32

Итак, вернувшийся из Крыма в столицу в ночь с 20-го на 21-е августа “Фороcский затворник” М.С.Горбачёв, ставропольский клептоман-шашлычник, законченный негодяй, прохвост и юбочник, моральный пигмей и ничтожество, плюс ко всему, предавший своих партийных товарищей за понюх табаку, бросивший их, послушных и честных, но недалёких, на растерзание Яковлеву с компанией, – Горбачёв как-то сразу осиротел, обезволил и растерялся, окружённый свирепой демократической сворой, что крутилась и галдела возле него особенно нагло и громко после провала путча, и на него как на пугало уже смотрела – или покойника. Дни его как Главы единого некогда государства под кратким названием СССР были уже фактически сочтены: как президент некогда великой и грозной страны он уже был никому не нужен и не интересен.

Ведь не успел путч закончиться, как победитель и триумфатор Ельцин, осушив водки стакан и смачно крякнув, стремительно принялся переключать на себя управление ключевыми союзными министерствами – Обороны, Внутренних дел, Госбезопасности, а также министерствами финансов, связи, почтой, телефоном и телеграфом. Словом, делал всё то, в точности, что в Октябре Семнадцатого делал и Ленин, и что будут делать всегда и везде иные всякие победители, пришедшие на волне народного недовольства к власти. История повторяется из века в век, и ничего в жизни нашей страны не меняется, увы, кроме имён и фамилий действующих лиц, которых потом летописцы и борзописцы за большую мзду нарекают “героями”, “гениями” и “творцами”, “демиургами Исторического процесса”… А всеми покинутый Горби сидел и смотрел с тоской из кремлёвских окон, как рассыпается на его глазах в пух и прах могучая ещё вчера Держава. А сам он из грозного и всесильного союзного президента стремительно превращается в пенсионера, от которого презрительно отворачиваются все – даже и кремлёвские уборщицы. По-человечески его было жалко…

Его лукавые помощники утверждают теперь, что даже и после этого он был-де ещё достаточно силён политически и при желании мог бы достаточно быстро навести порядок в трещавшем по швам Союзе, укрепить его госструктуры введением пошатнувшегося единоначалия и вертикали власти, порядка жёсткого и дисциплины. Лицемерно жалеют, что такого желания с его стороны не последовало из-за каких-то там якобы особых морально-нравственных качеств Михаила Сергеевича, не пожелавшего-де насилия и крови.

Да бред это всё, досужие байки для обывателей и чистой воды спекуляции! Моралью и нравственностью там и близко не пахло! – не надо, господа-советники, из своего бывшего патрона ангела с крыльями делать, каким он сроду не был! не уродила его таковым мать! Трагедией кончилось всё тогда по одной, главной причине: что по-другому кончиться и не могло. Да-да, не мо-о-ог-ло-о-о!… Уже потому, хотя бы, что Горбачёв был человеком иудея-Андропова изначально, то есть фигурой абсолютно марионеточной, “кастрированной” и ожидовевшей до кончиков волос и ногтей. И ничегошеньки самостоятельно делать не мог, без разрешения А.Н.Яковлева того же, – ни до ГКЧП, ни после!

Потому что его давным-давно купили уже, с потрохами что называется. И те огромные деньги, что были вложены в него западными толстосумами в виде международных премий, медалей и грантов, и шикарных вояжей по миру, когда его с супругою принимали на самом высоком уровне всякий раз, кормили и поили как на убой, на все лады славили и ублажали, – деньги эти жидо-масонские связывали его по рукам и ногам как руководителя и человека. И ни за что не позволили бы ему сопротивляться и своевольничать. Любой самостоятельный после таких баснословных капиталовложений шаг стоил бы ему и его семье жизни и автоматического обнуления всех счетов – это же и дураку ясно, такая “закулисная механика” и “такая кухня”. Это есть незыблемая аксиома политики, её непременный и сверхнадёжный фундамент…

Естественно, что он про это прекрасно знал – советники ещё в 1985 году, наверное, его строго-настрого предупредили… Потому и не сопротивлялся указкам советников, не своевольничал, не бузил – безропотно вёл дело к развалу СССР, на первых порах может быть даже и не догадываясь, не подозревая об этом. Чтобы его тотальным последующим грабежом и порабощением Западом вернуть закулисным дельцам капиталы, что были в раскрутку его, Горбачёва М.С., персоны вложены.

