Глава 4

Юрий Отрепьев жил на Москве уже больше трех лет. За это время он получил хорошее образование. Его обучением занимались дьяк Ефимьев и дед Замятня.

По рекомендации Федора Никитича Юрий поступил на службу к его брату Михаилу. Он быстро завоевал расположение к себе Романовых, пользовался честью и у кабардинского князя, московского воеводы и боярина Бориса Камбулатовича Черкасского. Его познания, полученные в результате учебы, и каллиграфический почерк, которым владел Юрий, выводили его из разряда обычных слуг. Он, скорее, был доверенным лицом Романовых и Черкасского.

Отрепьев понимал, что Федор Никитич, племянник царицы Анастасии, первой жены Ивана Грозного, является возможным претендентом на царский престол. Он знал и о тайном соперничестве боярина Романова и Бориса Годунова, о борьбе за власть в случае смерти царя Федора Ивановича. Юрий старался как можно лучше нести свою службу. Вельможи видели это, доверяли Отрепьеву тайные дела.

Декабрьским вечером Михаил Никитич велел позвать к себе Отрепьева.

Тот уже перешел жить из дома дьяка Ефимьева на подворье Романовых, тут же предстал перед окольничим.

– Слушаю, боярин!

На тот период Михаил Никитич не был боярином, этот титул он получил позже, в следующем году, но не имел ничего против подобного обращения к себе.

Он достал свиток, скрепленный печатью.

– Юрий, ты знаешь, где живет боярин Яковлев?

– Афанасий Андреевич?

– Он.

– Знаю.

– Надо отнести ему этот свиток. В нем то, что кроме боярина Яковлева не должен знать никто. Постарайся зайти на подворье так, чтобы тебя не заметили люди Годунова.

– Это можно сделать, если меня будут ждать на подворье и откроют потайные двери.

– Верно. Тебя впустят через задние ворота.

– Свиток передать лично боярину Яковлеву?

– Да, непременно ему. Если же по пути кто-то попытается остановить тебя, то письмо следует уничтожить.

– Да, боярин.

– Надо бы послать с тобой охрану, но это вызовет подозрения.

– Я пойду один.

– Хорошо. Ответа ждать не надо. Передашь свиток и обратно. Если сам Яковлев не задержит.

– Все понял, боярин.

– Тогда с Богом, Юрий!

Мороз крепчал. Отрепьев шел по улицам, кутаясь в тулуп, не забывал осматриваться, потому и заметил, что почти от подворья Романовых за ним следует какой-то мужик. Случайностью это быть не могло. Юрий дважды уходил в проулки, выбирался на соседние улицы, мужик не отставал.

«Это что еще за напасть, – подумал Отрепьев. – Слежка людей Годунова? Или Михаил Никитич послал за мной соглядатая, желая убедиться в том, что я честно исполняю его данное поручение? Такое тоже может быть.

Надо с этим что-то делать. Если мужик от Годунова, то придется отвадить его, коли же Михаила Никитича, то показать, что я несу службу как следует».

Он завернул в проулок, встал, вынул из-за пояса нож, ждал появления мужика и вдруг услышал знакомый голос:

– Не балуй, Юшка, да ножичек-то спрячь!

– Андрюша? – крайне изумился Отрепьев.

– Он самый. – В проулок вошел улыбающийся Холодов. – Здорово, Юшка!

– Откуда ты взялся, Андрюша?

Холодов подошел к Отрепьеву, обнял его.

– Да с князем я своим на Москве. Решил тебя повидать, прознал, что ты у Романовых обретаешься, ну и дождался, покуда выйдешь. А ты молодец, заметил. Давно ли?

– Так от самого подворья.

– Молодец, – повторил Холодов. – Как жизнь, Юшка?

– Ничего, слава богу, жить можно.

– А куда сейчас направляешься, коли не секрет?

– Секрет, Андрюша. Ты уж извиняй, сказать не могу.

– Ну и ладно.

Отрепьев внимательно посмотрел на Холодова.

– Нет, Андрюша, не для того ты шел за мной, чтобы повидаться. Мог окликнуть еще на Варварке, да и к Романовым прийти.

– Твоя правда. Я не только встретиться с тобой хотел, но и поговорить, да только так, чтобы никто не знал.

