– К ночи так к ночи, – покладисто согласилась Митаюки-нэ. – Однако помните, ночи сейчас здесь светлые, солнечные. Хотя… сама об этом Матвею скажу. Идем, господин Ганс.
– Зови меня просто, без «господина»!
Матвей Серьга спланировал набег тщательно, не торопясь, пользуясь полученной от супруги информацией, подсмотренной ею в мозгах незадачливых дозорных. Всех трех парней старшой велел накрепко связать да оставить в хижине – убивать таких вот, почти детей, не хотелось.
Митаюки про себя фыркнула – вождь не должен проявлять слабость! Впрочем, сказал не убивать – значит, посему и быть. Она бы убила, наверное… а может, и нет. Правду сказать, юной колдунье не было до своих земляков никакого дела, у нее имелась своя конкретная цель – власть – к ней дева и шла, походя используя всех, включая собственного мужа. Живы ли останутся эти мальчишки-дозорные, будут ли убиты – какая разница? А чтоб наверняка не смогли добежать до своих и предупредить – наложить покрепче заклятье… чтоб спали вечным сном? Нет. Как вождь сказал, так и надобно делать, не следует прекословить по мелочам. А вот с туманом помочь надо было!
– Я напущу на селение мглу, – подойдя к мужу, Митаюки взяла его за руку. – Мы же пойдем следом. Ночи здесь сейчас светлые – лето, – а туман скроет войско.
– А как же в селении? – повернул голову Матвей Серьга. – Что мы там в тумане увидим-то?
– Там я мглу уберу, – колдунья поспешно убрала с лица усмешку. – Вот только придем, и…
– Добро!
Махнув рукой, атаман приказал казакам строиться и выступить в путь немедленно. И впрямь, раз ночи все равно светлые, так нечего их и ждать. Тем более супруга туман напустила.
– Это хорошо, что жонка нашего Серьги – ведьма, – продвигаясь по узкой лесной тропе, втихаря радовались ватажники. – Ишь, мгла-то впереди, а тут уж нас никакой дозор не заметит.
Лес постепенно становился все гуще, сосны и хмурые ели сменялись солнечно-желтыми липами, зарослями орешника, бузины и вербы. Склоняясь над узкими многочисленными ручьями, плакали ивы, иногда попадались кленовые рощицы и дубравы, на полянках, меж белоствольных берез, росли трехцветные лесные фиалки, лютеницы, ромашки и сладкий розовый клевер. Буйные заросли кипрея тянулись к солнцу всеми своими соцветиями, тут и там весело щебетали птицы, над головами казаков порхали разноцветные бабочки и синие стремительные стрекозы.
– Атамане!
Выскользнувший из кустов Кудеяр Ручеек прибежал с докладом от высланных вперед разведчиков. – Там озеро. Похоже, то самое, про которое…
– Понял тебя! – Матвей Серьга остановился и поднял вверх руку. – Ганс – обходишь со своими по левому берегу и, не доходя до деревни, ждешь. Мы справа пойдем, подадим знак трубою. Все ясно?
– Яволь, герр сублейтенант! – вытянулся по рейтарской привычке немец. – Будем ждать трубача. Как услышим – навалимся.
Матвей довольно кивнул:
– Так.
Ватажники шли налегке, без всяких пушек, даже пищалей взяли мало – берегли порох, которого уже почти что и не осталось. Зато почти у всех легкие и прочные кирасы, байданы, панцири, шеломы. А также луки, арбалеты, шестоперы, палицы… И острые сабли, конечно же, а самое главное – умение всем этим владеть, так, что любого вражину стошнило б кровью!
Густой туман реял впереди казаков крахмальным киселем, белесым, густым, непроглядным. Что там было за ним? Не ошиблась ли юная ведьма? Вдруг, да злобные здешние колдуны давно почуяли что-то неладное, затаились и готовы встретить незваных гостей острыми копьями воинов, градом стрел и ревом зубастых драконов величиной с крепостную башню?