«Коготок увяз – всей птички пропасть» – звучит народная мудрость. А у Михаила Сергеевича не коготок – весь он увяз в коррупции и казнокрадстве за семь полных кремлёвских лет, да и до этого – тоже. Увяз по уши…

Поэтому-то, видя и понимая всё это: что Горбачёв – пустозвон, клоун продажный, безвольный, новый Иуда, до конца выполнивший свою роль и оказавшийся на обочине жизни, Истории, – с брезгливостью наблюдая эту его деградацию как политика с марта 85-го и, наконец, всякое терпение потеряв, в декабре 1991 года лидеры-президенты трёх союзных славянских республик, Ельцин, Кравчук и Шушкевич, решили сказать “стоп” подобному обще-государственному безобразию. И чтобы дальше уже не тянуть резину и не переводить проблемы с дележом власти и собственности СССР на следующий календарный год, они трое самовольно (по указке советников, если уж совсем точно) приехали в Вискули в Беловежскую пущу с помощниками (Ельцин с собою привез Бурбулиса, Козырева, Шахрая и Шохина) и за спиною сдувшегося Горбачёва, опять-таки самовольно, 8 декабря подписали знаменитое Беловежское соглашение о полюбовном разводе и самостоятельной дальнейшей жизни, независимой друг от друга. За что их до сих пор почему-то поносят-клянут историки-патриоты. Почему? – непонятно!

Ведь эта “святая троица”, что теперь незаслуженно обвиняется в развале СССР и в предательстве национальных интересов в угоду Европы и США, всего лишь юридически оформила то, что к тому моменту уже существовало по факту. И только-то. Они молодцы уже тем, хотя бы, что, наконец, взяли и “разрубили прогнивший союзный узел”, поставили точку в негласном и затянувшемся противостоянии с Центром, длившемся с августа-месяца, с ареста членов ГКЧП, и порядком всем уже поднадоевшего, мешавшего нормально жить – по-новому, по-демократически…

-–

*) Кремлёвское либерально-иудейское лобби во главе с А.Н.Яковлевым торжествовало! Ещё бы – такая победа: ненавистный Советский Союз с карты мира исчез как солнечный зайчик! И как-то так незаметно – без лишнего политического шума и грохота, без мировой войны.

Торжествовала и Америка – как главный закопёрщик развала, – которой теперь предстояло карман как можно шире держать – хватать им, не уставать, безхозное советское золото и всякое другое богатство, что потекло через Атлантику в нью-йоркские банки и особняки густым безпрерывным потоком.

Что Беловежский сговор имел очевидные американские корни и от начала и до конца управлялся Госдепартаментом США и ЦРУ, красноречиво свидетельствует то, например, что сразу же после подписания всех документов безумно счастливый Ельцин прямо из охотничьего домика не удержался – позвонил по ВЧ именно президенту Бушу-старшему и очумело прохрипел в трубку: “Горбачев ещё не знает этих результатов… Уважаемый Джордж… это чрезвычайно, чрезвычайно важно! Учитывая уже сложившуюся между нами традицию, я не мог подождать даже и десяти минут, чтобы не позвонить Вам”.

Восторженный лепет и пиетет первого президента России в данном случае, как ядовито про это написала оппозиционная газета «День», можно было понять и простить: он говорил с Хозяином!…

––

33

25 декабря 1991 года, уже после единодушной поочерёдной ратификации Беловежских соглашений Верховными Советами России, Украины и Белоруссии, оставленный не у дел Горбачев, политически выхолощенный и ничтожный, полюбовно и делово договаривался в Кремле с новым его хозяином о даче, личной охране и пенсии. И о постройке здания для собственного фонда на Ленинградском проспекте. После чего, уже в ранге бывшего президента СССР, он, получив всё что просил, тихо покинул свой уютный некогда кабинет, безропотно сдав дела и “ядерный чемоданчик” торжествовавшему подельнику Ельцину.

