Пират был главарем довольно-таки разветвленной преступной организации. Грабежи, кражи, вымогательства, мошенничество – преступники под водительством Пирата не брезговали ничем. Даже, случалось, и убийствами. Понятно, что при всем при этом Пирату постоянно не хватало людей. Кто-то бывал изобличен полицией и садился в тюрьму, кого-то убивали в стычках с полицией и другими бандитами-конкурентами… Оттого-то Пират постоянно пребывал в поиске. Он искал для своей шайки новых людей. Сам же он до поры до времени оставался неуловимым.

– Что ж, понятно, – сказал Алексей. – Бери меня на свой корабль, если ты Пират.

Он и сам невольно удивился тому, насколько легко он произнес эти слова. А ведь это были не только слова, это, можно сказать, была перемена во всей его жизни. Решительная перемена! Более того – это был жизненный путь, с которого, пожалуй, невозможно свернуть ни в какую другую сторону. И вернуться обратно тоже невозможно. И тем не менее он легко согласился стать разбойником.

– Вот и ладно. – Пират широко улыбнулся. – Для чего упускать золотую птицу, которая летит тебе прямо в руки? Завтра с утра я преподам тебе теоретический курс. А там подоспеет и практическая часть. Да, кстати. Надо бы тебе придумать псевдоним. У нас у всех псевдонимы. Клички, иначе говоря. Ну, так какую ты себе изберешь кличку?

– Пожалуй, Дворянин, – после короткого раздумья ответил Алексей.

– Что означает это слово? – спросил Пират.

Алексей перевел слово на французский язык. В переводе с русского на французский это слово звучало так – Нобле.

– Вот как? – поднял бровь Пират. – И почему Нобле? То есть почему Дворянин?

– Ну, так я и есть дворянин, – усмехнулся Алексей. – Потомственный русский дворянин.

– Ты что же – русский?

– Он самый и есть, – кивнул Алексей.

– А почему ты во Франции?

– Долго объяснять. Да и какая разница?

– Ну, русский так русский. А что, все русские так здорово дерутся?

– Наверное, – пожал плечами Алексей. – Оттого нас никто не может победить. Ни немцы, ни вы, французы… Никто.

* * *

И началась, и завертелась шальная разбойничья жизнь. И длилась она для Алексея целых четыре года. За это время он из обычного неудачника превратился в ловкого, смелого и беспощадного бандита. Много чего случилось за эти четыре года: грабежи, разбои, кражи, перестрелки, даже несколько смертей. Сам Алексей, впрочем, лично никого не убивал, но он присутствовал при убийствах, прикрывал убийц, а потому, в соответствии с законом, вполне мог считаться соучастником убийств. А соучастие в убийстве – это почти то же самое, что и полноценное убийство.

А потом все закончилось, и закончилось так, как, собственно, и должно было закончиться. Парижская полиция напала на след банды, которую возглавлял Пират. Впрочем, «напала на след» – это мягко сказано. Все было для бандитов куда как серьезнее. За короткое время были выявлены и арестованы почти все участники банды, а кое-кто и убит. На свободе остались лишь Пират, несколько его приближенных и Алексей.

Чтобы спастись от неминуемого ареста и суда, Пират велел всем бандитам, которые были еще живы и оставались на свободе, разбегаться кто куда. Бандиты и разбежались – каждый на свой страх и риск. В конце концов рядом с Пиратом остались лишь двое – Алексей и еще один бандит по кличке Марсель.

– Вот что, парни, – сказал Пират, обращаясь к Алексею и Марселю. – Я намерен дать деру за границу. В Швейцарию или Германию. Лучше в Германию. Она больше Швейцарии, а значит, там проще затеряться. Кроме того, там у меня есть местечко, где можно безопасно отлежаться. Если хотите, можете отправляться со мной. Бежать нужно немедленно, ближайшей ночью. Ну так как? Дворянин и Марсель, слово за вами. Дважды приглашать не буду.

– Я с тобой, – сказал Марсель.

– Я тоже, – чуть помедлив, произнес Алексей.

– Вот и славно, – сказал Пират. – Сегодня, ночным поездом, и отчаливаем.

Перебраться из Франции в Западную Германию для бандитов не составило особого труда – документы на этот случай у них были подготовлены заранее. Единственное, чего они опасались, – что их могут задержать на границе. Это если парижская полиция установила их личности и разослала ориентировки по всей стране с требованием задержать Пирата, Дворянина и Марселя, если они где-нибудь дадут о себе знать. Однако же страхи оказались напрасными – никто их при пересечении границы даже не попытался задержать.

Оказавшись в Западной Германии, Пират, Марсель и Дворянин тотчас же отправились в Мюнхен. Именно в этом городе, по уверениям Пирата, и находилось то самое местечко, в котором можно было безопасно укрываться какое-то время. Отлежаться – по образному выражению Пирата.

Этим самым местечком оказалась квартирка в одном из мюнхенских пригородов. Дом, в котором находилась квартирка, был многоэтажным, всевозможного народу в нем проживало очень много. Было среди жильцов немало и французов, так что затеряться в таком коловращении не составляло труда. При всем при этом не только сам дом, но и весь пригород был шумным, многолюдным, суетливым – ну просто-таки идеальное место, чтобы укрыться трем беглым бандитам!

