Читать книгу «Социализм. История благих намерений» онлайн полностью📖 — Александра Станкевичюса — MyBook.
image

Часть 1
История социалистических идей до XX века

Социализм представляет собой совокупность политико-экономических и этических учений, ставящих своей целью осуществление кардинальных социально-экономических перемен, которые позволят обществу функционировать на основе абстрактного идеала равенства, братства и социальной справедливости. Для осуществления этой великой цели требуется уничтожить или ограничить все те институты и механизмы социально-экономических отношений, которые порождают, по мнению социалистов, неравенство, иерархию, социальную несправедливость, угнетение человека человеком, – прежде всего религию, частную собственность, разделение труда, наемный труд и традиционный брак. Способы осуществления этой цели разнятся: от революции и установления диктатуры партии до последовательного и постепенного завоевания науки, образования, искусства, средств массовой информации и т. д.; от социальной инженерии и культурной гегемонии до беспощадной классовой борьбы. При этом коллективная собственность и рациональное коллективное ее использование всегда рассматриваются как более совершенный способ существования в условиях ограниченных ресурсов, чем частная собственность и децентрализованное производство и распределение благ.

Многие ошибочно полагают, что социализм – это идеология Робин Гуда, которая призывает заботиться о бедных, делить все несправедливо нажитое имущество богачей и т. п. Это романтизированное представление, мало относящееся к реальности, во всяком случае в том, что касается «научного социализма», появившегося в XIX столетии, а не протокоммунистических сект и левых идей прошлых веков. Так, «научный социализм» не считал разрушение старинного ремесленного производства и крестьянского хозяйства капиталом, который заменил их фабриками с широким использованием наемного труда, – это объективное зло, которое надо обратить вспять. Напротив, он руководствуется здесь совершенно отстраненным от моральных соображений принципом историзма – для «научного социализма» это неизбежный исторический переход от одних производственных отношений к другим, более прогрессивным. Социалистическая критика капиталистической фабрики лишь в том, кто ею владеет, и те же большевики не собирались уничтожать фабрику и «возвращать» рабочим собственные средства производства, а крестьянам – землю. Фабрики должны были быть экспроприированы в «общественное» пользование, при этом сама суть фабричного массового производства сохранилась бы. Крестьянам следовало отказаться от мелких частных хозяйств в пользу коллективного ведения хозяйства, гораздо более крупного по размеру. Пролетариат – т. е. рабочие фабрик, которых благодаря развитию капитализма становилось все больше, – в «научном социализме» потому считался передовым классом, который должен вести за собой крестьянство, что в силу многолетнего опыта слаженной, тесной, коллективной работы на самых современных заводах и более развитого самосознания себя как угнетенного класса, рабочие уже имеют достаточное представление о классовой организации. Ведь рабочий – это человек, порвавший с прошлым (деревней) и не имеющий ничего, кроме своей работы (своих «оков»). То есть капитализм, каким бы ужасным на страницах «Капитала» Маркса он ни был, служил силой, долженствующей привести людей к коммунизму. Иными словами, если бы капитализма не было, то его следовало бы выдумать, дабы прийти к самой высшей стадии развития социально-экономических отношений. Капитализм порождал передовой класс, благодаря которому в мире воцарится бесклассовое общество – коммунизм. Как писали Николай Бухарин и Евгений Преображенский в своей «Азбуке коммунизма», «капитализм, как мы видели, роет сам себе могилу потому, что он порождает своих собственных могильщиков-пролетариев, и чем больше он развивается, тем большее количество своих смертельных врагов он плодит и объединяет против себя. Но он не только выращивает своих врагов. Он подготовляет и почву для новой организации общественного производства, для нового товарищеского, коммунистического хозяйства» [43, с. 49].

После социальной революции и получения политической власти социалистами предполагалось в дальнейшем использование всех прогрессивных технологических наработок капитализма для обеспечения рабочих всеми необходимыми средствами потребления при отсутствии собственности на средства производства. Но рабочий оставался бы рабочим, он не превращался бы обратно в свободного ремесленника или фермера. Управление всем производством и распределением вместо отдельного владельца-капиталиста передавалось бы новым органам власти, построенным по социалистическим принципам и не имевшим права собственности на фабрику (государство, которым управлял бы класс пролетариев, представлялось как временное решение, впоследствии обязанное отмереть). Экономический эффект масштаба от фабрик, общественные столовые в них, обеспечение рабочих при фабриках жильем, медициной, школами и т. д., которые прежде организовывались капиталистами, полностью сохранялись и даже преумножались в социалистическом обществе. Социалистическая экономика постепенно вытесняла бы частное хозяйство из всех оставшихся сфер, подавляя его как своим превосходством в лучшей организации, так и репрессивно-административными мерами. Вот как это представлял себе главный по партийному статусу теоретик экономики раннего СССР Николай Бухарин:

