О вы, которые хотите —
Преобразить, испортить нас
И онемечить Русь, внемите
Простосердечный мой возглас!..
Умолкнет ваша злость пустая,
Замрет неверный ваш язык:
Крепка, надежна Русь Святая,
И Русский Бог еще велик!
Н.М. Языков
Прошел почти год со дня смерти царицы Анастасии. Боль по молодой супруге, ушедшей в мир иной, буквально рвущая душу Ивана, постепенно притупилась, поутихла. Да и напряженные повседневные заботы по управлению государством не оставляли времени на печаль.
Конфликт на западных рубежах нарастал. Швеция и Польша продолжали настаивать на выводе русских войск из Ливонии, несмотря на то что их послы постоянно получали отказ на свои требования. Иван Грозный не намерен был в чем-либо уступать правителям Польши и Швеции. Те в ответ активизировали собственные действия. Победы русских войск испугали Запад.
Весной 1561 года король Польши Сигизмунд II Август ускорил переговоры с Кетлером, последним магистром ордена, о переходе Ливонии под его власть. Одновременно он послал туда свои полки, фактически возобновил войну с Россией. Шведы заняли Ревель.
Иван Грозный ожидал подобного развития событий и готовил новый мощный удар, который должен был изменить общую обстановку в пользу России. Но далеко не все бояре понимали замыслы царя. Некоторые пытались возложить вину за осложнение ситуации на самого Ивана. Он, мол, испортил личные отношения с королем.
Дело заключалось в том, что еще в прошлом году бояре предложили Ивану заключить второй брак. В качестве будущей жены русского царя они видели сестру Сигизмунда II Августа, Екатерину Ягеллонку. Этот брак был выгоден в первую очередь тем вельможам, которые выражали недовольство возвышением Захарьиных.
Сигизмунд II был готов на переговоры. Он выставил свои условия – переход во власть Польши Пскова, Смоленска и Новгорода. Узнав о подобных требованиях, Иван Грозный ответил Сигизмунду резким отказом, а боярам и духовенству повелел более не вести никаких переговоров с ним.
Русский царь не мог поступить иначе. Политика великого государя имела целью расширение и укрепление России, а не потерю целых уделов ради брака с сестрой польского короля.
Впрочем, эти обвинения царю никто не предъявлял. Он узнавал о них от верных ему людей.
После полудня 10 июля 1561 года Иван Грозный уединился. Он ожидал князя Ургина, с которым все чаще встречался, мог поделиться самыми сокровенными мыслями.
Дмитрий приехал к двум часам, вошел, поклонился.
– Многие лета тебе, государь!
Иван поднялся с кресла, подошел к князю.
– Здравствуй, Дмитрий, рад видеть тебя. Проходи. Слышал я, ты поставил новый храм в удельном селе Благое.
– Всем миром поднимали. Побольше прежнего сделали, потому как народа на селе прибавилось, все не помещались. Теперь места много. Хороший получился храм. Будешь в наших краях, посмотришь.
– Знаю, что село твое растет, и люди там живут в достатке. Везде бы так. Коли новый храм поднял, то прими от меня подарок. – Иван взял со стола какой-то предмет, завернутый в бархат, снял ткань. – Вот икона Богоматери. Пусть православный народ радуется и молится.
– Благодарствую, государь, от всех прихожан и от себя. Икона из рук самого царя дорогого стоит. – Ургин поцеловал образ, положил его на стол и перекрестился.
Царь же возвратился в кресло и сказал:
– Присаживайся, Дмитрий, поговорим.
Ургин опустился на лавку и сказал:
– Хороший день выдался, не жаркий, с легким ветерком. Детвора захватила все берега, пригодные для купания, плещется на мелководье. Весело смотреть.
– Да? А я из дворца и не выходил.
– Все дела, государь. Понятно, царствовать нелегко, однако и об отдыхе забывать негоже. Съездил бы ты на охоту.
– Будет время, съезжу. Сегодня не до того. Сигизмунд да гетман Радзивилл безобразничают в Ливонии. Не желают смириться с тем, что мы не сдаем позиции. Нападут, куснут и отскочат. Думаю, надобно их приструнить.
Ургин улыбнулся.
