Цитаты из книги «Выходит продюсер»

С другой стороны, было очевидно: это формальное решение вызовет вопросы у более консервативной и взрослой части аудитории. К войне очень многие относятся как к теме сакральной, требующей постоянного и вечного пиетета. Только вот кино в состоянии пиетета делать нельзя — получится памятник, да и то не самый удачный, а вот живого фильма, способного найти эмоциональный отклик у зрителя, не выйдет. По отношению к материалу, ко всему, из чего складывается фильм, — и в этом я абсолютно убежден, — нужно чувствовать себя совершенно свободно. О чем бы речь ни шла, будь то съемочные технологии или драматургия, только свобода от оков предвзятости приближает успех… или хотя бы чувство выполненного долга

авторы доклада, понятное дело, отнесли, например, последние фильмы Романа Полански, Вуди Аллена, Терри Гиллиама и Ларса фон Триера

Так вот Movieguide Faith and Values ежегодно выпускают исследование, в котором анализируют финансовые успехи фильмов, пропагандирующих традиционные ценности. И из года в года их доклады говорят об одном: в американском прокате морально правильные фильмы собирают радикально больше денег, чем фильмы, в которых традиционные ценности ставятся под сомнение или отвергаются. На основе анализа 275 фильмов, вышедших в прокат в 2014 году, ассоциация пришла к выводу, что фильмы, продвигающие «отчетливо христианское миропонимание, основанное на возможности Спасения, библейских ценностях и принципах», в среднем собирают в США $66,79 млн на фильм, а фильмы с «гуманистическим/атеистическим посылом» — $1,98 млн. Ко второй категории

Так вот Movieguide Faith and Values ежегодно выпускают исследование, в котором анализируют финансовые успехи фильмов, пропагандирующих традиционные ценности. И из года в года их доклады говорят об одном: в американском прокате морально правильные фильмы собирают радикально больше денег, чем фильмы, в которых традиционные ценности ставятся под сомнение или отвергаются. На основе анализа 275 фильмов, вышедших в прокат в 2014 году, ассоциация пришла к выводу, что фильмы, продвигающие «отчетливо христианское миропонимание, основанное на возможности Спасения, библейских ценностях и принципах», в среднем собирают в США $66,79 млн на фильм, а фильмы с «гуманистическим/атеистическим посылом» — $1,98 млн

премии Movieguide Faith and Values, внимательно следящие за тем, какие ценности и какую мораль промотирует голливудская продукция, и награждающие наиболее высокоморальных внушительными денежными призами

нашим. А все потому, что он более убедителен, и его личная трагедия больше цепляет». Мы драматически отстаем от создателей, например, американских сериалов, которые создают сложную, стереоскопичную и в этом смысле глубоко реалистичную картину мира. Где действуют сложные, неоднозначные характеры — противоречивые, многослойные, которых не описать в дихотомиях «хороший–плохой», «черный–белый», «позитивный–негативный». Драматурги там исходят из амбивалентности человеческой природы, из сложности мироустройства и — ввиду этого — отсутствия предопределенности исхода. Американский и западноевропейский сериал вернул в нашу жизнь загадку, которую кинематограф массовый убил. Вот поэтому-то лично я не люблю комиксы и комикс-франшизы смотрю только из соображений профессионального свойства — они ведь существуют в рамках стандарта, страдают априорной предопределенностью и безысходно предсказуемы: там непременны герои, неизбежны их враги, герои спасают целый мир, и обязательно спасут. И весь интерес к этим фильмам строится лишь на ответе на вопрос, как конкретно они это сделают. И какие при этом режиссер, каскадеры, гример и костюмер придумают уловки, прыжки и кунштюки. И все. А кинематограф, как и литература, — форма погружения человека в опыт других людей. Которые сложны, неоднозначны и непредсказуемы

Мы драматически отстаем от создателей, например, американских сериалов, которые создают сложную, стереоскопичную и в этом смысле глубоко реалистичную картину мира. Где действуют сложные, неоднозначные характеры — противоречивые, многослойные, которых не описать в дихотомиях «хороший–плохой», «черный–белый», «позитивный–негативный». Драматурги там исходят из амбивалентности человеческой природы, из сложности мироустройства и — ввиду этого — отсутствия предопределенности исхода. Американский и западноевропейский сериал вернул в нашу жизнь загадку, которую кинематограф массовый убил. Вот поэтому-то лично я не люблю комиксы и комикс-франшизы смотрю только из соображений профессионального свойства — они ведь существуют в рамках стандарта, страдают априорной предопределенностью и безысходно предсказуемы: там непременны герои, неизбежны их враги, герои спасают целый мир,

ную, про Сталинград, немецкому офицеру хотелось сочувствовать больше, чем нашим. А все потому, что он более убедителен, и его личная трагедия больше цепляет

Во многом это, наверное, связано и с тем, что массовая аудитория отвыкла, ко всему прочему, от сложности качественной литературы. Если называть вещи своими именами, то русскую классику за пределами минимума школьной программы (просмотренной «по диагонали») не читают, качественную советскую литературу не читают тем более, про качественную европейскую и американскую литературу будто и не слышали. В результате современные российские зрители не привыкли к сложным характерам, к сложным ситуациям, к пониманию сложных обстоятельств жизни. У них нет опыта понимания сложности человеческой жизни вообще, сочувствия к человеку других убеждений, другого народа, другого происхождения, нет желания понять его психологию и его чувства. А ведь именно всему этому учит читателя (а потом и зрителя) настоящая литература. Ловя себя на сложном чувстве сопереживания отрицательному вроде бы персонажу, наш зритель раздражался, а не задумывался. Раздражался и шел писать гневный отзыв: «Ну, где это видано, чтоб в кино про Великую Отечествен

редь, была счастлива и бесконечно благодарна за то, что ее увезли от грязи, пота и всех этих ужасов ударного строительства в такую комфортабельную Швецию. Швед восхищался ее идеологической верностью, а она восхищалась салфетками, чистотой, скатерочками, старыми улочками. Из этой удивительной истории Эренбург делает вывод, что безумное счастье этой семьи было основано на невозможности говорить на одном языке, на полном непонимании друг друга