– Сегодня варвары еще не придут… ни сегодня, ни завтра… – проговорил Тиресий, на миг опять погружаясь в себя и глядя прямо перед собой остановившимся взглядом.
В такие минуты его черные глаза казались еще более глубоко посаженными, чем обычно, он плотно стискивал зубы, но при этом беззвучно шевелил губами. Приск был уверен, что эта привычка осталась у Тиресия с той поры, когда он предсказывал будущее за деньги, и, спасаясь от преследований, поступил в легион.
– Может, они вообще не явятся? – хмыкнул Кука.
– Явятся. В Малой Скифии[61] уже переправились, – сказал предсказатель.
– Ну, давай посмотрим, что тут у тебя… – Антистий остановился напротив деревянной клетки, оперся на резной посох.
С некоторых пор грек не выходил уже никуда без палки и без провожатых – этим летом Антистию исполнилось шестьдесят – время, когда надобно отходить от дел и предаваться лишь сладостному досугу. Но торговец и не думал об отдыхе, а сына, который осмелился лишь намекнуть на подобное, в сердцах отходил палкой. Антистий был маленьким шустрым человечком с черными живыми глазами, одет в две теплые туники, поверх которых накинул меховой плащ. Как только январские иды[62] миновали, сразу же ударили морозы, так что старый грек теперь месяца два как минимум будет мерзнуть, как в Аиде. Однако ни морозы, ни почтенный возраст не помешали Антистию прибыть из Диррахия в канабу Пятого Македонского. Увы, он опоздал, и почти все привезенные из Дакии пленники оказались проданными. Теперь на рынке рабов в канабе оставалась единственная клетка: так сказать, последки, из тех, кого приволокли на правый берег Данубия уже с первым снегом.
– Товар отличный! – с фальшивым восторгом в голосе воскликнул ликса Кандид и сделал знак вольноотпущеннику Борку, чтобы тот отворил клетку и вывел рабов. – Отдам по триста денариев за голову.
Первым Борк вытолкнул наружу здоровяка-дака, за гигантом – всех остальных.
Последний из рабов выходить не желал и даже попытался забиться подальше в угол, как побитый щенок, так что Борк выгнал его из клетки пинками. Этот последний парень в грязных лохмотьях был избит – уже не раз, – а левая его рука висела плетью.
Антистий пожевал верхнюю губу с редкой седой растительностью, скривился и вымолвил:
– По сто пятьдесят денариев.
– Двести пятьдесят, – и только из дружбы к тебе, – ликса Кандид изобразил, что оказывает милость старому приятелю.
– Кандид, чтоб тебя по башке Зевс своим перуном шарахнул! По двести пятьдесят мне этих доходяг не продать даже в розницу, не то что оптом. А я не довезу всех, Гермес, покровитель мой, свидетель!
– Что?! – принялся театрально возмущаться Кандид. – Антистий, да чтоб тебе в Тартар провалиться! Да вот этот красавец не меньше тысячи стоит! – он ткнул пальцем в сторону здоровенного дака.
Дак, на которого указал Кандид, в самом деле был хоть куда. Ликса стукнул кулаком раба по широкой выпуклой груди – гул пошел, будто ударил по медному щиту. Пленный был выше ликсы на целую голову – в плечах широк, руки такие, что заготовку меча согнуть могут, как тонкий прутик. Ноги, впрочем, коротковаты и кривоваты, да то не беда – кто будет смотреть на его ноги, когда парню придет черед умирать на арене. А что здоровяку прямая дорога в школу гладиаторов, ни грек Антистий, торговавший рабами, ни ликса Кандид не сомневались. Могли гиганта, правда, пристроить куда-нибудь на стройку вращать колесо подъемного крана или ворочать камни, но три против одного, что перед покупателем стоял будущий гладиатор.
– Как звать тебя? – обратился Антистий к пленнику.
Разговор шел на греческом.
Тот что-то пробормотал едва слышно. Явно не свое имя.
– Я кличу его Тифоном, – весело заявил Кандид. – Их варварские имена не сразу и выговоришь. А так понятно: крикнешь «Тифон», и сразу ясно, что зовешь этого титана.
– Тифон хорош, – подтверждающе кивнул Антистий.