– Показать, кто в доме хозяин?
– Заметь, Дмитрий, в своем доме. Мы же не претендуем на исконные земли литовцев, поляков, тем более шведов, но то, что отняли у нас, извольте вернуть. Не захотели по-доброму, получили войну. России нужен свой выход к морю, и он есть. Но его запирает Ганзейский союз. Видите ли, все должны вести торговлю только через него, пользоваться немецкими кораблями и немало за это платить. А зачем нам этот союз, когда Россия может иметь свой флот, не хуже немецкого? Не будет по-ихнему!
– Верно говоришь, государь. По твоим словам ясно, что ты задумал новый поход против Литвы.
Иван погладил бороду.
– Покуда рано, а вот через год-другой войны не избежать. Пока только тебе скажу, что я задумал не отвлекаться на мелкие крепости, а всей силой навалиться на Полоцк.
– Это очень серьезное дело. Полоцк – богатый торговый город. Он весьма важен для поляков и литовцев. Оттуда открывается прямой и удобный водный путь к Риге.
– Полоцк по сути является и ключом к Вильно.
– Да, но он сильно укреплен.
– Согласен, эта крепость считается непреступной. Пять раз московские рати подступали к ней, но так и не смогли взять. Литва и Польша постоянно укрепляют город. Усилена валами защита Верхнего замка, поставлены девять высоких башен по всей стене. По данным, которые поступают из Полоцка, в городе сейчас от шестидесяти до семидесяти пушек, мортир, гаковниц, но не хватает прислуги к ним. Комендант крепости воевода Давойна обратился к Сигизмунду Августу с просьбой увеличить гарнизон. Король в помощи не отказал. Поэтому, Дмитрий, нам надо время для тщательной подготовки взятия Полоцка. Опыт, слава Богу, у нас уже есть. Достаточно войск, пушек и запасов. Мой отец не смог захватить город. Я же не отступлю, и крепость на Западной Двине будет нашей, русской! – Глаза Ивана загорелись, ладони сжались в кулаки. – Да, я возьму Полоцк, как покорил Казань. А то обнаглел Сигизмунд. Представляешь, Дмитрий, он сих пор шлет мне послов с требованиями вывести из Ливонии русские войска? Да они быстрей свои полки потеряют, чем мы уйдем.
– Успокойся, Иван Васильевич. Я уверен, покорится тебе Полоцк.
Иван прошелся по палатам, присел на скамью рядом с Ургиным.
– А что, Дмитрий, скажешь по поводу второго моего брака?
– Так о нем тебе ближние бояре да священники, наверное, все уши прожужжали. Прости за такие слова.
– Не за что прощать. Воистину прожужжали. Но ты не ответил на вопрос.
– Мое мнение таково: царю без жены нельзя.
– А как жениться, Дмитрий, когда Настенька до сих пор вот здесь? – Иван ударил себя в грудь. – В сердце живет. Не могу я забыть ее, и полюбить уже никого не смогу, будь невеста хоть какая красавица писаная!
Ургин вздохнул.
– Твое состояние мне понятно как никому другому. Но ты царь, Иван Васильевич, и принадлежишь не только себе, а и всему русскому народу. То, что с Сигизмундом родниться не стал, не обменял русские города на его сестру, одобряю. Да и не только я, большинство бояр, не говоря уже о простых людях. Но коли есть другая невеста, то жениться надо. Да, жить без любви погано, тяжело, для меня вообще невозможно, но ты не я. Ты царь! Тебе в первую голову следует поступать так, как того требуют интересы русского православного государства.
– Невест, сам знаешь, хоть отбавляй. Но уж коли женитьба необходима, то пусть она принесет пользу стране. Поэтому я решил жениться на дочери черкесского князя, шестнадцатилетней Кученей Темрюковне. Нам сейчас как никогда нужны мирные отношения с народностями Кавказа. Нельзя забывать о большой войне с Крымом. Ее можно отсрочить путем переговоров, а еще более – действиями казаков, но избежать нельзя. Вот мой новый родственник, князь Кабарды Темрюк и обеспечит нам спокойствие на юго-восточных рубежах. Как тебе мое решение?
Ургин развел руками.
