Через несколько дней гребной баркас смотрителя маяка с шестью рыбаками на веслах плыл от Иоланги к большому пароходу, стоявшему в трех верстах от берега. В баркасе находились Туманов, Сванборг и профессор Самойлов. Все молчали и с тяжелым чувством смотрели на молодую женщину с увядшим лицом и неподвижным, мертвым взглядом печальных и испуганных глаз. По временам женщина тревожно озиралась и, заметив вдали белый гребень волны, вздрагивала и хватала за руку Самойлова.
– Парус… там парус? Это он… – шептала она бледными губами.
Стоявший на руле старый боцман с погибшего "Грифа" старался успокоить ее.
– Не парус это, барыня! – объяснял он. – Волна там барашком идет. Ночью ведь шквал пролетел знатный. Поди, на море много нынче беды понаделал.
В это время они подходили к далеко выдвинувшемуся в море скалистому мысу.
– Там пучина начнется, – сказал один из рыбаков, – а только вы в море дальше рулите, не то запрокинет нас здесь… Вишь, какие буруны бьются!
Действительно, у самого мыса вскидывались и лизали изъеденную водой скалу пенистые, бешено ревущие волны. Боцман направил баркас в море, прямо на юг от мыса. Когда они сравнялись со скалой, и пароход был уже близко, женщина, схватившись обеими руками за голову, поднялась во весь рост и с криком упала на дно баркаса.
– Что с тобою?!.. – бросился к дочери Туманов. Но слова замерли на губах старика.
Из-за мыса, распустив два больших паруса, прямо на них неслась яхта. На белом полотне парусов чернелись слова: "Бриг "Ужас" и широкая траурная кайма.
– Гребите! гребите! – крикнул Самойлов рыбакам и вынул из кармана револьвер.
– Наддай! – повторил его приказание боцман, и рыбаки, мерно сгибаясь и разгибаясь, начали быстрее вскидывать весла.
Баркас рванулся вперед. Парусная яхта, маневрируя по ветру, старалась пересечь путь убегающим, но до парохода было уже недалеко. Всем стало ясно, что баркас спасен, и что яхте не настичь их. Внезапно налетел ветер. Его порывы сделались сильнее и чаще. Пользуясь этим, на яхте подняли новые паруса. Их было так много, что скрылись мачты и снасти. Казалось, что какое-то неведомое морское существо, белое от пены волн, встало и несется над водою.
Яхта не плыла – она летела. Свежий ветер, встретив сопротивление парусов, подхватил судно и понес его. Все чаще и чаще видны были острый киль яхты и далеко выдвинутый руль. Судно уходило в сторону от баркаса, и только тогда, когда до парохода оставалось не более полуверсты, оно непостижимым маневром сразу перекинулось на другой курс и стало рядом с беглецами.
– Не тревожьтесь! – раздался угрюмый голос Силина, и он вышел на нос яхты. – Я не причиню вам никакого вреда. Я только хочу взглянуть на Нину в последний раз и передать, что я вызываю на бой того, кто оклеветал меня… Самойлова. Я буду ждать.
Новым маневром Силин отбросил свою яхту от баркаса на несколько саженей и, остановившись, убрал паруса и отдался волнам, которые бросали судно, как легкую, беспомощную щепку. На баркасе воцарилось глухое молчание. Даже рыбаки перестали грести и тревожно поглядывали на господ.
Самойлов был бледен. Он провел рукой по высокому лбу, и глаза его загорелись. Он опустился на колени на дно баркаса и нагнулся над Тумановой. Она лежала, бледная и безжизненная, в глубоком обмороке, и на ресницах ее блестели слезы. Тоска и ужас были на ее лице, измученном и исстрадавшемся. Самойлов молча взял ее руку и прижал к губам. Потом он поднялся, обвел всех каким-то вопрошающим и словно недоуменным взглядом. Неожиданно, быстрым прыжком вскочив на скамейку, он бросился в воду и поплыл к яхте. И тотчас же другой человек кинулся ему навстречу. Это был Силин. Он далеко закидывал руки и, рванувшись, бросками поплыл к Самойлову.