– А девчонка, гляди! – Ликса ухватил за костлявый локоть девчонку лет восьми, вытащил вперед.
Она была светленькая, голубоглазая, и в будущем, возможно, красавица, но рабыня была именно девчонкой, ребенком, а не милашкой для утех.
– Девственница, – заявил Кандид.
В это можно было, хоть и с трудом, но поверить – девчонка еще первую кровь не уронила, а груди даже не наметились – вряд ли кто-то на нее позарился, если вокруг полно девок и баб в самом соку.
– Эту малявку мне удастся сбыть разве что как служанку – ей до нужного возраста еще лет пять, не меньше, – фыркнул грек. – Ладно, беру по двести денариев восьмерых.
– Восьмерых? – переспросил ликса. – Но их же девять.
– Этот лишний! – грек указал на избитого парня с изувеченной рукой.
Паренек был среднего роста, белокожий. Несмотря на грязь и следы побоев, видно было, что юноша на редкость красив. Только левая рука висела, как кожаный мешок, набитый тряпьем.
– Этого я никому не продам. Не будь он калекой – взял бы по отдельной цене за тысячу – за такого красавчика в Риме мне дали бы две. А так… – грек презрительно выпятил губу. – Он ничего не стоит.
Антистий и ликса говорили по-гречески и по тому, как жадно мальчишка вслушивался в их разговор, было ясно, что он понимает все до последнего слова. Да и внешне парень мало походил на дака – уж скорее по крови был он греком из приморской колонии. Пленник несколько раз порывался заговорить, даже приоткрывал рот, но всякий раз Борк наносил парню болезненный удар под ребра, и тот скрючивался от боли.
– И что мне с ним делать? – спросил ликса и погрозил Борку кулаком.
Еще бы! Его вольноотпущенник дал маху: не усмотрел, что парень калека, когда забирал оптом у легионного квестора партию пленных.
– Продай его в порт или в рудники, – посоветовал Антистий. – Ноги у него целые, будет бегать в колесе, вращать подъемный кран, полгода протянет, может, даже год. За него денариев пятьдесят дадут.
– Господин, умоляю… – калека вытянул здоровую руку в сторону ликсы.
Тот отвернулся. А Борк отвесил парню новую оплеуху. Антистий прав – придется скинуть однорукого по дешевке куда-нибудь на тяжкую и примитивную работу.
– Я возьму парня, заплачу сто пятьдесят денариев, – услышал грек за спиной.
Антистий обернулся.
Два легионера стояли неподалеку – один среднего роста, телосложения не слишком могучего, скорее даже хрупкого, в кожаной дорогой лорике с птеригами, какие надевают офицеры под панцирь, второй – смуглый, коренастый, с темными курчавыми волосами, в меховой жилетке поверх шерстяной туники. У обоих лица все были в ссадинах и застарелых синяках, успевших приобрести желто-зеленые оттенки: у смуглого глаз подбит, у его приятеля скула залеплена пластырем.
– В чем дело? – спросил Антистий.
Присутствие этих двоих парней ему очень не понравилось.
– Мои свидетели, римские граждане Гай Осторий Приск и Тит Клавдий Кукус, – спешно представил легионеров Кандид.
Вообще-то Кандид их не звал, он даже не знал, что Приск с Кукой вернулись в лагерь, но появились они очень даже кстати. Заключать с Антистием договор купли-продажи без свидетелей было делом, мягко говоря, глупым, однако торговец надгробиями Урс и его старший сын, которых ликса планировал указать в свидетелях на договоре, почему-то не пришли сегодня на рынок рабов. Вообще в этот день с утра в канабе творился какой-то непорядок, но занятый перебранкой с Антистием, ликса не успел разузнать, в чем дело.
– Доблестные воины Пятого Македонского легиона, присланы в лагерь для поправки здоровья вплоть до весенней военной кампании. Отличились в битве при Тапае, – отрекомендовал ликса этих двоих с опухшими от побоев физиономиями.
Антистий счел за лучшее промолчать: вольноотпущеннику-греку не следовало сомневаться в доблести римских воинов, как бы подозрительно эти воины не выглядели. Посему торговец рабами сразу же подобострастно изогнул спину, на губах заиграла сладкая до приторности улыбка.