И случилось это также почти, как и Керенский в Октябре Семнадцатого сдавал дела подельнику Троцкому, с которым у Александра Фёдоровича были одни и те же начальники за рубежом, как и у Ельцина с Горбачёвым. Только Керенскому, заметьте это себе, тогда понадобилось полгода всего, чтобы развалить выродившуюся Империю Романовых, полностью сгнившую с “головы”. Горбачёву же на демонтаж советской Державы, созданной Лениным и Сталиным с нуля практически, понадобилось семь долгих лет разрушительной кропотливой работы. Семь лет!… Вот и сравните, люди, крепость и качество СССР, про который наши либеральные демократы всех уровней и мастей до сих пор вспоминают с ужасом и содроганием…

А Борис Николаевич, оставшись один, подумал тогда испуганно: “Ну и что дальше-то? Ведь мы не просто кабинет, целую Россию отхватили”.

Ему стало страшно от этого, – но и приятно, и сладко одновременно. Он получил, что хотел: стал главою огромной страны, президентом на американский манер, человеком независимым и неподсудным. И мог теперь вытворять всё, что было душе угодно, никого уже не таясь, ни перед кем не отчитываясь – ни перед Горбачёвым, ни перед партией, ни перед Политбюро. Только лишь перед Д.Бушем-старшим, который был далеко, да перед еврейскими толстосумами, которые пока тоже особо не досаждали… Жизнь его удалась: жертвы с опалою, взбучками и партбилетом были, как выяснилось, не напрасными…

После этого – на радостях – он на долгие девять лет погрузился в глубокий запой, из которого его лишь серьёзно заболевшее сердце и добровольная отставка вывели.

О разрушенном государстве, Союзе Советских Социалистических республик, судя по его мемуарам, он в должности президента «свободной России» не вспоминал. Совесть его, равно как и обиженного им Горбачёва, особенно-то никогда не мучила…

Глава 9

«Империя – как живое тело – не мир, а постоянная и неукротимая борьба за жизнь, причём победа даётся сильным, а не слюнявым. Русская империя есть живое царствование русского племени, постоянное одоление нерусских элементов, постоянное и непрерывное подчинение себе национальностей, враждебных нам. Мало победить врага – нужно довести победу до конца, до полного исчезновения опасности, до претворения нерусских элементов в русские. На тех окраинах, где это считается недостижимым, лучше совсем отказаться от враждебных “членов семьи”, лучше разграничиться с ними начисто» /М.О.Меньшиков/.

1

Начало августовского путча 1991 года Стеблов пропустил – из-за того, что был в отпуске уже неделю и телевизор почти не включал: не до политики и всего остального было. Целыми днями он отдыхал с детишками на строгинской пойме: купался и загорал, играл с ними в догонялки, мячик, водное поло, – и чувствовал себя прекрасно. Дети своим оптимизмом и жаждой жизни воодушевляли и подпитывали его, заставляли забыть про житейские тяготы и проблемы – со службой, в первую очередь, усугублявшиеся с каждым новым днём, – и до поры до времени не думать о них, не изводить себя неизвестностью, страхом.

Вот и 19-го числа он провалялся весь день на пляже, а ближе к ужину, когда вернулся домой, услышал от жены игривое:

– Ну что, Вадим, пойдёшь Ельцина-то защищать к Белому дому?

– От кого? – не понял Стеблов вопроса.

– Как это от кого?! – во-о-о даешь, парень! Купаешься весь день, сибаритствуешь, и ничегошеньки-то не знаешь, – с улыбкой ответила на это жена, интригуя мужа. – Всё самое интересное проворонил. А посмотри, что в Москве-то делается, какие страсти-мордасти кипят.

– Да что делается-то, расскажи ты толком?! – прикрикнул Стеблов на супругу. – Что у тебя за манера дурацкая: “кота за хвост тянуть”.

– Танки в Москве, вот что, – наконец сказала жена Марина самое главное. – Танки в Москву ввели, чрезвычайное положение объявили.

– Не понял: кто ввёл? и кто объявил? и зачем? – побледневший Стеблов совсем растерялся от неожиданности.

– Да не знаю я ничего: больно мне это интересно – твоя политика дурацкая! По телевизору, вон, ближе к обеду выступили какие-то восемь человек во главе с Янаевым, объявили, что в стране бардак, Советский Союз на глазах трещит и рассыпается, мол, из-за безответственности и амбиций некоторых республиканских руководителей, и что они хотят навести порядок – пресечь сепаратистские настроения и укрепить Союз. И всё. Все каналы сразу же выключили после этого. Представляешь?! Ничего не посмотришь теперь из-за них, ни одной передачи кроме «Лебединого озера» – балета, который теперь безпрерывно крутят. А сегодня столько передач должно было быть интересных и фильмов! И нате вам, граждане дорогие, – развлекайтесь теперь, как хотите.

