Цитаты из книги «Нью-йоркский обход»

Дело саньяси — призывать к отречению от мирских благ, а дело мирянина-домовладельца — раскошеливаться на поддержание ашрама.

вущий в эмиграции, пользуется родной речью, изо всех сил стараясь избегать калькирования и архаизмов

Рано или поздно все забудется — и Тадж-Махал, и катхакали; останутся фотоальбомы, в которые никогда не заглядываешь. Если что и хотелось бы удержать в памяти, это лица и голоса людей. Для всего остального есть Википедия.

Однова живем. Встав на путь гедонизма, надо идти до конца.

Вот оно, искомое растворение эго, выпадение из пространства, времени и причинности майи. Вивекананда учит, что наше ограниченное «я» проявляется на среднем уровне сознания, ниже которого — тамасический сон, а выше — самадхи. Что же это было, низший или высший пилотаж, тамас или самадхи? Так или иначе, было здорово.

Классическая джаграта — это нечто среднее между музыкальным фестивалем и спиритическим сеансом. Многочасовое мелизматическое пение способствует погружению в транс.

одежду, внешние различия, примитивные стереотипы — за все, что возвращает в область жизни. Это мой защитный механизм.

Равенство и единство — это смерть, множество и неравенство — жизнь. Изо дня в день имея дело с умирающими людьми, я хватаюсь за все поверхностное — за соблазнительную экзотику, странную

В эмиграции, как известно, все становятся кем-то еще. Русские евреи превращаются в Russians, а выходцы с индийского субконтинента перестают быть индусами, мусульманами, сикхами, джайнами, христианами из Кералы или парсами из Мумбая — и становятся сразу и тем, и другим, и третьим. Белому человеку трудно отличить пакистанца от пенджабца, бенгальца из Индии от бенгальца из Бангладеш. Все религиозные и этнические различия, веками служившие почвой для кровопролитий, разом стираются, и вместо нескольких сотен народностей, языков и религиозных течений появляется один усредненный образ темнокожего человека в тюрбане, пропитанного запахами восточного базара, говорящего с определенным акцентом. В худшем случае это образ врага; в лучшем — нечто чужое, но уже вроде бы знакомое. В Нью-Йорке в этом смысле дела обстоят лучше, чем где-либо еще: человек в тюрбане здесь так же привычен, как человек в кипе или в бейсбольной кепке. Все живут бок о бок, замечая или не замечая друг друга.

длинная история антагонизма между индусами и мусульманами достигла своего апогея в период Раздела 1947 года, когда в результате обоюдного геноцида погибло около полутора миллионов индийцев обоих вероисповеданий.