Встреча их была коротка, как вспышка молнии, и так же бесследно пропали в морской глубине эти схватившиеся друг с другом враги, как исчезает на темном небе прорезавшая его огненная стрела. Лишь воронки заплясали и закружились на поверхности океана, да всплыло и сразу же исчезло большое багровое пятно…
Недавно случайно попавшие на остров Долгий промышленники нашли занесенные песком и истлевшими водорослями обломки разрушенного корабля. На почерневшей и расколотой доске они прочли надпись: "Бриг "Ужас"…
Антоний Оссендовский
Не говорите мне о Соломоновых островах! Вы лучше меня спросите, спросите меня, капитана Джонатана Смита, что такое Соломоновы острова? Я вам скажу! Вы, мальчишки! Слышали ли вы, например, что такое "Зеленая смерть"? Нет? Ну, так и не раскрывайте рта, когда в вашей компании находится человек, который не только слышал, что такое "Зеленая смерть", но… Но сам ее видел, своими собственными глазами! Вы спрашиваете, кто это? Я вам отвечу:
– Капитан с "Сузи Блиг", Джонатан Смит. То есть я.
Бравый моряк, председательствовавший на маленькой товарищеской пирушке в скромной таверне на окраине Алии, столицы Самоа, поставил на стол опустевшую кружку и крикнул хозяину кабачка, высокому курчавому туземцу Иезекилю:
– Эй, чернокожий принц!
– Что, масса? – откликнулся тот.
– Элю! Да покрепче, и получше сортом!
Когда я рассказываю о "Зеленой смерти", у меня всегда глотка пересыхает, и ее необходимо аккуратно смачивать. А то доктора меня предупреждали, что от излишней сухости горла может черт знает что случиться. Не понял я хорошо, что именно: не то суставной ревматизм, не то воспаление слепой или глухой кишки. А при моем слабом здоровье это для меня похуже смерти! Только не "Зеленой смерти", конечно! Так давай же, черный патриарх, кружку элю!
Общий хохот встретил заявление Смита, казавшегося выкованным из стали, о "слабости" его здоровья.
Смит славился своею исключительною любовью к элю. Он мог безнаказанно поглощать неимоверное количество этого напитка, не подвергаясь ни малейшим неприятным последствиям, но считал необходимым при требовании каждой новой кружки подробно мотивировать, почему именно он хочет выпить эту кружку. То он прозяб, и ему надо согреться, а для этого самое лучшее средство именно эль. То слишком жарко, можно задохнуться, и потому надо выпить кружечку элю, чтобы освежиться. Если идет дождь, то воздух слишком сыр, и это вредно для слабого здоровья капитана Смита. Единственное спасение хлебнуть элю. То ветер носит по улицам клубы пыли, а известно, как вредно действует пыль, оседая в горле, и нет ничего лучше эля для того, чтобы прополоскать горло. Пил свой любимый напиток капитан Смит и от насморка, и от несварения желудка, и от головной боли, и от решительно всех недугов, будто бы его одолевавших или, по крайней мере, ему грозивших со всех сторон.
В изобретении причин, побуждающих прибегнуть к элю, он был положительно неутомим, и ничто не могло застать его врасплох, ничто не могло заставить его лазить за подходящим словечком в карман. Эту слабость капитана Смита отлично знали все его приятели, и между ними установился своеобразный спорт: молодцы старались заранее отгадать, какие именно причины придумает Смит для того, чтобы выпить пару лишних кружек эля. Впрочем, словечко "лишний" по существу мало соответствовало истине: капитан мог поглощать и поглощал совершенно безнаказанно положительно неимоверное количество любимого напитка, оставаясь, как говорится, "ни в одном глазу". И, покидая какой-нибудь "Приют моряка" после изрядной попойки, оставляя огромное большинство товарищей уже в том состоянии, когда человек, по характерной пословице, лыка не вяжет, сам Смит мог идти хотя бы по одной доске, ничуть не уклоняясь от прямой линии, не шатаясь. Он только жаловался в таких случаях, что будто бы откуда-то черт туману наносит. Но сейчас же добавлял:
– Эх, жалость такая! Надо было бы мне, очевидно, еще кружечку хлопнуть! Эль ведь чудесно зрение очищает! Какой-нибудь туман, а хлопнешь кружечку, и сразу все ясно делается!
К чести капитана Смита надо сказать, что, во-первых, он отдавал дань Бахусу или, проще сказать, элю только на берегу, то есть когда на нем не лежала уже ответственность за судьбу "Сузи Блинг", его маленького, но бойкого и делавшего отличные дела пароходика. На море Смит становился форменным трезвенником и без труда мог бы выставить свою кандидатуру в почетные президенты любого общества борьбы со спиртными напитками. А, во-вторых, он никогда никого не "подколдыкивал", как говорят матросы, то есть не соблазнял пить, а даже поговаривал в дружеской компании, обращаясь к молодежи:
О проекте
О подписке