– Тебе виднее, государь. Исходя из интересов державы, решение верное.
– Ну а о личной, семейной жизни я не думаю. Ее не будет. Царица – да, семья – нет!
– На то воля Божья, государь!
– На все воля Божья, но что-то подсказывает мне, что не смогу я жить с дочерью кабардинского князя. Недолгим будет этот брак.
– Как знать.
– Еще об одном хотел тебе сказать, князь.
– Да, государь, я слушаю тебя.
– Ты что-нибудь слышал про Кудеяра?
– Как же, известный разбойник. О нем уже легенды складывают и боятся. Мол, жесток он без меры. Губит старых и малых почем зря. Обозы грабит. Наслышан. Почему ты меня о нем спросил?
– А слышал ли ты, что Кудеяр представляется моим старшим братом, заявляет, что не я, а он должен быть на русском престоле?
Ургин удивленно посмотрел на царя.
– Но такое невозможно, государь! Как он может быть твоим братом, да еще и старшим? Первая жена твоего отца Соломония была бесплодной, детей иметь не могла, оттого и ушла добровольно в монастырь. Об этом все знают. А у великой княгини Елены только вы с Юрием и родились. Об этом тоже всем известно.
– А вот Кудеяр распространяет слух, что отец силой сослал Соломонию в монастырь. Она была беременна и родила его, Кудеяра, который зовет себя великим князем Георгием Васильевичем.
– Погоди, государь! Насколько я помню, подобные слухи уже имели место. Они затихли, когда твой отец учинил следствие по этому делу. В монастырь тогда выезжали бояре. Они доподлинно установили, что Соломония Юрьевна Сабурова, или сестра София, никогда беременной не была и никого не рожала. Так что Кудеяр никак не может быть твоим братом, тем более старшим. Сестра София умерла бездетной.
Иван неожиданно улыбнулся.
– Это мы можем среди вельмож говорить, а простой народ в такие подробности не вникает. Кудеяр говорит, что его, младенца, сразу же после рождения вывезли в леса и воспитывали в скитах, чтобы моя мать не устранила ненужного наследника престола. Он не разбойничает, а мстит мне за якобы утраченный трон и унижения Соломонии, своей матери.
– Глупость.
– Да, однако ты сам сказал, что о Кудеяре в народе легенды складывают. А разбой усилился во всех южных и центральных областях. Ватаги злодеев нападают на богатые обозы, грабят их, режут всех. Среди местных жителей лиходеи пускают слух о том, что они служат Кудеяру, брату царя. Вреда от них очень много. Сил, способных достойно противостоять им, у меня нет. Бороться с разбойниками тяжело. Они в лесах как у себя дома. В случае опасности разбегаются, чтобы потом собраться в условленном месте.
– Так надо создать дружины, обучить их. А главное, выловить самозванца Кудеяра, главарей разбойных ватаг да прилюдно казнить их в тех городах и селах, где они лиходействовали. Не будет вожаков, ватаги рассыплются. Разбойники сами поубивают друг дружку за право стать новым предводителем. Для этого дела ты можешь взять мою дружину во главе с Алексеем, моим сыном, который теперь начальствует над дворцовой стражей. Есть люди Головина.
– Пока, князь, я не могу послушать твоего совета, хотя очень желал бы встретиться со своим старшим братцем да лично поговорить с ним. Может, еще и представится такая возможность, а, Дмитрий?
– На все воля Божья!
– Ты прав. А насчет Кученей Темрюковны, то она с братом Салтанкулом должна приехать в Москву в середине месяца. Приходи, как прибудет. Посмотришь, поделишься впечатлениями.
– Они тебе нужны? Если ты держишь в сердце Анастасию, то Кученей будет твоей женой только по званию. Так какая разница, что она из себя представляет? Но раз приглашаешь, приду. Все одно мне дома делать нечего.
– От Филиппа посланий не было?
– Нет, Иван Васильевич. Видимо, соловецкий игумен очень занят управлением обителью и служением Господу нашему.
– Ничего, скоро о нем услышит вся Русь.
Ургин удивленно посмотрел на царя.
– Что ты имеешь в виду, государь?
– Не скажу, не проси. Достаточно того, что ты услышал, кстати, тоже первым и единственным. – Иван хитро улыбнулся.
