Цитаты из книги «Желание одержимого»

зачем девушке становится необходимой атрибутика мужского величия и мужской же повреждённости, слабости – все эти трости, костюмы, часы и прочая символика, позволяющая девушке не сымитировать мужчину, вовсе нет, а показать, чем он по ее мнению должен являться: субъектом, повреждение которого возведено в статус символического и служит причиной желания Другого?

этих спонтанных педагогических историях также можно увидеть, как девушки истероидного типа – а это всегда девушки, которые претендуют на нечто мужское: скажем, отыгрывают мужчин в ролевых играх, в так называемом косплее, – эти девушки зачастую через некоторое время благополучно разрешают свой симптом и приходят именно к идее подарка мужчине, то есть достигают, насколько это вообще возможно, генитальности.

Реальный отец способен подметить, что истеричка наслаждается чем-то непристойным, то есть она, так сказать, в фантазиях меняет пол, поскольку хотела бы находиться на мужской стороне, хотя особенность истерички при этом в том, что она совершенно не понимает, что эта мужская сторона собой представляет.

Истеричка заинтересована в мужчине, в мужском, и собственно в том, что Лакан называет нехваткой. Другими словами, если чем истеричка и интересуется, то это результатами кастрации – в том самом виде, в котором они были описаны ранее в нашем курсе, когда указывалось на присущую мужчине изначальную повреждённость, его интересную для истерички слабость в сфере получения наслаждения. Большинство примеров истерии, приведённых у Фрейда и Лакана, показывают, что истеричка так или иначе эту слабость обслуживает и ее интерес всегда адресован именно ей.

невзирая на действительно высокую распространённость истерического невроза среди молодых цветущих дам, тем не менее сама симптоматология истерии указывает не на женское в субъекте, а на мужское.

речь медицины с самого начала делает всё, чтобы от измерения пола уйти: заболевание, за исключением редких случаев поражения репродуктивной функции, никак не связано в речи медика с полом.

Единственное, что может по-настоящему его заинтересовать и поколебать контуры прокрастинации, в которых его желание постоянно откладывается – это такой Другой, который, предъявляя определенное знание, в обслуживании его тревоги не нуждается.

Поддержание этого образа и есть то, что побуждает одержимого так настойчиво поддерживать по отношению к себе ту дистанцию, устранить которую как раз и бывает в анализе трудней всего. Именно поэтому один известный аналитик… стал жертвой иллюзии, будто в самой дистанции и заключается здесь вся суть дела. Но дистанция, о которой здесь идет речь – это та дистанция субъекта по отношению к нему самому, в силу которой все, что он делает, остается для него, пока он не начал анализа и предоставлен своему одиночеству, чем-то таким, что воспринимается им в итоге всего лишь как игра – игра, выгоду от которой получает в конечно счете лишь другой…

Желание навязчивого субъекта поддерживает себя старательным перебором возможностей сделать происходящее на генитальном и фаллическом уровне невозможным… Главное для него – это добиться, чтобы желанию его ни за что не было позволено проявить себя в действии.

в случае развитой навязчивости существует еще один аспект, который побуждает субъекта на анальном объекте дополнительно задержаться. Выгода этой задержки связана с отсрочкой, к которой субъект уже приучен на анальном уровне и которая позволяет ему обращаться с объектами так, как если бы они не содержали в себе ничего кроме адресованного через них к субъекту требования. Требование субъект может сколь угодно долго отклонять, что чрезвычайно способствует характерной для навязчивости прокрастинации. При этом вмешательство другого уровня влечения он также воспринимает как требование, пренебрегая своей ошибкой на этот счет.