…И тем не менее полиция вышла на их след через три дня после того, как они прибыли в мюнхенский пригород. Ни Пират, ни Марсель, ни Дворянин понятия не имели, как немецким полицейским удалось их выследить. Понятно было лишь одно – их выследили по просьбе французской полиции, но каким образом? Как могли полицейские напасть на их след, да притом так быстро?

Впрочем, размышлять на эту тему было некогда, нужно было спасать свои шкуры. А вот с этим вопросом дело обстояло скверно. Полиция действовала по всем правилам, грамотно и профессионально. Вырваться трем бандитам из полицейского кольца не было никакой возможности. Но и сдаваться они тоже не хотели – в этом не было для них никакого резона. За все их дела их ждали длительные, может быть, даже пожизненные сроки, а то и смертная казнь, и бандиты это прекрасно понимали.

– Будем прорываться! – сказал Пират. – Поодиночке, каждый в свою сторону! Кому-то, может, и повезет! Ну, на счет три! Раз, два, три!..

Повезло лишь Дворянину. Да и то везение это было относительным. Полицейская пуля угодила ему в ногу, он упал и не мог больше двигаться и тем самым сберег себе жизнь. Что касается Пирата и Марселя, то их застрелили, едва только они успели сделать по десять отчаянных шагов.

К лежащему Дворянину подбежали несколько человек, выбили у него из руки пистолет, навалились, скрутили, подняли его на ноги. Алексей смутно соображал, что с ним происходит, он вот-вот был готов потерять сознание от непереносимой боли в раненой ноге. Его затолкали в машину и куда-то повезли. Он не знал, куда его везут, да, впрочем, это его мало интересовало. Единственное, что ему хотелось, – это чтобы умолкла сирена той машины, в которой его везли. Вой сирены выматывал душу, и непонятно было, отчего это так.

– Выключите сирену! – по-русски крикнул Алексей. – Заткните ей глотку, мать вашу!..

И сразу же после этих слов он потерял сознание.

Алексей не знал, через сколько часов, а может, даже дней он очнулся. Не знал он также, где сейчас находится. Впрочем, где он находится – это он установил быстро. Кажется, это больница, а может быть, госпиталь, и он лежит на больничной койке. Почему он в больнице? Что с ним случилось? А, ну да… Его выследила полиция, он пытался вырваться из полицейского кольца, его ранили в ногу… Он раненый, потому он и лежит сейчас на больничной койке.

Да, но что это за больница? Почему он в больничной палате, а не в камере? И почему в палате никого, кроме него самого, нет? И что с раненой ногой? Почему он ее не чувствует? А может, ноги у него и вовсе больше нет? Пока он был без сознания, ногу отрезали? Может ли быть такое? Все может быть…

Алесей с трудом приподнялся – нет, ногу не отрезали, она была на месте. Но почему он ее не чувствует? Почему она не болит? Ведь должна болеть, потому что его ранили в ногу! Сейчас он прекрасно помнил, как все произошло, помнил ясно, отчетливо, во всех деталях…

Чуть скрипнула дверь, раздались чьи-то легкие шаги. К кровати, на которой лежал Алексей, подошла миловидная женщина в белом халате. Врач, что ли? А может быть, медсестра или нянечка?

– Привет, – сказал ей Алексей. – Где я нахожусь? И почему именно здесь?

Женщина ничего не ответила, лишь сделала жест рукой: лежите, мол, и не разговаривайте, вы – больной, вам лучше помолчать. И тут же в палату вошел еще один посетитель – здоровенный ухмыляющийся тип в небрежно накинутом на плечи халате. С этим типом все было понятно с первого же взгляда: он, разумеется, не был ни доктором, ни нянечкой. А тогда кем же он был и что ему здесь нужно? А был он наверняка полицейским, приставленным охранять Алексея.

Ну а если так, то все прочее становилось ясным само собой. Он находится в больнице, ему сделали операцию, за ним присматривает полиция. А когда Алексей поправится, тогда-то… А что будет тогда? Очень даже понятно, что будет. Наверное, его доставят обратно во Францию. А там допросы, суд, приговор… Вот такой, стало быть, получается невеселый расклад. Вот и закончилась его сладкая жизнь, в которой были и деньги, и шикарные костюмы, и дорогие вина, и женщины… Ничего такого в его жизни больше не будет, да и самой жизни, пожалуй, тоже скоро не будет. Финита ля комедия, по-французски говоря! А вернее сказать, финита ля трагедия! Глупая, бездарная трагедия. Да…

Женщина тем временем сделала еще один безмолвный жест, на этот раз обращенный к ухмыляющемуся типу: все в порядке, уходите, если будет нужно, я вас позову. Тип пристально взглянул на Алексея и вышел.

Женщина склонилась над забинтованной ногой Алексея, внимательно ее осмотрела, выпрямилась и затем посмотрела на самого Алексея.