Сопротивления почти не было. Явившиеся из густого тумана казаки казались бледнолицыми демонами, вырвавшимися из мрака долгой полярной ночи. Здесь, в поселке, их никто не ждал – надеялись на дозоры, а пуще того – на обереги. Заговоренные на крови великим колдуном Нгаром Сэвтя, они не подводили никогда, и не должны были бы подвести – в могуществе старого колдуна никто не сомневался. Однако, увы… Злая сила напоролась на другую силу, впрочем, с появлением врагов в селении Яранверг стало не до рассуждений.
Первым опомнился военный вождь Хасавато. Увидев вынырнувших из тумана бородатых воинов, явно не несущих никаких добрых чувств, Хасавато со всех ног бросился к дому воинов, созывая на бой, кто смог выскочить, не напоровшись на меткие казацкие стрелы.
С берега озера послышался утробный звук трубы. Туман быстро рассеивался, таял в свете двух солнц, прозрачною дымкою поднимаясь к небу. Страшных демонов становилось все больше, близ дома воинов завязалась скоротечная схватка, дела складывались явно не в пользу местных.
Матвей Серьга – сильный, плечистый, в сверкающей плоскими кольцами байдане и высоком татарском шеломе со стреловидным наносником – скрестил свою саблю с палицей старого воина Хасавато. Палица неожиданно оказалась крепкой, настолько крепкой, что клинок едва не переломился, правда, все ж таки выдержал, звякнул зло и упруго.
Отбросив саблю, Матвей ловко выхватил из-за пояса шестопер, оружие надежное, мощное, ничем не уступавшее усеянной острыми осколками камней палице поганого дикаря.
Удар! Палица и шестопер скрестились, глаза врагов вспыхнули ненавистью и самою лютою злобой.
– Со злом пришел – сам зло испытаешь! – щерясь, выкрикнул вождь. – О, великий Нга-Хородонг!
Проворно перехватив палицу левой рукою, Хасавато ударил врага в голову. Серьга чуть уклонился, палица, слегка чиркнув по шлему, угодила прямиком в правое плечо… Приятного мало! Выпустив палицу, рука атамана повисла плетью, вызывая звериную радость вождя… Теперь острием – в глаз! Хасавато так и сделал, с силою выбросив вперед укрепленный на навершье палицы острый шип. О, старый воин знал, как и куда бить! Вот только… Вот только не успел довести до конца удар. Быстро нагнувшись, Матвей Серьга живенько выхватил левой рукой засапожный нож и тут же ударил врага снизу, в печень.
Усеянная осколками камней палица выпала из ослабевших рук, старый вождь пошатнулся, застыл, словно бы наткнувшись на какое-то непреодолимое препятствие, и тяжело упал в траву. Лицом вниз.
– Вот и славно, – перешагнув через поверженного вождя, Матвей подхватил с земли саблю, обернулся – не нужна ли кому-нибудь помощь?
Да, похоже, что нет! Казаки управились с туземцами быстро, вот что значит – неожиданный натиск. Кто-то из молодых воинов лежал с пробитою головой, большинство же поразили стрелы и сабли. Поразили легко – доспехов на местных вояках не было, наверное, колдуны их не использовали вообще. А зачем? Чары, колдовство – вот лучшая защита.
– Семенко, Кондрат! Проверьте избу!
Указав острием клинка на приземистый, вытянутый в длину и крытый шкурой какого-то шипастого ящера, дом воинов, атаман перевел взгляд в глубь поселка, на маячившую за липами и рябиной страшную морду на вытянутой длинной шее. Опытный казак Матвей Серьга прекрасно знал уже – именно так колдуны украшают свои поганые капища… Да отец Амвросий уже бежал в ту сторону, азартно размахивая саблей. К нему на ходу присоединялись люди Ганса Штраубе – несколько молодых казаков и здоровущий Михейко Ослоп со своей огромной дубиною, от которой, уж точно, не поздоровилось бы любому местному волхву! Да что там волхву – пара совсем еще юных парней с копьями, внезапно выскочив из-за лип, ринулась богатырю наперерез… Эх, бедолаги! Михейко словно от надоедливых мух отмахнулся, этак походя, без всякой злобы. По голове не бил, и по груди тоже… так приласкал слегка… Оба парня, отлетев саженей на пять, так и остались лежать в траве, стонали. Пожалел их лихой казак Ослопе, не в полную силу ударил, кабы в полную – уже б не стонали.