–…А только что, перед самым вашим приходом, – добавила она, подумав, – я телевизор попробовала было опять включить – проверить: работает ли? А там какой-то журналист очкастый уже от Белого дома передаёт репортаж: всех Ельцина приходить защищать призывает, баррикады вокруг Дома Советов строить, заграждения. Зачем? От кого? Непонятно! Не объяснил товарищ!… Короче, цирк какой-то, Вадим, честное слово, или дурдом! Согласись! Взрослые люди, и образованные по самое некуда – а такой бред несут, да в прямом эфире! Какие баррикады в наше-то время?! Кого они испугают, и кого спасут?! Больше рассмешат только… Я так думаю, 1905-й год парни решили вспомнить, наверное, в революцию опять поиграть. А то, смотрю, заскучали люди без революции-то!…

– Но и его, журналюгу этого, быстро выключили, – завершила супруга путанный свой рассказ. – И опять балет запустили, который достал уже. Они что там, на телевидении, сегодня перепились все? – “Лебедями” нас целый день потчуют!

Стеблов, не дослушав жену, бросился к телевизору, включил его. Но там по всем пяти общесоюзным каналам одновременно действительно транслировали балет “Лебединое озеро”. И больше не было ни одной передачи, даже и новостей.

– Я же говорила тебе, что всё отключили, – с улыбкой стояла и наблюдала за ним Марина, как он щёлкает кнопки каналов. – Из-за этих гэкачепистов я теперь ни одной передачи не посмотрю. Чтоб им там всем пусто было, как и их начальнику Горбачёву!

После этого она, расстроенная, ушла на кухню – готовиться детишек и мужа кормить. А ошалевший от услышанного Стеблов стоял, растерянный, посередине комнаты и не знал, что и думать, и что предпринять, чтобы хоть что-то выяснить. В стране такие события происходили, оказывается, архи-важные и судьбоносные, а он на пляже весь день провалялся животом вверх…

Опомнившись, он бросился звонить к друзьям, к товарищам по институту и брату младшему. Но все они ему говорили то же, что и жена. Большего добавить никто ничего не мог ввиду полного отсутствия информации… Только брат посоветовал напоследок побыстрее включить приёмник и попробовать поймать там какую-то полуподпольную радиостанцию “Эхо Москвы”, которая-де непостижимым образом вещает откуда-то из центра столицы, последние новости передаёт, и которую, по его словам, тоже вот-вот закроют…

Поговорив с братом, Стеблов подбежал к радиоприёмнику: у него дома на видном месте стоял дорогой советский переносной “Океан”, мощный, лучший в Союзе. Его он по великому блату когда-то купил через десятые руки и очень им гордился. По нему можно было слушать всё – даже и зарубежные радиоголоса, несмотря на глушение.

Подбежав и включив его, он стал нервно вертеть ручку с волнами вправо и влево, но всё без толку. Приёмник молчал: программы все были выключены…. И вдруг, о чудо! на коротких волнах он услышал сбивчивый голос какого-то неизвестного диктора, призывавшего всех москвичей идти к зданию Верховного Совета РСФСР – защищать первого президента России Бориса Ельцина и российскую демократию от захвативших-де власть путчистов. Понимай – восьмерых членов-руководителей ГКЧП, что взяли на себя руководство страной в отсутствие якобы заболевшего Горбачёва.

«Мы передаём из самого центра Москвы, с Тверской-Ямской улицы! – торопливо вещал в микрофон охрипший и уставший диктор. – К нам в двери уже барабанят агенты КГБ, и долго мы, судя по всему, не продержимся: нас вот-вот арестуют и бросят в тюрьму! Но мы не боимся их, тиранов-коммуняк и их холуёв с Лубянки, и готовы пострадать за правду и за свободу родины! И умоляем всех честных и порядочных москвичей последовать нашему примеру: не трусить, не сидеть и не прятаться по квартирам и тараканьим углам, а немедленно идти к Белому дому на строительство баррикад, на защиту молодой российской демократии! Извините, заканчиваем репортаж! – уже не говорил, а кричал истеричный диктор своим предполагаемым слушателям. – Здесь стучат! К нам уже какие-то громилы с лестничной площадки ломятся!»

Дальше шёл треск, и не было ничего слышно…