– Стоило ли беспокоить наших доблестных воинов ради такого мелкого дела…
Кандид спешно махнул рукой, подзывая своего писца, которого громко именовал личным секретарем. Щуплый паренек достал заранее приготовленные таблички и принялся записывать предварительное соглашение.
– «Торговец Антистий в десятый день до календ февраля[63] в год консульства Луция Юлия Урса Сервиана во второй раз и Луция Лициния Суры[64] во второй раз, купил восемь рабов у римского гражданина Марка Клавдия Кандида, сына Марка, за 1200 денариев. Договор заключен в канабе Пятого Македонского легиона, у реки Эск. Свидетели договора римские граждане Гай Осторий Приск и Тит Клавдий Кукус. Покупатель не является гражданином Рима…»
Бронзовый стиль так и летал, взрезая воск на табличках.
– Все верно? – переспросил Кандид.
Грек проверил запись и кивнул. Потом вздохнул фальшиво:
– Уступил лишь ради твоей услады, друг мой Кандид.
Писец побежал в таверну – переписывать договор на трехстворчатый складень из деревянных табличек, Антистий же хлопнул в ладоши, и его надсмотрщики принялись заковывать в кандалы Тифона. Тот не пробовал сопротивляться. Когда ему велели, покорно поднимал руки и ноги; поворачивался, но смотрел мрачно. На лице его застыло отрешенное выражение. Остальные – девчонка, две уже немолодые женщины и трое мальчишек лет по восемь-двенадцать, были водворены в клетку на телеге без оков.
– Овчину всем дайте, а то замерзнут в дороге, – принялся хлопотать вокруг живого товара Антистий. – И горячей воды с вином. Да вино настоящее, хиосское, а не уксус прокисший. Горячей похлебки всем так, чтобы от пуза. В такие холода везти пленных – дело дохлое. Половина перемрет.
– Эти ребята к морозам привычные, – заверил Кандид.
– Куда повезешь их? – спросил Приск, поглядывая на здоровяка-дака.
Интересно, как получилось захватить в плен такого гиганта и не поранить? Разве что камнем из пращи могли в голову попасть и оглушить.
– В Диррахий, – отозвался грек.
– Вези быстрее, – посоветовал Приск. – А то холодает.
– Да уж как-нибудь довезу… – Грек явно собирался ляпнуть что-нибудь дерзкое, да вовремя прикусил язык. – Поторапливайтесь! – напустился он на своих людей. – Сегодня же выезжаем!
Приск поглядел на него как-то странно – с сожалением, что ли.
– А с этим что делать? – мотнул Борк головой в сторону раба-калеки.
– Я его покупаю, пусть за мной следует, – приказал Приск.
– Покупает он! – возмутился ликса. – У тебя найдется сто пятьдесят денариев?
– Я слов на ветер не бросаю.
Юный грек встрепенулся, поглядел на легионера с надеждой. Правда, быть рабом у легионера – доля не самая сладкая, но все же лучше, нежели вращать на стройке колесо подъемного крана. Так что парень почти с радостью потрусил за торговцами и легионерами в ближайшую таверну, где должен был состояться расчет.
В таверне, еще раз перечитав договор, Антистий отсчитал золотые. Кандид каждую монету осматривал, пробовал на зуб, вглядывался в чеканку и только после этого складывал в столбик. Таверна эта была лучшая в канабе. Здесь собирались отставные ветераны, многие из них приходили с самого утра и оставались до вечера. Вот и сейчас четверо расположились возле термополиума. Кандид приветствовал их, оба легионера так же отсалютовали отставникам. Приск и Кука уже не были новичками, но в глазах тех, кто отбарабанил в легионе двадцать шесть лет, выглядели по-прежнему мальчишками.
Кандид заказал вина с горячей водой и пряностями, бобовую похлебку с салом, хлеб и окорок. Антистий, осушив один кубок и наскоро перекусив, стал прощаться – торопился еще сегодня выехать с товаром в Диррахий.
Вольноотпущенник Борк присел сбоку от хозяина, а изувеченный раб и вовсе в сторонке. Трактирщик лично принес гостям новый кувшин с вином.
Кандид попробовал вино, одобрительно кивнул.