– Говори, я слушаю!

– Добро! Слушай. То, что ты устроился на службу к Романовым, хорошо, но опасно.

– В чем опасность?

– Ты слыхал, что царь Федор Иванович сильно заболел?

– Слыхал. И что?

– А то, что теперь начнется настоящая война за престол. Годунов убрал со своего пути всех, кто мог бы помешать ему встать во главе государства, кроме Романовых. Пока он их не трогает, опасается, а вот когда завладеет троном через сестру свою, примется за них, сделает это, как всегда, расчетливо, хитро.

– Зачем ему браться за Романовых, будучи царем?

– Затем, Юшка, чтобы на Руси вообще не осталось никого, кто мог бы оспорить его право на трон, в зародыше искоренить угрозу и возможные заговоры. Разделается Годунов с Романовыми жестко, примерно, покажет, что не потерпит никаких посягательств на престол, занятый им. Ты человек Михаила Никитича, да и боярина Черкасского…

Отрепьев прервал Холодова:

– Откуда знаешь?

– Я много чего про тебя знаю. Ты дослушай, потом спрашивать будешь.

– Лады, продолжай.

– Ты в этой сваре можешь головы лишиться. А кое-кому из влиятельных вельмож этого очень не хочется.

– Кому же?

– Не могу сказать, права не имею. Но знай, что за тобой уже сейчас стоят люди, имеющие в отношении тебя очень серьезные соображения.

– Ничего не понимаю. Что за люди? Какие соображения?

– Люди влиятельные. Коли их замыслы сбудутся, то ты, Юшка, взлетишь так высоко, что сейчас и представить себе не можешь. А посему будь осторожен. Службу справляй как следует, все одно от нее покуда никуда не деться, а вот когда запахнет жареным, на рожон не лезь.

– Теперь я понял, Андрюша. Те влиятельные люди, что строят насчет меня свои соображения, приставили ко мне тебя. Они сделали это еще в Галиче. Не случайно ты встретился со мной там.

– Ну если быть до конца честным, то раньше, еще на Москве, когда я увидел тебя с матушкой, идущей к стрелецкому голове. Но верь, привязанность у меня к тебе не по службе, а по душе. Я считаю тебя своим другом, надеюсь, ты относишься ко мне так же.

– Наверное, после таких признаний я должен погнать тебя, все рассказать Михаилу Никитичу, но нет во мне зла.

– Это потому, что мы друзья.

– Теперь ты постоянно будешь приглядывать за мной?

– Придется, Юшка, дабы чего худого с тобой не приключилось. Но ты этого больше не заметишь. Сегодня я сам дал тебе возможность увидеть слежку. О встрече нашей не надо никому говорить. Для тебя же лучше.

– А коли я захочу увидеть тебя, как это сделать?

– Когда придет нужда, я сам тебя найду. Ладно, Юшка, тебе пора. Мы и так задержались. Ступай. Рад был видеть тебя.

– Я тоже.

Холодов повернулся и скрылся за аркой.

Юшка продолжил путь к подворью боярина Яковлева, испытывая весьма противоречивые чувства.

«За мной стоят люди, у них какие-то замыслы. Если все получится, то быть мне на такой высоте, о которой сегодня и мечтать нельзя. Андрюша присматривает за мной больше трех лет.

Кто эти люди? Почему именно я им понадобился, причем сильно? Не зря же они такую кашу с Андрюшей заварили. Господи! – Отрепьев перекрестился. – Что ждет меня впереди? Обещанные высоты или плаха?»

Так, за раздумьями, однако не забывая осматриваться, Отрепьев дошел до подворья Яковлева.

У открытой калитки рядом с задними воротами стоял стражник.

– Я от Михаила Никитича. Боярин Яковлев должен знать обо мне.

– Покажи, что несешь.

– А вот это не твое дело.

– Покажи, – настаивал стражник, – а то не пущу.

Юшке пришлось доставать свиток.

– Проходи и пожди, пока закрою калитку.

Стражник проводил Отрепьева в дом.

В большой зале на деревянном стуле с высокой спинкой сидел боярин.

– Позволь войти? – спросил Отрепьев от дверей.

– Входи! Давай, что принес.

Юрий передал боярину свиток и спросил:

– Я могу идти?