– Что, сестричка, скажете? – спросил Алексей по-русски. – Когда заживет моя ноженька? Когда я смогу доковылять на ней до виселицы?

Но и на это женщина ничего не ответила, да и что она могла ответить, если бы и хотела? Вряд ли она понимала по-русски. А может, и понимала, как знать? Может, эта милая женщина была не только врачом, но и по совместительству соглядатаем, и если так, то и русский язык она могла знать. Все могло быть, ведь Алексей не был простым пациентом, он был Дворянином, опасным преступником…

Несколько дней его никто, можно сказать, не беспокоил. Ему регулярно приносили завтраки, обеды и ужины, так же регулярно к нему заходила в палату все та же миловидная медсестра, изредка заглядывал все тот же ухмыляющийся тип, а может, это был другой тип, ну да какая разница? И все. Никто к Алексею больше не приходил, никто не пытался завязать с ним какие бы то ни было разговоры. И это его смутно беспокоило. Почему так? Почему его никто не допрашивает? Ведь должны! Ждут, когда он поправится? Но ведь допрашивать можно и тогда, когда тот, кого допрашивают, валяется на больничной койке! Так для полицейских даже удобнее, потому что валяющийся на больничной койке преступник беспомощен, он всецело находится в руках тех, кто его допрашивает, от него не надо ожидать чего-нибудь этакого, злобного и бандитского. Все это элементарная полицейская азбука, но по какой-то непонятной Алексею причине полицейские этой азбукой пренебрегают. Почему они пренебрегают? Что такого они готовят для Алексея? У него не было ответов на эти вопросы, и это обстоятельство не давало ему покоя.

Сгоряча он даже пытался затеять разговор с ухмыляющимся полицейским, который то и дело заглядывал в палату.

– Слышь, ты! – однажды обратился Алексей к полицейскому по-французски. – Когда ко мне придут? Скажи там, чтобы уже приходили! Скажи, что я готов к встрече! Ну что ты щеришься и молчишь? Не понимаешь? Может, тебе сказать по-немецки? Так ведь не знаю я немецкого языка! А русского не знаешь ты. Может, ты и вовсе не знаешь никакого языка – черт тебя разберет! Только и умеешь скалиться!

На этом разговор и закончился – полицейский не сказал в ответ ни слова: ни по-французски, ни по-немецки, ни по-русски. И от этого Алексей стал еще более угрюмым.

* * *

Пришли к Алексею лишь через неделю. Вернее сказать, пришел лишь один человек. Это был мужчина средних лет с невыразительным лицом и каким-то рыскающим взглядом. Невольно казалось, что его глаза обладают способностью смотреть одновременно в разные стороны.

«Вот и дождался, – подумал Алексей. – Явились-таки… Да притом какой неприятный тип явился! С таким-то и разговаривать неохота! Ну да выбора у меня нет. Давай, дядя, начинай свою песню. А я послушаю, что ты запоешь. Я готов ко всем твоим ариям…»

Однако же оказалось, что к этим самым ариям Алексей готов не был. Он и предположить не мог, какое коленце с самого начала выкинет этот субъект. Да и как такое можно было ожидать!

– Ну, здравствуй, Дворянин! – сказал субъект на чистом русском языке. – Как рана? Не беспокоит?

– Э-э… – поперхнулся Алексей и не сказал больше ничего. Ну а что тут скажешь – вот так, с налету, когда с тобой неожиданно начинают говорить на русском языке? Да притом называют тебя по прозвищу, которого и знать-то никто не должен!

– В этом госпитале лечат просто-таки превосходно! – Казалось, субъект не обратил никакого внимания на смятение Алексея. – Это один из лучших госпиталей! Мне самому когда-то довелось здесь лечиться. Ну да это, так сказать, дела давно минувших дней… Уверяю вас – еще несколько дней, и вы сможете танцевать на своей раненой ноге! Исполнять какой-нибудь дворянский менуэт. Хе-хе-хе…

– Откуда вы меня знаете? – так же по-русски спросил Алексей: он наконец взял себя в руки, и к нему вернулся дар речи. – Кто вы такой?

– Второй ваш вопрос важнее первого, – ответил субъект. – Если вы будете знать на него ответ, то тем самым вам будет известен ответ и на первый вопрос.

– А попроще нельзя? – скривился Алексей.

– Отчего же нельзя? – Субъект усмехнулся. – Если вам угодно, могу изъясняться совсем просто.

– Угодно, – буркнул Алексей.

– Я представитель американских спецслужб, – сказал субъект. – Американский разведчик, если уж говорить совсем просто.

– Чего-чего? – вытаращил глаза Алексей. – То есть вы не французский или, скажем, немецкий полицейский, а…

– Так и есть. – Субъект привстал со стула и поклонился. – Вижу, вы удивлены. Что ж, ваши чувства вполне понятны. Но все так и есть. На то я и разведчик, чтобы знать об интересующем меня человеке все, что мне угодно знать. Например, что он русский. Выходец из русской эмигрантской среды. Ну, а по сути французский бандит, кличка которого Дворянин. Видите, как все просто?