– Не люблю я это время года. Каждую зиму волки заречные лезут на нашу сторону. Одна надежда: Траян их крепко прижучил. Я уж и обет дал поставить по весне алтарь, избежав опасности, – Эскулапу и Гигии, богам-хранителям и Геркулесу Непобедимому, – принялся перечислять свои тревоги и опасения ликса. – Камень для алтаря присмотрел – лучший белый мрамор, сверкающий, будто Селена в полнолуние. Я бы и вам советовал заказать алтарь Эскулапу и Гигии за излечение от ран. А то… не успели старые зажить, новых набрали, как пес бродячий блох. Кто это вас так?
– Свои, – отрезал Приск, давая понять, что подробности сообщать не намерен.
Товарищ его был настроен куда более миролюбиво.
– Как жизнь-то, Кандид? – спросил Кука снисходительно, с некоей долей панибратства в голосе.
Нахал, он и новобранцем не робел перед каждым, а теперь набрался уверенности и гонору.
– Да как-то не особенно, – неожиданно даже для себя признался ликса.
– Что так? – поднял брови Приск.
Учитывая синяки, пластырь и разбитые губы, выглядело это комично.
– Если честно, мне домой идти не хочется, – продолжил ликса. – После того как Маюшка вышла замуж, дом вовсе осиротел. Скучно как-то. Только слышно, как супружница с рабами ругается. Но в те дни, что Майя у меня ночует[65], еще хуже. Такая ругань у них с матушкой, что хоть из дома беги… – Кандид поморщился. – Девочка моя все больше балует. И некому приструнить…
Он выжидательно посмотрел на легионеров. Приск отвернулся, а Кука понимающе хмыкнул.
– Встречали ее… там? – Кандид мотнул головой вправо – за стеной таверны помещался лупанарий, и владел им один из его вольноотпущенников. Ликса обычно делал вид, что к данному заведению никакого отношения не имеет.
– Доводилось, – признался Кука. Впрочем, кажется, не для кого уже не было тайной, где проводила ночи младая матрона.
– Муж-то у нее слабосильный, не обрюхатил красавицу, вот она и чудит. – Кандид говорил таким тоном, будто не он самолично выбирал жениха, и выбрал в итоге старого да богатого, мнения дочери не спросив. – Подруги прежние ее сторонятся. Кориолла, как узнала про ночные приключения Маюшки, так с тех пор к нам носа не кажет – сидит у отца в поместье, как будто боится, что Майя ее с собой позовет.
Приск дернулся, как от удара.
– Корнелия… – пробормотал он. – Она, помнится, зимой у тебя в доме проживала. Разве в эту зиму не у тебя?
– А теперь не живет! – вздохнул Кандид. – Так и сказала: не пристало невесте центуриона Валенса жить в доме, где Майя бывает.
Друзья переглянулись. Приск еще больше нахмурился и глянул на ликсу исподлобья.
Тот ничего не заметил и продолжал:
– Ребенок ей нужен, как ребеночек появится, так она угомонится, перестанет чудить.
Заявление более чем спорное, но опять же легионеры ничего не сказали в ответ.
– Кука, ты ей больше других по нраву… Станешь отцом ее ребенка. – Сказано это было без вопросительных интонаций.
– Я? – изумился тот.
– Пятьсот денариев заплачу, если Майя родит.
– Ну, я это… сделать могу. Да только она наверняка плод вытравит.
– Это уж мое дело за ней присмотреть, – заявил отец блудной дочери.
– Договор заключать будем? – спросил Приск и как-то недобро прищурился.
– Договор? – Ликса заерзал на скамье. – Письменный? Нет… На словах сговоримся. Ты, Гай Приск – свидетель. Как только Майя понесет, я сразу деньги заплачу.
– Если сын родится, доплатишь еще двести, – добавил Приск неожиданно жестко.
У Кандида от такой наглости рот открылся.
– И, кстати, – продолжал Приск. – Разве супруг юной Майи с нашим Кукой сходен чертами?
– Фавст? Нет, ни капельки. Но это неважно. Ну, как, сговорились?
– Наш герой приложит все силы, – Приск хлопнул товарища по плечу. – Это он обещает.
– У нас для тебя сообщение, – шепнул Кука, наклоняясь над столом так, что чуть не искупал завязки от плаща в миске с похлебкой.