– Господи Иисусе Христе!
Подбежав к капищу, отец Амвросий перебросил саблю в левую руку, правой же осенил себя крестным знамением и, обернувшись, махнул казакам:
– А ну, не робей, робяты! В самое чрево посейчас заглянем… Чую – там их поганое идолище! Там!
Про идолище знали все, все ж таки – не простое, а золотое! – всем хотелось ворваться в капище первым, в охотниках недостатка не было.
Правда, ушлый немец Ганс напомнил-таки своим, зачем шли. Ведь не за золотом… точнее – не только за ним.
– Ручеек, Ухтымко! И вы четверо! Вона туда, за мной идите.
Парни недоуменно переглянулись:
– А как же капище-то поганское?
– С капищем и без вас разберутся, – ухмыльнулся немец. – Доннерветтер, нам, окромя злата, еще и девки нужны. Там, за рощицей, домик… как бы не разбежалися!
– Ничо! – задиристо тряхнув чубом, расхохотался Кудеяр Ручеек. – Убегут – поймаем.
– Смотрите, как бы далеко бежать не пришлось!
Убежать девы сир-тя не успели. Да и не пытались, просто, ничего не понимая, укрылись в доме девичества, молясь великой праматери Неве-Хеге, надеясь отсидеться. Не вышло! Сбив с ног старую ворожею Хэхре-Минця, казаки ворвались в дом…
– Мать честная! Сколько ж тут девок-то! Полуголые все, срам…
– На улицу их тащите, – схватив за руку первую попавшуюся девицу, приказал Штраубе. – Там опосля их и будем делить… Я сказал – опосля!
Отвесив смачный подзатыльник кому-то из молодых казаков, уже успевшему по-хозяйски уложить в уголке хныкающую от страха деву, немец погрозил кулаком остальным:
– Ужо я вас! Терпенье-то поимейте, ага.
Главный колдун Яранверга великий Нгар Сэвтя – жилистый, осанистый, с кривыми ногами и морщинистым крючконосым лицом, – увидев бегущих к храму врагов, честно попытался остановить их, ударить по рыжим головам заклинанием, так, чтоб полегли все и больше уже не встали. Хорошее было заклинание, страшное и весьма действенное – от него закипала кровь! Вспомнив, всех богов, колдун торопливо разрезал ладонь жертвенным бронзовым ножом, зашептал, прикрыв глаза и раскачиваясь… Казалось, вот-вот – и бледнолицые дикари остановятся, упадут, корчась в страшных судорогах… вот-вот…
Но!
Старый шаман в изумлении приподнял брови. Нет, он-то сам делал все правильно, все так, как учили, но… страшное заклинание, идя к дикарям, вдруг зависло в воздухе, остановленное чьей-то неведомой силой! И не просто остановленное – отраженное, будь Нгар Сэвтя не столь опытным и сильным колдуном – корчился бы сейчас сам! А так – ушел, бежал, ничуть не стыдясь, ибо тот, кто обратил заговор против него, обладал куда более могучей силой! Бледнолицые колуны… кто они? Вообще, кто все эти люди? Откуда взялись, неужто они – злобная бледнокожая нежить, духи смерти из нижнего мира?
Впрочем, некогда гадать, когда надо действовать! Остановить, а если не выйдет – бежать в Даргаян за помощью… Да! Бежать.
Выбравшись через дальний выход, старый шаман бросился в заросли ив и орешника, что росли вокруг храма, там же проходила и тропа к лесу, а в лесу… в лесу, на берегу озера, паслись вкусные спинокрылы, щипали себе мирно папоротники и траву, лакомились личинками. Спинокрылы большие… и длинный хвост их на конце имеет большой шип! Пусть пока не едят траву, пусть почувствуют себя драконами, сильными и жаждущими крови!
Никем не замеченный, Нгар Сэвтя проворно прокрался к озеру. Оправдывая свое прозвище – Сэвтя – Зоркий, – спинокрылов он заметил еще издали – приземистых, толстоногих, с тупорылыми мордами и большим парусом-крылом на спине. Да-а… от ударов таких хвостов не поздоровится даже подземным духам!
