесь ни в чем.
Сам он тоже поднялся с камня, облачился в свою одежу и, в сопровождении юрьевецкой волчицы, побрел наугад, куда глаза глядят. Альма будто обрела в нем хозяина. Может, чувствовала что-то близкое, родное. Ведь она потеряла своих детей, а он – жену. И никого уже не вернешь. Но собака не фамильярничала, деликатно держалась чуть позади, не лезла со своими песьими повадками на брудершафт. Хотя и хотелось.
Они поднялись на косогор, прошлись вдоль ветхого деревянного заборчика, спустились по крутой улице вниз, а потом вновь начался подъем, едва ли не под прямым углом к небу. «Просто какое-то хождение для мытарей», – подумалось Велемиру. Холмистая местность. И как здесь люди живут? вот так и живут, – ответил он сам себе, – в трудах и тяжбах».
А на вершине пирамидальной горы стояла церковь. С какими-то хозяйственными пристройками. Судя по всему, храм был древний, века семнадцатого. Стены выбеленные, с синевой, купол сияет. А вот тяжелая массивная дверь открывалась плохо, негостеприимно. Не всякой старушке под силу. Путь к Богу непрост.
Велемир сначала даже подумал, что врата заперты. Раз подергал, другой, а на третий все-таки с трудом, но отворил. Перекрестившись, вошел внутрь. Свет чуть падал из верхних оконцев, ни одной свечи не горело, но храм не был пуст. Да это и понятно. Даже если бы никого не было. А тут сразу два человека сидели на скамеечке у правого придела и тихо разговаривали. Солнечный луч как раз лежал у их ног. Один был стар, сед и длиннобород, другой – моложав, модно стрижен и даже молодцеват. Этот и бросил раздраженно в сторону Велемира:
– Закрыто еще! – словно тот вошел в продовольственный магазин за водкой. В неурочное время.
Велемир повернулся, чтобы уйти, поскольку «покупать», после такого приветливого приема, ничего не собирался.
– Да пусть, – остановил его другой голос, мягкий, принадлежавший старику-патриарху. – Пусть помолится.
– Спасибо, батюшка, – поблагодарил его Велемир.
– Батюшка здесь – я! – еще более раздраженно откликнулся модник. Ранний прихожанин явно вызывал у него какую-то неприязнь.
– А я всего лишь мирянин, – улыбнулся старик. Волосы его ниспадали до плеч, были такие же серебристые, как и борода. Оба человека были в цивильной одежде, поэтому сразу и не разберешь. Но молодой никак не походил на священника, наверное, только что из семинарии. И говорил резко, и смотрел косо. Вот и сейчас сердито добавил:
– Службы сегодня не будет. Молитесь поскорее да уходите.
Как будто Велемир где-то перешел ему дорогу, или втайне намеревался занять его место в приходе. Даже прошла охота приложиться к иконам, разглядеть помещенные на стенах образа. Отворить душу после вчерашнего бультерьеро и покаяться. Украсть он сюда пришел, что ли?
– В такой спешке я молиться наотрез отказываюсь, – заявил Велемир.
– Ваше дело, – усмехнулся иерей. – Вам и отвечать.
И опять сказано было грубовато, с нажимом каким-то, дескать, чего тогда приперся-то? Вали отсюда. Но тут в дело вмешался благообразный старичок, действительно очень похожий на ветхозаветного пророка:
– Если бы не пришел и не говорил им, если бы не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха, а теперь и видели, и не имеют извинения, и как убегут от осуждения, как?..
– Чего? – спросили они оба одновременно. Несколько растерявшись.
А старец, вроде бы даже подхихикнув, пояснил:
– Это из Библии. О свободе воли. Господу не нужны послушные заводные игрунки, пусть и любящие его. Любовь не может быть по принуждению. Но почему тогда познание добра и зла, а оно априори греховно, неразрывно связано со свободой воли?
Молодой поп и Велемир молчали, словно нерадивые ученики на уроке пения. Скорее, от неожиданного напора старца, чем от собственной бестолковости. А священнослужитель вообще уж наверняка должен был бы давно привыкнуть к манерам своего «мирянина».
– И что? – еще строже повторил юрьевецкий пророк. – И где теперь эта истинная любовь вместе со свободой воли? Вот и спрашиваю вас: как убежите от осуждения, когда посылают к вам пророков и мудрецов, а вы их гоните из города в город и убиваете в храмах и синагогах, в мечетях и молельных домах, прямо на жертвенниках. О, Иерусалим! – возвысил он голос: – О, тайна беззакония твоя! Отец лжи всюду. И как? И как, спрашиваю я? Отвечать!
Велемир достал из кармана платок, вытер вспотевший лоб (хотя в церкви было довольно прохладно) и тихо спросил у священника:
– Он что, сумасшедший?
– Сам ты это слово, – отозвался тот.
Велемир вновь не понимал: что происходит, где он находится и куда вообще попал? Повторение вчерашней фантасмагории. Только на ином уровне. Молодой поп робко молчит и слушает словесные кривляния этого местного юродивого. А тот наслаждается Словом. Языкастый дедушка. Кто из них тут благочинный? «И зачем мне весь этот «односторонний диспут»? Старик-то даже поболтливее меня будет. Тоже с нейролингвистическими способностями, не иначе», – раздумывал Велемир.
– О, сыновья и дщери земные, порождения ехидны, псы и волчицы поганые, захлебнувшиеся собственной блевотой! Пошто сало жрете? Племя крысиное, слуги бесовские, наложницы сатаны!.. – завыл тут блаженный.
Велемир, не слушая его больше, подумал: «Чего он пургу какую-то гонит?» Старик сейчас нравился ему еще меньше, чем поп, который как-то плотоядно улыбался, словно сосал ириску. Он был слишком уж краснощеким и здоровым, прямо кровь с молоком, бабы таких любят. Наверняка своей попадье изменяет налево и направо. Тот еще кобель в рясе.
А слова приволжского новоявленного расстриги Илиодора летали вокруг них, как тополиный пух, назойливо забиваясь в нос и уши. Когда старчик на минутку прервался, Велемир задал попу давно томивший его вопрос:
– А это не к тебе Ирина приехала?
– Какая еще Ирина? – поморщился иерей.
О проекте
О подписке