«Нам известно, что в капиталистическом обществе, где господствует рынок, где разного рода частные предприятия борются друг с другом на этом рынке, конкурируют друг с другом, крупное производство в конце концов вытесняет мелкое, средний капитал отступает перед более крупным капиталом, и, в конце концов, место массы конкурирующих друг с другом предпринимателей, фабрикантов, купцов, банкиров занимают группки крупнейших королей промышленности и банков, которые сосредоточивают в своих руках всю промышленность и торговлю. Развитие рыночной борьбы приводит к тому, что число конкурентов все уменьшается и производство сосредоточивается в руках крупных капиталистических организаций. Нечто по виду похожее будет происходить и у нас и происходит уже и теперь, с тою только существеннейшею разницей, что у нас на месте крупнейших королей промышленности и банкиров стоит рабочий класс и трудящееся крестьянство. В самом деле, у нас существуют различные хозяйственные формы, разного рода хозяйственные “предприятия”; у нас есть государственные предприятия, у нас есть кооперативные предприятия, у нас существуют, наконец, частнокапиталистические предприятия и т. д. Наиболее крупное производство находится в руках пролетарского государства. В руках частнокапиталистического хозяйства находятся гораздо менее крупные предприятия в области торговли, в первую очередь розничная торговля, тогда как оптовая торговля (торговля крупная) находится в руках государства; в промышленности крупное производство точно также находится в руках государства, а на долю частных предприятий приходятся лишь предприятия большей частью среднего и мелкого типа. Между этими различными формами предприятий идет хозяйственная борьба, борьба, в которой последнее слово принадлежит покупателю. Покупатель же покупает там, где товар лучше и дешевле. При правильной постановке дела – а такой правильной постановки дела мы все больше и больше добиваемся и все больше и больше достигаем – все преимущества будут на стороне крупного государственного производства, и оно будет забивать в конкурентной борьбе своего частного соперника. Мелкое крестьянское хозяйство, страдая от своей “мелкости”, как мы видели выше, будет восполнять этот недостаток своей кооперативной организацией, поддерживаемой пролетарской государственной властью, и будет поэтому точно также отвоевывать для себя преимущества всякого крупного объединения, используя эти преимущества и выгоды, получаемые от кооперации, в своей борьбе против частного хозяйства кулака. Через борьбу на рынке, через рыночные отношения, через конкуренцию государственные предприятия и кооперация будут вытеснять своего конкурента, т. е. частный капитал. В конце концов развитие рыночных отношений уничтожит само себя, потому что, поскольку на почве этих рыночных отношений с их куплей-продажей, деньгами, кредитом, биржей и т. д. и т. п. государственная промышленность и кооперация подомнут под себя все остальные хозяйственные формы и постепенно вытеснят через рынок их до конца, постольку и сам рынок рано или поздно отомрет, ибо все заменится государственно-кооперативным распределением производимых продуктов» [42, с. 60–61]. Нетрудно заметить, что описанная Бухариным схема очень похожа на ту, что ранее использовали капиталисты на страницах «Капитала» Маркса, в борьбе с ремесленниками и свободными крестьянами – вытеснение мелких конкурентов за счет масштаба и эффективности. Вот почему большевики вполне восхищались американской и немецкой промышленностью, где капиталистическое производство, и в особенности его масштабы, достигли наибольшего развития.

В сборнике К. Каутского, Э. Бернштейна, К. Гуго и П. Лафарга «История социализма» много внимания уделено практикам протосоциалистических общин и теориям утопистов, где производство и быт были централизованно организованы и обобществлены, прямо как на фабрике. Авторы книги, социалисты по убеждениям, лично знакомые с Марксом, с большой симпатией относятся к левым утопическим идеям (Дж. Уинстенли, Т. Мора, Дж. Гаррингтона, П. К. Плокбоя, Дж. Беллерса) и опыту средневековых протосоциалистических общин (бегарды, лолларды, мюнстерская коммуна, табориты и т. д.). Социализм с теплотой относится к устроению общества по принципу одной большой рационально функционирующей фабрики, хотя именно ранним т. н. «капиталистам» промышленной эры принадлежит первенство практиков такого общества в локальном масштабе. В конечном счете здесь ничего удивительного нет, ведь социализм невозможно реализовать децентрализованным «естественным путем», т. е. свободной волей множества людей, у которых есть разные экономические цели и этические взгляды. Социалистическому проекту необходима сильная централизация и полный контроль над экономикой, чтобы привести свои кардинальные социально-экономические перемены в жизнь.

Это стало причиной распространенного заблуждения о том, что любое государственное вмешательство в экономику – это социализм. Например, в книге Хесуса Уэрты де Сото «Социализм, экономический расчет и предпринимательская функция» утверждается, что социализмом можно назвать «любую систему институциональной агрессии (вмешательства) против свободы человеческой деятельности или предпринимательства» [331, с. 29]. Я не могу согласиться с данным утверждением, поскольку тогда мы получаем невероятную путаницу. Не всякое вмешательство государства в экономику имеет под собой социалистические основания, как и не всякий сторонник государственного вмешательства является социалистом, даже если это происходит системно, скажем, во время длительных войн и эпидемий. Исходя из определения де Сото, максимум, на что можно пойти, это признать существование «государственного социализма» – внутренней политики, призванной решить социально-экономические проблемы общества, в том числе за счет самой богатой его части, но лишенной идейной основы социалистического учения. Социализм представляет собой отнюдь не только экономический государственный «дирижизм» и исторически даже мог его не включать вовсе. Важно понимать, что социализм динамичен и находится в постоянном историческом движении, имея в качестве «двигателей» определенные основополагающие установки. Для социализма регулирование экономики не конечная цель, а средство для достижения определенного состояния общества. Регулирование снижает экономическую значимость частной собственности, а значит, помогает ослабить эту фундаментальную причину несправедливости (о чем мы далее поговорим).

Прежде чем перейти к истории «благих намерений», разберем основные идеи, характерные для социалистического учения, т. е. эти самые намерения.