– Погоди, сядь на лавку да сними тулуп, тепло здесь.

– Ничего, жар костей не ломит. – Отрепьев присел на лавку.

Яковлев осмотрел печать, сорвал ее, развернул свиток, прочитал письмо, поднялся.

Встал и Отрепьев.

– Тебя Юрием звать?

– Да, боярин. Отрепьев я.

– Слыхал. Михаилу Никитичу передай, что опасения, которые проявляет Михаил Никитич, не напрасны. Но что-либо предпринимать рано. Запомнил?

– Запомнил, передам слово в слово.

– Ты как шел сюда, подозрительных личностей не приметил?

– Нет. – О встрече с Холодовым Отрепьев предпочел умолчать.

Это не касалось боярина.

– Ступай сейчас же обратно и передай мои слова Михаилу Никитичу.

Через полчаса Юрий уже был на подворье Романовых.

Михаил Никитич ждал его.

– Ну и как?

– Сделал, как велено.

– Что просил передать Афанасий Андреевич?

Отрепьев повторил слова Яковлева.

– Ясно. Хорошо, теперь отдыхай, да о прогулке этой забудь.

– Уже забыл, Михайло Никитич.

– Завтра потребуется написать письмо одному вельможе, будь у меня после утренней трапезы.

– Слушаюсь.

– Иди!

В это же время Борис Годунов дожидался сестру.

– Как дела с Федором? – спросил он при ее появлении.

– Плохо, Борис. Федор на глазах тает. Не одолеть ему эту хворь.

– Что доктора говорят?

– А что они могу сказать? Делают, что возможно.

– О завещании Федор речь вел?

– Я спросила его об этом. «Завещание не нужно. Ты законная наследница», – ответил он.

– Это хорошо, правильно.

– Правильно-то, правильно, Боря, да вот только Федор повелел боярину Романову завтра прийти к нему.

Тень тревоги побежала по лицу Годунова.

– Зачем?

– Не объяснил.

– Ирина, идем-ка к царю.

– Он слишком слаб. Доктора дали ему какое-то снадобье, чтобы боль не мучила.

– Ничего. Потерпит. Дело слишком серьезное. Ты хочешь, чтобы все сорвалось в последний момент?

– Признаюсь, Борис, мне уже все равно, устала я.

– И от чего же ты, царица, устала?

– От тягот этих, от всего. Душит меня дворец, как темница. Может, ты без меня пройдешь к нему?

– Чтобы челядь завтра же разнесла по всей Москве, что Борис Годунов о чем-то пытал больного царя? Нет, пойдем вместе.

Ирина привыкла во всем подчиняться брату.

Царица и Годунов прошли в опочивальню царя.

Федор Иванович лежал на постели, повернул голову.

– Ирина, ты?

– Я, Федор, с братом.

– А я только засыпать начал. Что-то случилось?

Вперед вышел Годунов.

– Прости, государь, но дело неотложное.

– Ну что ж, раз неотложное, давай, Борис Федорович, говори. Может, в последний раз и видимся.

– Ну что ты, государь.

– Нет, Борис Федорович, чую, что смерть рядом. Все мы в руках Господа. Зачем пришли-то?

– Болезнь пройдет, – сказал Годунов, – но о престолонаследии надо подумать уже сейчас.

– Мы с Ириной о том говорили. Она пожелала после смерти моей постричься в монахини. А посему думаю, что престол должен занять Федор Никитич Романов. Но после того, как Ирина благословит его царствование. Завтра, если силы будут, предложу ему принять трон.

Годунов присел на стул возле кровати и проговорил:

– Воля государя – закон. Но что станет с твоей женой, со мной, с верными людьми, которые служили тебе верой и правдой, если на царство взойдет Федор Романов?

– О чем ты, Борис Федорович?

– Буду прям, государь. Ты, конечно, правитель великой державы, но никто, кроме меня, не знает, чем и как живет государство. Согласись, ведь это я принимал главные решения твоим именем с момента, как ты стал царем.

– Согласен, но не могу понять, к чему ты клонишь. Что может произойти с тобой, верными людьми, тем более с Ириной?