– Хэр олг, хор олг, харам-ця… – несколько успокоившись, привычно клал заговор шаман.
Привычно – этими же словами спинокрылов отправляли на мясо, к забойщикам, и эти тупые, устрашающего вида, зверюги послушно шли… Вот и сейчас должны были идти. Только к забойщикам, не на мясо… теперь чужаки для них мясо… вернее, вкусная сочная трава! Ах, какая вкусная, куда вкуснее, чем даже та, что растет здесь, у озера. Сам бы ел, не отрываясь!
Колдун осклабился, поглаживая висевший на впалой груди круглый золотой амулет, усиливавший волшебную силу. Нгар Сэвтя и сам почувствовал голод, сильный и нестерпимый голод… который и передал настороженно поднявшим головы тварям. И тут же послал:
– Идите! Рвите бледнолицых чужаков в клочья, ешьте досыта белое мясо – траву сочную, вкусную, сытную…
Яшка Вервень – молодой казак от роду шестнадцати с половиной лет – почти сразу присмотрел себе деву: стройненькую красавицу смуглянку, с темными, сверкающими, словно звезды, очами. Отведя деву к остальным пленницам, больше никуда далеко не отходил, ошивался неподалеку, тем более что с селением, похоже, все уже было конечно. Никто не сопротивлялся, все уцелевшие жители покорно собрались на площади перед капищем, откуда казаки уже вытащили золотого идола – вполне себе увесистого, примерно в половину человеческого роста, с безобразной скалящейся рожей и вздыбленным мужеским достоинством, кое отец Амвросий старательно плющил подобранным где-то рядом камнем.
– Вот тебе, вот! – ударяя, приговаривал священник. – Во имя Господа нашего, Иисуса Христа! За-ради Богородицы-девы!
– Так его, святый отче! – посмеивались собравшиеся вокруг казаки.
Опираясь на саблю, второй атаман немец Ганс Штраубе искоса посматривал на согнанных к дальнему углу капища девок. Ничего себе попадались некоторые – сисястые, глазастенькие, с этакой обворожительно-томной пухлотой. Есть за что подержаться! Казаки тоже поглядывали на пленниц, облизывались, нетерпеливо дожидаясь, когда же, собственно, добычу будут делить?
– Делить будем, как и договаривались – в остроге! – дождавшись, когда священник управится с идолом, громко напомнил всем Матвей Серьга. – А кто забыл – тот у меня живо плетей отведает!
Казаки в ответ глухо зароптали, и Матвей, как человек опытный и жизнью не худо битый, несколько сдал на попятный, все ж разрешив «отпробовать девок»:
– Как токмо до стругов доберемся. Не забывайте, братцы – мы с вами в стране волхвов, расслабиться раньше времени боком выйдет!
– Слава Матвею Серьге! – тут же закричали те, кто помоложе.
– Хорошо сказал! Добре.
– Атаману слава!
Полетели вверх шапки, у кого были, Серьга же откровенно нежился в лучах славы – не каждому ватажнику вот так кричат! Хоть он и атаман-то только походный, а все же приятно!
– Слава атаману Матвею! Слава!
Скромненько держась позади мужа, довольно щурилась Митаюки-нэ. А ведь по ее все вышло! Ишь как кричат. Атаман Матвей Серьга – то-то! Вот так бы и дальше, а уж потом…
Никто и не заметил, как рядом, в рощице, вдруг послышался треск, никто не придал значения – враги-то уже были все побеждены, какого лешего еще ждать-то? А вот лешие и появились! Выскочили из рощи – тупорылые, с огромными, как паруса стругов, гребнями на спинах, с усеянными шипами хвостами!
– Это травоядные! – поспешно бросила Митаюки. – Спинокрылы. Они мирные вообще-то и вкусные…
– Ничего себе – мирные! – Матвей Серьга ахнул, увидев, как подскочивший ящер махнув могучим хвостом, разом смел с десяток казаков.
– А ведь они на нас нападают, парни! – поспешно отскочил в сторону Штраубе. – А ну-ка… кто ту с пищалями? Выходи!