Ургин аккуратно завернул икону. Царь поднялся проводить его. Вдруг резкая боль ударила ему в голову, в глазах потемнело. Иван упал на скамью, сжал ладонями виски. Он застонал, лицо перекосила примаса нестерпимого страдания.
Дмитрий бросился к нему.
– Что с тобой, государь?
– Голова, – еле проговорил царь. – Боль огненная. Там, у ларца чаша, дай испить.
Ургин поднес царю чашу с темной густой жидкостью.
Иван принял лекарство, повалился на бок и сказал:
– Лекаря, Дмитрий!
Ургин кликнул слуг:
– Эй, кто тут, лекаря к государю, быстро!
Почти тут же в палату вбежал Курт Рингер. Немецкому лекарю хватило одного взгляда, чтобы понять, что следует делать. Он помог Ивану лечь, достал из кармана какие-то крохотные шарики.
– Государь, положи под язык это снадобье, боль и отступит.
Иван подчинился.
– Вот так, – проговорил Рингер. – А теперь полежи.
Боль исчезла так же внезапно, как и наступила.
Иван присел на скамейке.
– Слава Богу, отпустило. Вот, Дмитрий, видишь, какая хворь ко мне прилипла! Ты ступай, я скоро буду в порядке.
Ургин спросил:
– И давно у тебя это?
– Да уж третий приступ. Как будто кто каленым железом мне голову прижигает. Боль такая, что хоть на стену лезь. Хорошо, немец-лекарь снадобье сделал. Ступай!
– Исцеления тебе, государь!
– До свидания, князь.
Ургин захватил икону и вышел в коридор.
Там его ждал сын, начальник дворцовой стражи.
– Отец, почему к царю лекаря вызывали? Опять головная боль?
– Да, приступ.
– Иван Васильевич сильно мучается, когда случаются такие приступы. В первый раз он потерял сознание. А что это у тебя в руках?
– Икона Богоматери. Иван подарил нашему новому храму в Благом.
– Он и на Соловки отправил много церковной утвари и икон. А ты чего домой не едешь? Конь у дворца стоит.
– Дождусь лекаря. Поговорю с ним. Он по-русски то хоть понимает?
– Да, хотя с царем они все больше по-немецки общаются. Иван Васильевич их язык не хуже нашего знает. Также польский, татарский и еще какой-то, на котором ведет переговоры с литовскими послами. Откуда у него такие познания?
– Учился в детстве. Мать, покойная Елена Глинская, с ним занималась, да и сам царь ума большого, образованный, не как ты.
– А я что? Мне с немчурой или татарами не речи вести, а воевать. В схватке и русского языка хватит.
В коридоре появился Курт Рингер.
Ургин-старший остановил его и сказал:
– Погоди, лекарь, разговор есть.
– Я слушаю тебя, князь.
Дмитрий приказал сыну:
– Оставь нас, Лешка!
– Да, отец. Я во дворе буду.
Проводив сына, Ургин взял немца под руку.
– Ведь так зовут – Курт?
– Да, Курт Рингер.
– Так скажи мне, Курт, что за хворь такая прицепилась к государю?
– По-русски объяснить не могу, князь, извини. Приступы резкой головной боли, иногда с потерей сознания и зрения. Кратковременные, но сильные. Иногда судороги бывают. Мне известна эта болезнь, но я не могу назвать ее по-русски.
– А опасна та болезнь?
– Всякая болезнь опасна. Взять моего отца. От болячки умер. Случилось заражение крови.
– Но коли тебе известна болезнь царя, ты должен его вылечить.
– Делаю, что могу. Пока вот сумел сделать снадобье, облегчающее состояние государя во время и после приступа. Но надо найти средство, исцеляющее саму болезнь.
– Так ищи!
– Ищу, князь. Без дела не сижу.
– Если тебе что надо, только скажи, всем обеспечу!
– У меня есть все необходимое.
– Значит, за жизнь государя я могу быть спокоен?
– Князь, все в руках Господа. Прямой угрозы жизни государя я не вижу, а вот последствия приступов могут быть разные.
– Что ты имеешь в виду?
О проекте
О подписке