– А то, что Романовы изведут всех нас. Стоит только Ирине во исполнение твоей воли, о которой завтра узнает Федор Романов, благословить его на царство, и она тут же угодит в монастырь, но уже не по своей воле. Меня же с семьей в лучшем случае ждет опала и ссылка, в худшем – темница, из которой дороги нет. Верных тебе вельмож Романовы тоже не пощадят. Обдерут до нитки да выбросят за ненадобностью. Гнева Божьего, Федор Иванович, не боишься?

Царь побледнел и слабым голосом спросил:

– Что тебе надо, Борис Федорович?

– Я сделаю все, чтобы вылечить тебя, государь, соберу всех докторов, знахарей, мы справимся с болезнью. Только ты не бросай нас на произвол жестокой судьбы. Желаешь, чтобы Ирина постриглась в монахини, так и будет. Но не давай повода Романовым думать о престоле.

– Кто же тогда станет во главе государства, Борис Федорович?

– А это решит твоя прямая наследница, царица Ирина. Но после смерти твоей, а до нее, я уверен, далеко. Ну, а призовет Господь, что ж, тогда Ирина решит все по справедливости и закону.

– Это значит, что на престол взойдешь ты, Борис Федорович.

– Повторюсь, государь, царица сама решит, кому передать власть. Но прошу, не губи ты нас, не предлагай ничего Романовым.

– Ладно. Мне плохо, вызовите доктора.

Ирина бросилась из опочивальни.

Годунов нагнулся над смертельно бледным царем.

– Не губи, государь. При Ирине не говорил, один на один скажу. Отдашь трон Романовым, придется нам бежать. Но ненадолго. Я вернусь. Ты знаешь, за мной сила немалая. Не вводи страну в смуту. Ты же не хочешь, чтобы держава разбилась на мелкие куски, чтобы народ потом проклинал имя твое?

– Мне плохо, Борис Федорович.

– Ухожу! Но слова мои запомни.

Прибежал доктор, с ним царица.

– Пойдем отсюда, – сказал Годунов Ирине.

– Я должна быть с мужем, Борис.

– Ты должна ответить на несколько моих вопросов, а потом хоть всю ночь сиди с мужем. Иди за мной!

Они прошли в покои царицы.

– Что значит твое поведение, сестрица?

– О чем ты?

– Не понимаешь?

– Нет!

– Мне ты говорила об одном, а с Федором – о другом!

– Я не хотела доставлять ему боль, он все же мой супруг, отец нашей единственной дочери, умершей так рано.

– При чем здесь Феодосия?

– Она родилась вполне здоровой, но в скором времени стала хворой и скончалась во младенчестве.

– Ты на что намекаешь, Ирина? На то, что я имею отношение к смерти племянницы?

– Я ни на что не намекаю.

– Так, может, и царевича Дмитрия убили по моему приказу?

– Не знаю.

– Знаешь! Дмитрий погиб случайно. Но все это пустые разговоры. Завтра я останусь у себя на подворье, ты же должна присутствовать при разговоре Федора с Романовым. Но мне и дома будет известно каждое слово, произнесенное в опочивальне царя.

– Я сделаю, как ты хочешь, но после этого оставь меня в покое.

– Конечно, сестрица. Как только ты благословишь меня на царство, я оставлю тебя в покое.

– Ты никогда не думал, Борис, что твое стремление к власти может погубить тебя?

– Меня может погубить только чья-то глупость.

– Нет, брат, ты закончишь плохо.

– А вот это уже мои дела. Главное – начать, а каков будет конец, не столь важно. Спокойной ночи. Помни мои слова.

На следующее утро боярин Федор Никитич Романов был проведен в опочивальню царя.

Там, следуя наказу брата, находилась и царица Ирина.

Романов поздоровался, перекрестился на образа.

Царь Федор, почувствовавший себя немного лучше, предложил боярину присесть на стул, взглянул на жену и сказал:

– Ты бы вышла, Ирина.

– Ну уж нет! А коли тебе плохо станет? Помощь понадобится? Мне доктор оставил снадобья, объяснил, что делать. А Федор Никитич в это не посвящен. Ты уж извиняй, государь, но я тебя одного не оставлю.

Царь улыбнулся.

– Ладно, оставайся тут.

Ирина присела в дальнее кресло у оконца.

Царь повернулся к Романову и спросил:

– Как считаешь, Федор Никитич, после моей смерти кому Русью править?