– От кого? – не понял ликса.
– От Децебала.
– Лично?
– Это вряд ли. – Кука прищурился. – Дело вот в чем: шайки варваров могут в любой момент перейти реку по льду. Две мили до Данубия отсюда, так что прискакать им в канабу не сложнее, чем вознице сделать пару кругов в Большом цирке.
– Ох, уж этот разбойный люд – что ни делай, а они все равно плодятся будто клопы.
– В эту зиму появятся не только разбойники, – предрек Приск.
– У тебя что, сведения верные от кого-то? – Ликса завертелся, будто рыбина, угодившая живой на сковороду.
– Приказ есть: к первой ночной страже всем из канабы в лагерь перейти, – сообщил Кука. – Префект лагеря к декуриону канабы сегодня рано утром отправился. Разумеется, смельчаки могут остаться. Но мы не советуем тебе задерживаться. Легионеров в лагере мало, оборонять канабу мы не можем, а вот разместить гражданских в казармах – это, пожалуйста.
– Так что же, я должен здесь добро бросить?
– Что сумеешь с собой взять – вези. Но дом даже тебе прихватить не удастся.
– Нет, так не пойдет! – возмутился ликса.
– Твоя воля! Можешь остаться и подождать, когда варвары появятся, – не слишком дружелюбно посоветовал Приск, потом открыл кошелек и выложил на стол шесть золотых: – Сто пятьдесят денариев, как ты просил – за мальчишку-раба.
Ликса поглядел на прикорнувшего неподалеку парня. Эх, если бы не рука, то его и за две тысячи можно было бы продать! Вот именно – если бы…
– Ладно уж! – Кандид повернулся к писцу. – Давай, составляй договор.
Приск отломил от лепешки половину, поднялся и вместе с недопитым теплым вином поставил перед калекой.
– Ешь, – сказал легионер.
Тот вздрогнул, очнулся, непонимающе уставился на глиняную чашку и кусок хлеба.
– Как тебя звать? – спросил Приск у калеки.
Тот едва не подавился, спешно проглотил недожеванный кусок и сказал:
– Аристей.
– Странное имя для дака.
– Я грек… наверное, – пробормотал юноша. И покосился на Борка, будто ожидал удара.
На его счастье, вольноотпущенник сидел далеко и до раба никак не мог дотянуться.
«Аристей, человек, который появляется и исчезает… Может обратиться вороном», – припомнил Приск рассказанную Геродотом[66] легенду.
Грек едва заметно улыбнулся и Приск понял, что юноша тоже слышал эту историю.
Легионер хотел спросить, что значит это «наверное», но в этом момент дверь в таверну отворилась, и в обеденную залу в клубах морозного пара ввалился невысокий кругленький человечек, с головы до ног закутанный в меховой плащ. Под возмущенные крики обедавших гость неспешно притворил дверь, откинул с головы капюшон и огляделся. У него было румяное улыбчивое лицо и курчавые черные волосы. Массивный нос занимал пол-лица.
– Терпеть его не могу, – прошипел ликса и попытался укрыться за спинами легионеров, чтобы гость его не заметил.
– Мне нужен ликса Кандид! – объявил вошедший на все таверну.
Сразу несколько пальцев указали на снабженца Пятого Македонского легиона.
– Будь здрав, ликса Кандид, – подкатился к столу гость.
– И тебе того же, Калидром. Наместник тебя еще не отпустил на свободу?
– Наместник провинции Лаберий Максим доверяет мне вести наиважнейшие дела от его имени! – объявил Калидром так, будто сообщил, что он прислан новым легатом Пятого Македонского. – Хотелось бы мне знать, где пребывает ныне стекло, заказанное в Аквилее моим патроном.
– Стекло? – искренне удивился ликса.
– Драгоценнейшие стеклянные кубки. Патрон в нетерпении ожидал их еще месяц тому назад. Но вместо кубков получили мы донесение, что груз со стеклом из Аквилеи придерживают в здешней канабе.
– Донесение… – фыркнул Кука. – Как будто речь идет о войсках!
– Из Италии в последний месяц прислали только глиняные светильники и еще немного посуды, но это все для легиона, мной заказано, – заявил ликса, почти что оправдываясь. – Стекла не было.
О проекте
О подписке