Мало кто оказался с пищалями, пороха-то уже почти что и не оставалось. Четверо ватажников, правда, бросились по сторонам – заряжать, – да вот еще и сам немец сорвал с плеча хитрую «винтовальную» пищалицу, ту, что дал в сей поход головной атаман Иван Егоров.
А чем-то разъяренные спинокрылы тем временем махали хвостищами, а один даже тяпнул за плечо молодого казака Яшку Вервеня усеянной мелкими острыми зубами пастью!
– Ай, ай! Господи-и-и…
Скривившись от боли, юноша закричал, да, выхватив саблю, плесканул тварюгу по хитиновой морде… Словно по латам польского гусара ударил – никакого особого эффекта. Тут уж поспешили на помощь друзья, засунули сабли осатаневшему ящеру в пасть, разжали, уворачиваясь от хвостового удара…
Тут грянул выстрел – пущенная из винтовальной пищали (сам Ганс упорно именовал ее аркебузом) пуля угодила взбеленившемуся чудищу в правый глаз.
Обескураженно мотнув головой, ящер как-то жалобно курлыкнул, вздохнул, как вздыхает застоявшийся в хлеву нетель, подломив лапы, поелозил брюхом о землю… и испустил дух.
– Ух, коровища! – плача, причитал Яшка Вервень. – Хорошо всю руку не оторвала.
– Тряпки, тряпки давайте, православныя! Перевязать надоть… И кровь бы заговорить не худо. Митаюка-то наша где?
Хитроумная Митаюки-нэ сразу же поняла, что со спинокрылами что-то нечисто. Сойти с ума – так у них и мозгов-то для этого нету, не с чего и сходить. Заколдовал, наслал кто-то… Знать, не всех местных колдунов перебили… ну, да ничего, справимся!
Концентрируясь, юная колдунья вытянула руки в стороны разгулявшихся ящеров и быстро произнесла заклинание… Как и предполагала, наткнулась на преграду – слабенькие мозги спинокрылов были сжаты в кулак чей-то злой волею.
Не то чтобы распутать чужие чары не составило для Митаюки никакого труда, нет, попотеть все же пришлось, однако не столь уж и сильно. Местный колдун ставил заклятье торопливо, тем более сейчас он находился на расстоянии, далеко…
И все же, все же…
Прижавшись спиной к толстой, с теплой корою, ольхе, девушка, дочитав заклинание, в последний раз выбросила вперед руки… и, обессилев, съехала спиною по дереву, села в траву, вытянув ноги и тяжело дыша.
– Что с тобой, милая? – опустившись рядом на колени, Матвей Серьга ласково погладил потный лоб женушки.
– Хорошо все, – через силу улыбнулась та. – По-доброму. На спинокрылов глянь-ка…
И впрямь, шипастые ящеры, не интересуясь больше никем и ничем, мирно жевали травку, паслись, словно обычное стадо.
– Вот же коровищи… – опасливо промолвил кто-то из казаков. – Я б таких в свой хлев не взял бы!
– И я б не взял… – закинув «аркебуз» на плечо, с улыбкой отозвался Штраубе. – Я б лучше девок взял… и идолище златое.
– А и правда! – опомнились ватажники. – Может, пора уж и в обратный путь собираться? А, атамане?
– Давно пора. – Матвей кивнул, подтверждая. – Убитых прежде отпеть да похоронить с честью – с собой тащить не будем.
– Своих убитых, атамане? – уточнил дотошный священник.
– Знамо дело, своих.
– А с этим что? – понизив голос до шепота, отец Амвросий кивнул на согнанных перед оскверненным храмом местных. – Их бы крестить… да проповедовать некогда.
Атаман согласно склонил голову:
– То-то и оно, что некогда. Ладно! Девок с собой, а этих… кто тут остался-то? Старики да старухи, да тети малые. Казнить не станем, уж пущай как хотят живут.
– Слава атаману! – снова выкрикнул кто-то.
– Атаману Матвею Серьге слава!
– Люб, люб ты нам, Матвей!
То-то и оно, довольно подумала про себя Митаюки.
О проекте
О подписке